Железный лев. Том 4. Путь силы

Часть 1 Глава 1 // Пинг-понг и немного масла

Порой, приходится поступаться гордостью и делать то, что необходимо.

Энакин Скайуокер

Глава 1

1851, февраль, 2. Санкт-Петербург

За окном шёл снег.

Густо.

Прямо молочной стеной валил.

А здесь, в жарко натопленном помещении, летали и ползали мухи, нашедшие себе оазисы тепла. Много мух. И вот одна из них осторожно ползла по мундиру военного министра.

Лев же словно заворожённый смотрел на неё.

Вот Чернышёв неловко дёрнул головой, и насекомое подлетело, но лишь для того, чтобы почти сразу сесть обратно. Прямо на его залысину.

Осторожный взмах руки.

И новый пируэт, который закончился уже на кончике уха.

Муху тянуло к Чернышёву.

Отчаянно тянуло, словно там мёдом было намазано… или чем-то другим. Сам же граф боролся с желанием шлёпнуть князя по голове рукой или скрученной пачкой бумаг, чтобы уже облегчить его страдания. А местами, когда он открывал рот, и стулом. Ну, для пущего эффекта…

— … таким образом, — продолжал докладывать Дмитрий Алексеевич Милютин, — мы завершили сокращение армии и перевод её на новые штаты. А общая численность сухопутных войск уменьшилась до шестисот девяти тысяч человек, включая нестроевых.

— Тревожно… — нервно произнёс Николай Павлович.

— Государь, новое штатное расписание позволяет управлять куда лучше пехотой. За каждым взводом[1] закреплён младший обер-офицер, а при нём опытный старший унтер.

— В больших битвах это едва ли поможет.

— По опыту войны на Кавказе это чрезвычайно полезная вещь. Не всегда сражение идёт по плану. Поэтому очень важны командиры таких меньших подразделений. Заодно офицер лично отвечает за подготовку вверенных ему людей и их материальное обеспечение. Что идёт на пользу благополучия солдат, а значит, и их исправного поведения в бою…

Толстой слышал эти препирательства уже не первый раз. В исполнении разных людей. Поэтому позволил себе чуть откинуться на спинку кресла. Закрыть бы глаза и вздремнуть, но не получилось бы — Николай I сажал всех людей, заходящих к нему в кабинет так, чтобы их хорошо видеть. Каждого. Из-за чего они располагались по периметру гостевой зоны кабинета лицом к лицу.

А он контролировал, так как они получались, что на ладони. Он вообще любил контролировать… всё.

Новые штаты утрясали таким образом, чтобы количество корпусов и дивизий не поменялось, да и численность полков уменьшалось не сильно. Ради сохранения воинских традиций.

Заодно ввели в пехоте взводы и отделения, а у егерей ещё и звенья. Закрепив унтеров и младших обер-офицеров за вполне конкретными людьми[2]. Что Николай I принял спорно, но принял. Ему нравилось всё структурировать и упорядочивать, и это предложение выглядело «в тему». Однако опыт предыдущих кампаний не позволял однозначно оценить ценность такого деления для генеральных сражений. Вот Милютин и налегал на хозяйственно-административный аспект.

Что ещё?

Перешли на троичный принцип организации. Так в составе роты числилось три взвода, в батальоне — три роты, а в полку три батальона. Просто чтобы их облегчить численно.

Выше уже всё, конечно, уплывало.

Два полка собирались в бригаду, пара которых составляли дивизию.

Кроме того, был внедрён конструкт усиления: как штатного, так и временного. Так, например, в состав каждой пехотной бригады вводился кавалерийский дивизион для разведки и охранения. А на уровне дивизии — артиллерийский полк, ещё один кавалерийский дивизион и сапёрная часть. Оно и раньше встречалось, но не было оформлено как принцип и употреблялось по случаю и с иной моделью подчинения.

В общем и в целом именно организационно новые штаты выглядели куда более современно и прогрессивно. Местами опережая даже наработки Первой мировой войны. Став во многом являясь эхом многочисленных и переписок Льва Николаевича и Милютина. В том числе выраженные в паре десятков командно-штабных игр, проведённых, частью по переписке…

— А вы что думаете, Александр Иванович? — поинтересовался император у военного министра князя Чернышёва, который пока ещё занимал этот пост. Формально и номинально, так как уже всем заправлял Милютин, но всё же. И весь доклад своего зама, комментировал его едкими замечаниями. Местами по делу, но в целом — просто бурчал. Бессистемно. Вот Николай Павлович и предложил ему высказаться.

— Я в этих перестановках ничего не понимаю. — пожал он плечами. — Кавалерию изменения коснулись мало. А по пехоте и полевой артиллерии мне добавить или возразить нечего.

Причём он произнёс это всё таким тоном, что Николай Павлович аж скривился. Друг-то друг, но его отношение к вопросу очков ему не добавляло. То есть, он, очевидно, не проходил испытание неудачей. Пока он был на коне, пока в зените славы — сверкал. Как замаячила отставка — скурвился и повёл себя отвратительно, раскрываясь с совсем незнакомой и непривычной стороны.

Пил.

Много пил. Совсем забросив дела. И это уже даже на лице отражалось. Отчего вид он приобретал всё более жалкий.

Император же давал ему шансы раз за разом проявить себя. Надеясь найти зацепку и оставить его на посту. Но тот сам себя топил. Вдумчиво и методично. Другой захочет — так не сможет…

— У меня вопрос, — произнёс граф Строганов, тесть Толстого, который руководил парками резервной артиллерии, — по новым штатам в каждой пехотной дивизии подразумевается артполк о шестнадцати орудиях. Их откуда будут брать?

— Изымать из штатов артиллерийских дивизий. — чеканно ответил Милютин. — Мы их пока перекроим в тяжёлые полевые полки, просто оставив в них уже имеющиеся батарейные орудия.

— Слава Богу, — вполне искренне перекрестился Строганов. — А то я подумал, что из запасов. Если что сразу говорю — на хранении в основном устаревшие системы и они едва ли пригодны для вооружения действующей армии.

— Странное решение это разделение, — покачал головой Чернышёв. — Это ведь затрудняет управление артиллерией.

— Наоборот, облегчит, — возразил Милютин. — По факту лёгкая артиллерия и так почти всё время придана полкам и дивизиям. Поэтому было бы разумно их командованию её и подчинить. Пока на дивизионном уровне.

— Пехотным генералам дать пушки? — усмехнулся Чернышёв.

— Дать артиллеристов с пушками.

— В большом сражении пушки всё равно нужно концентрировать в кулак. Какой толк от этих удобств? — усмехнулся Чернышёв.

— Батарейные пушки, Александр Иванович. Батарейные. Толку от лёгкой артиллерии в такой концентрации никакого. Они должны сопровождать дивизии огнём и колёсами. Опыт французской войны показал чрезвычайную пользу конной артиллерии. Легкая артиллерия в боевых порядках пехоты критическим образом повышает её устойчивость и силу.

Военный министр замолчал.

Заметил, наконец, выражение лица императора, и замолчал, хотя явно собирался дальше поспорить. А Николай Павлович, чуть побуравив его взглядом, сменил тему:

— Лев Николаевич, а как у нас обстоят дела с заказанные моим братом[3] четырехдюймовыми пушками?

— Я изготовил их в трёх вариантах. Первый — с бронзовым стволом. Простой в изготовлении, но живучесть низкая и другой тип снарядов. Второй — кованный из железа ствол, ну… из мягкой стали. Третий — из ковкого чугуна. Но с ним возникли большие проблемы.

— Вы же освоили литьё пушек из него. — удивился Михаил Павлович.

— Восьмидюймовых. А тут из-за меньшей массы начались сложности. Сейчас мы отрабатываем два новых способа литья: ротационный и с жидким сжатием. Но это перспектива нескольких лет. Время нужно для опытов.

— Война на носу, — хмуро произнёс император. — Если прямо сейчас делать, чтобы вы предложили сами?

— Кованую. — почти без промедления ответил Лев. — По двум причинам. Она даёт в разы большую живучесть и дешевле бронзовой. Ну и её можно будет запускать в производстве в параллель с изготовлением морских. Ну, почти в параллель.

— Поддерживаю. Мне это нравится, — подался вперёд Лазарев.

— Как быстро и как много вы сможете производить эти новые пушки? — спросил император, чуть покосившись на адмирала с едва заметной усмешкой. Доброй.

— Государь… я не могу пока сказать. Нужно цех ставить и пробовать. Летом, если всё нормально, отвечу.

— До конца этого года на два-три корпуса пушек дадите? — осторожно спросил Милютин.

— Там по шестнадцать на корпус?

— Да.

— Попробую. Ничего не обещаю, но попробую. Там ведь ещё выпуск снарядов нужно ладить. Сколько из расчёта на ствол? Пять сотен для начала?

— И мы их примем без испытаний? — вновь влез Чернышёв.

— Да. — холодно и жёстко произнёс Николай Павлович, посмотрев в упор на своего друга.

Бывшего друга.

В принципе, военный министр был прав. Испытания нужно провести. Однако он спросил это настолько неудачно, что… этот день был последним для него в должности… оно стало просто последней каплей, соломинкой, которая переломила хребет верблюду.

— Государь, — попытался сменить тему и разрядить напряжённость, вкрадчивым тоном подал голос Строганов, — Лев Николаевич в частных беседах предлагал кое-какие небольшие улучшения к новым штатам. В развитие их.

— Да? — нехотя произнёс Николай Павлович, с трудом отрывая уничтожающий взгляд от Чернышёва и переводя на графа. — Говорите открыто. Что это за улучшения?

— Кхм… — чуть запнулся Толстой, впервые столкнувшись с этой стороной Николая. Заодно поняв, почему там, в 1825 году он всё ж таки сумел удержать власть. И почему его правнук и тёзка не годился ему даже в подмётки в этом плане. — Перевооружение на нарезное стрелковое оружие неизбежно. Я слышал, что французы и англичане им уже озаботились в полный рост. Поэтому я предлагаю нам тоже тем же заняться, но войска им насыщать не по чуть-чуть размазывая, а сразу по полкам целиком. И вместе с тем проводя небольшие трансформации. А именно два батальона переводить на штаты егерских, третий же — в гренадеры, оснащая штурмовой кирасой и гранатами.

— Кирасой? — удивился император.

— Опыты в Казанском университете показали, что из тигельной стали с особыми добавками можно получить нагрудник массой шесть-семь фунтов[4], способный держать даже пулю штуцера.

— А цена?

— От пять до десяти рублей. Но если ввести такую кирасу, хотя бы нагрудник, и металлическую каску, то мы сможем сильно снизить потери от стрелкового огня, шрапнели и картечи на излёте. Ну и белого оружия.

Чернышёв нервно усмехнулся, впрочем, промолчав. Граф же продолжил.

— Сначала один батальон гренадеров к двум егерским. Потом, по мере производства нагрудников, два к одному.

— Нас же засмеют! — не выдержал князь.

— Вот как победят, так и пусть смеются! — излишне резко ответил Толстой. — Это статистика. Кираса защищает примерно половину силуэта пехотинца. Что позволит вдвое сократить эффективность вражеского стрелкового огня. Как итог — выходя в поле один к одному, мы будем иметь существенно меньшие огневые потери. А значит, боевую устойчивость и результативность своего стрелкового воздействия.

— Хочу заметить, Государь, — встрял Милютин, — это предложение графа позволит не переучивать войска. Мы можем сохранить построения в линии, выводя егерский батальон рассыпным строем перед гренадерами, подготавливая их наступление или обеспечивая поддержку.

— Да? — как-то с сомнением переспросил император.

— Да. Вполне.

— Государь, — произнёс Толстой. — Я могу прислать сотню нагрудников и касок. Их можно будет надеть на чучела и обстрелять из штуцеров да ружей шагов со ста. А потом сравнить с сопоставимым поражением по щитам с силуэтами.

— Хорошо, так и поступим. — кивнул Николай Павлович. — Что-то ещё?

— Нужна морская пехота. Очень нужна. — продолжил Лев. — Специально обученная к десантированию с кораблей. Если потребуется, вплавь. Война планируется с сильным акцентом на акваторию Чёрного моря, поэтому специально подготовленные силы для быстрых десантных операций дадут нам фундаментальное преимущество. В идеале ещё и специальные десантные корабли завести, позволяющие перевозить солдат и быстро их выгружать, в том числе на необорудованный берег. И канонерские лодки для огневой поддержки таких операций.

— Петровские традиции! — оживился Лазарев.

— Вы тоже думаете, что это нужно делать? — обратился император к адмиралу.

— Безусловно! — решительно ответил он.

— Простой пример, — тут же поспешил пояснить Лев Николаевич. — Вот у нас есть береговая батарея. Обычно подходили корабли и подавляли её огнём. Но если у неё нет сильного прикрытия сухопутного, то можно в нескольких милях высадить десант такой морской пехоты. И она, совершив быстрый марш-бросок, атакует батарею с тыла.

— Это может заставить противника раздёргивать свои силы на защиту береговых батарей. — поддержал идею Милютин.

И завертелось.

Потом коснулись егерей и гренадеров — их тактики и снаряжения.

Как итог — на графа Толстого упало несколько десятков задач. Самых разнообразных. Император с удовольствием погрузился в мелочи, стараясь не смотреть на явно раздражающего его Чернышёва. А тот… совсем страх потерял. И на совещании догадался достать фляжку и приложиться. Что все заметили. Вообще всё. Включая Николая Павловича.

А вот Льву Николаевичу стало грустно.

И жалко.

Раздражение ушло. Вместо него пришла жалость. Особенно после этого неуместного глотка из фляжки…

[1] Взводов в практике Русской императорской армии не в 1851 году не было, это нововведение.

[2] В это время командир роты имел в подчинении несколько обер-офицеров, которые не командовали какими-то подразделениями, а выполняли его поручения. Старая, сложившаяся ещё в раннее Новое время практика. С унтер-офицерами тоже имелась определённая путаница, хотя и меньшая. Что было связано с фактическим отсутствием устойчивого разделения роты на малые подразделения. Да, имелись плутонги, но они были не административными подразделениями, а элементами построения в бою: первая и вторая шеренга линии, которая образовывалась ситуативно.

[3] Михаил Павлович в оригинальной истории умер 28 августа 1849. В этом варианте истории Николай I отправил брата на корабле инспектировать владения в Америке. Тут вынужденно отдохнул вынужденным бездельем. Как итог немало поправил здоровье. Как итог — на начало 1851 год он был всё ещё жив.

[4] 6–7 фунтов это 2,7–3,2 кг.