Железный лев. Том 4. Путь силы

Часть 3 Глава 7

1853, август, 12. Вена

Франц-Иосиф взял с подноса свежую газету — новенькую Pester Lloyd[1]. С удивлением обратил внимания на заголовки.

Хмыкнул.

И углубился в чтение интервью.

Низкого и подлого жанра, как считали в Европе, но русские и в первую очередь этот граф, очень его полюбили последние годы. Более того, у него редкое интервью не заканчивалось скандалом.

Это ценно.

Это вкусно.

Это кайзер любил…

— Лев Николаевич, мне сказали, что именно вы виновник двух славных морских побед, одержанных над численно превосходящим противником. Что вы чувствуете?

— Помыться бы. Очень испачкался. И форму надо новую сшить.

— И всё? Неужели больше вас ничего не тревожит? Такая победа!

— Идёт война. На империю напали варвары. Я как верный солдат императора вступил с ними бой. Победил. Бывает. Что я должен чувствовать особого? Дело сделано. Это как спрашивать, что чувствует солдат при выстреле в противника. Хороший солдат ощущает только отдачу, ну и запахи.

— Вы сказали варвары, говоря о французах и англичанах. Как же так? Вы назвали варварами подданных королевы Виктории и императора Луи-Наполеона?

— Именно так я и сделал.

— Но почему⁈

— Потому что они не знают русского языка и говорят на какой-то тарабарщине.

— Что⁈

— А вы, любезные, разве не знакомы с прямым значением этого слова? Древние эллины называли варварами всех, кто говорит на ином, непонятном языке. Я, конечно, свободно владею и английским, и французским, и немецким, на котором, к слову, мы с вами беседуем. Но это ничуть не мешает мне считать варварами всех, кто не говорит по-русски.

— А разве других смыслов в это слово вы не вкладываете?

— Вы хотите с иначе рассмотреть это вопрос? Можно. Что делают англичане с французами в своих колониях? Просто и бесхитростно грабят местное население. Как варвары.

— Но разве римляне делали не так?

— Не без этого, конечно. Грабежи, можно сказать, одна из естественных форм товарного обмена. Но римляне не только этим занимались. Всюду, куда они приходили, за ними тянулись дороги, акведуки, нормальные города и прочие блага цивилизации. А что несут захваченным землям англичане с французами? Только боль, страдания, разрушения и смерти. Какая от них польза человечеству? Чем с точки зрения небесного мандата они оправдывают свой грабёж? Ничем. Обычные дикари и варвары. Бремя белого человека, то есть, непосильная ноша, которую приходится человечеству тащить на дрожащих от перенапряжения тоненьких ножках.

— Очень образно! И жутко!

— И честно. Эти варвары убивают людей на потеху своей чёрной души. Англичане, к примеру, собирают сушёные головы маори. Вдумайтесь! Эти христиане, пусть даже и только на словах коллекционируют отрезанные головы людей. Словно их дикие, примитивные предки. Блеск цивилизации явно прошёл мимо, не затронув их чёрные души.

— Не все англичане.

— Не все. Но вы же понимаете, что державу направляют элиты. И от того, насколько они компетентны и адекватны, зависит объективная оценка этого государства.

— Так вы настаиваете на том, что они варвары?

— Без всякого сомнения. Русского языка не знаю, императора не уважают и творят чёрт знает что. Натуральные дикари. Фу такими быть!

— Но злые языки говорят, что вы, Лев Николаевич, тоже француз. Неужто и себя к варварам причисляете?

— Если злые языки говорят, то у них и спрашивайте. Я тут при чём?

— Вы разве не слышали, что род Толстых считают выжившей ветвью Меровингов?

— Слышал. Но какая связь? Меровинги это франки, то есть, германцы. Французы же — это романизированные кельты, также известные как галлы. А также те народы, которые растворились в них через ассимиляцию.

— Интересная позиция. Я никогда на этот вопрос так не смотрел.

— Обращайтесь. Я люблю ломать шаблоны.

— Я могу понимать ваши слова, как признание того, что Толстые — это потомки Меровингов по прямой мужской линии?

— Я этого не сказал. Я указал на ошибку в вашей тезе. Называть Меровингов французами сродни именовать Гийома Нормандского Вильгельмом Завоевателем. Он, скажу вам по секрету, не знал ни единого слова на староанглийском. Да и зачем? В его понимании это был язык завоёванной черни.

— Хлёсткие слова!

— Честные. Как вы, я думаю, уже заметили, я люблю позволять себе роскошь говорить правду. В XI веке англосаксонские племена и остатки кельтов завоевали романизированные датчане из Нормандии. С тех пор английский стал языком черни. Поднял он голову в XVI веке, когда он превратился основное наречие пиратов. Просто в силу того, что три пирата из четырёх в Атлантике говорили именно на нём. Дальше, он превратился в язык самых массовых работорговцев и наркоторговцев. Как вы видите — уже добрую половину тысячелетия с английским так или иначе связаны боль, страдания и несправедливость. Удивительный язык!

— О! Истории о том, как вы ненавидите англичан, давно стали притчей во языцех!

— О нет, что вы. Я к англичанам отношусь хорошо. Особенно к молодым и симпатичным англичанкам. Ненавижу я их элиты, которые поддались искушению Лукавого и несут его волю человечеству.

— Вы не боитесь бросать такие обвинения?

— А что они мне сделают? Отправят убийц? Так, они уже отправляли.

— Убийцы⁈ Я помню это скандальное дело! Но разве там виновным оказалось английское правительство?

— Вы считаете, что посол Великобритании живёт сам по себе? Он глава разведывательной сети, собирающий сведения, вербующий сторонников и занимающийся организациями ликвидаций.

— О!

— А что вас удивляет? Или вы думаете, что в Берлине мост взорвали нищие рабочие, самозародившимся у них порохом?

— Невероятно! Неужели у вас есть доказательства?

— Они есть у каждого думающего человека. Всё же на виду.

— Даже так? Но как?

— Сначала нужно ответить на вопрос: «кто мог». Это сузит круг подозреваемых. Что мы имеем? Большое количество пороха, которое нашли на месте. Это же очевидно, я надеюсь?

— Его могли привезти.

— Не могли. Никак не могли. Провести через бунтующий город столько бочек пороха, значит, привлечь всеобщее внимание. О нём бы говорили все. А тут — молчок.

— Ну, конечно же!

— А кто мог добыть на месте много пороха и скрытно доставить его на лодках под мост? А потом провести провокацию, благодаря которой королевская семья и ближайшие родственники поспешили оставить столицу. Как вы понимаете, только тот, у кого есть обширная агентурная сеть и влияние на крупных чиновников в Берлине.

— Неужели вы имеете в виду министра-президента Пруссии [2]?

— У нас есть три силы. Первая — упомянутый вами министр-президент. Вторая — Габсбурги, которые традиционно очень сильны в дипломатии и давно ведут борьбу с Пруссией за влияние в германских землях. Третье — Великобритания. Франция в таких делах не игрок, а Святой престол весьма слаб в протестантских землях.

— Вы назвали Габсбургов, но зачем им это делать?

— Погодите. Теперь второй шаг. Ответьте на вопрос: Кому из этих трёх фигурантов выгодна гибель королевской семьи?

— Даже не знаю. Это настолько ужасное дело, что мне и подумать о нём страшно.

— Ну, смотрите. Министр-президент либерал и презираем военными и прочими приличными людьми. А белая кость в Пруссии чрезвычайно сильна. И этот человек вылетит из власти сразу, как только потеряет поддержку короля. Насколько мне известно, Альбрехт Прусский испытывает постоянное давление, и ему стоит немалых усилий сохранить этого министра-президента.

— Возможно. А Габсбурги?

— Они могли бы, но им сейчас не до этого, да и невыгодно.

— Могли бы?

— Сколько они воду мутили в русской Польше? Руку поди набили и устроить маленький взрыв едва ли бы затруднились. Но, повторюсь, Габсбургам сейчас это невыгодно. Им нужны союзники против венгров. А Пруссия и Россия — это те страны, которые входили в Священный союз и мог ли бы защитить от революций.

— Но Россия же отказалась!

— Россия поставила своим условием честность. Мы стоим за традиционные, консервативные ценности. И император охотно бы поддержал Австрию, если бы она, прося помощи, не пыталась угодить ещё и либералам. С Пруссией такой вопрос едва ли возник бы. Она более податлива.

— Остаётся Великобритания…

— Да. Остаётся Великобритания. Которая и не скрывала того, что каскад потрясений 1848 года в Европе — её рук дело. Та самая Великобритания, которая организовала убийство Павла I, который решил дружить с Наполеоном.

— Да вы что⁈

— Это давно секрет Полишинеля. Как и то, что организация Великой французской революции, дело рук англичан с первейшей целью разгромить первый флот в мире. Изнутри. Руками собственных городских сумасшедших. Что, к слову, было ответом на организацию французами восстания в североамериканских колониях Великобритании.

— Вы какие-то ужасы рассказываете.

— Мир полон чудес. Просто эти чудеса порой совершенно ужасны. И за ними тянется шлейф из трупов и крови. К слову, ваше восстание венгров также дело рук Лондона.

— И тут он! Мне кажется, у вас какая-то особая мания — вы везде его видите. Например, какой смысл Великобритании организовывать убийство королевской семьи Пруссии? Она же искала в ней союзника в войне против России!

— Это верно. А теперь представьте, что она этого союзника в Пруссии не нашла. Представьте, что одна из сильнейших армий Европы решила в этой войне встать на сторону русских. Как? Все кусочки мозаики встали на своё место? «Могла» и «хотела» в таких делах означает «сделала». Тем более что альтернативы всё равно нет.

— А Франция? Вы же сказали, что они организовали восстание в английских колониях.

— Старая Франция. Потом её дерзали долгие годы революционных потрясений и Наполеоновских войн. И сейчас она больной человек Европы.

— Ужас! Просто ужас! Но, Лев Николаевич, давайте вернёмся к вопросу, который волнует наших читателей в первую очередь. Ответьте, Толстые действительно ветвь Меровингов?

— Здесь и сейчас я русский офицер. Всё остальное дело десятое.

— Невероятно!

— Ave Imperator! Ave Imperium!

— Вы не желаете отвечать?

— У нас сегодня какой год?

— 1853 от Рождества Христова.

— Вот! Ну какие Меровинги? Даже если это так, то какой вообще во всём этом смысл? Я недавно организовал общество поборников научно-технического прогресса, назвав его братством стали. Вот это меня волнует. Прокат рельсов заботит. Добыча угля. А Меровинги? глупости это…

Франц-Иосиф отложил газету.

Этот дерзкий, резкий и вызывающий стиль Льва его раздражал. Сильно раздражал. Почти бесил. Но и веселил безмерно. Он даже невольно улыбнулся, представив, КАК от этой статейке будет выкручивать Викторию и Луи Наполеона. Особый смак ситуации придавал тот момент, кто это говорил. Да ещё и в контексте совершенно разгрома англо-французского флота.

Наконец, правитель Австрии позвонил в колокольчик. И уже через полчаса перед ним стоял его министр иностранных дел.

— И как это понимать? — кивнул кайзер на газету со скандальным интервью. — Это же ваших рук дело.

— Да, разумеется.

— Зачем её напечатали?

— После поражения под Севастополь Лондон стал прикладывать все усилия для сбора сухопутной коалиции против России. У него много способов это сделать. Втянув и нас в задуманную ими мясорубку. Так что я должен был сломать саму логику этой игры.

— Чтобы англичане с французами начали выяснять отношения? — усмехнулся Франц-Иосиф. — Обвинение в организации революции ради разрушения флота — это сильный ход. Тем более теперь.

— Лев отчаянный человек. — пожал плечами министр иностранных дел.

— И удачливый. Такая победа! Как там флот Англии и Франции? Где он сейчас?

— На своих базах, полагаю. — улыбнулся министр иностранных дел.

— Сильно его потрепало?

— Оба флагмана потоплены. Сверх того, семь кораблей первого ранга, одиннадцать второго и сорок два фрегатов с пароходами. Часть из них затонули, не выдержав переход до проливов. Не считая потерь, которые англичане с французами понесли ранее у Севастополя, у Синопа и Кронштадта. Кроме того, буквально сегодня утром пришло сведение, что небольшая английская эскадра у Петропавловска на Камчатке утоплена целиком. Там было два фрегата и корвет.

— Их же просто режут как свиней.

— Так и есть. Русские пока не потеряли ни одного корабля.

— Эти броненосцы… Вы что-то выяснили о них?

— Только общие сведения. Мы прикладываем все усилия для этого. Даже обратились к Николаю с просьбой.

— И что же он ответил?

— Пока ничего. До конца войны, едва ли он станет такими сведениями разбрасываться.

— То же верно. Полагаю, вы правы. Что-то ещё есть интересное с этой войной?

— Кавказский фронт посыпался. Его ведь снабжали по морю, и у турецких солдат просто стал заканчиваться провиант с боеприпасами. Позавчера русские высадили десант — тех самых лютых казаков, что обороняли Синоп. Только теперь в Трапезунд. Они зашли туда совсем без боя.

— И зачем?

— Чтобы упредить отступающих турок. Сейчас там, по моим сведениям, разворачивается полноценная дивизия. Для обороны города её излишне, поэтому весьма вероятно русские планируют окружение отступающих турок.

— Кстати, а что англичанами и французами, взятыми в плен под Севастополем?

— Их своим ходом переводят куда-то на восток. Возможно, в Сибирь.

— В Сибирь⁈ Но зачем⁈

— Это инициатива Льва. Император их всех отдал ему.

— Боже! Ну что за неугомонный человек!

— И острый на язык!

— О да… разложил он англичан с французами крепко. Только непонятно — зачем? — задумчиво спросил кайзер.

— Чтобы ему корону никто не решился предлагать.

— Ему⁈ Корону⁈

— В Риме обсуждается вопрос о том, чтобы признать то изыскание законным и правомерным для рода Толстых. После того как у Луи Наполеона ничего не вышло с этой войной, многие в Париже задумаются — почему.

— Не думаю, что этот шаг ему сильно поможет. Он же просто сказал правду.

— А кому она нужна? — улыбнулся министр иностранных дел.

— В поисках виновных? — встречно улыбнулся кайзер…

[1] В оригинальной истории Pester Lloyd начала выходить с 1 января 1854 года. Но тут ситуация с ней несколько ускорилась.

[2] В те годы главой правительства Пруссии был министр-президент. Канцлером он стал называться позже.