1853, август, 13. Босфор
Вечерело.
Демир стоял на часах и грустно смотрел на Чёрное море. Немного тревожное, но не более обычного в это время года.
Война с русскими опять складывалась неудачно. И здесь, в округе Стамбула, настроения были мрачные… скорее даже пораженческие.
Этот форт стоял не в самом проливе, а чуть в стороне. Недалеко от пляжа Кумкей, прикрывая каскад укреплений Босфора на европейском берегу. Поэтому ему и не удалось увидеть то, как убегал побитый англо-французский флот.
Ему рассказывали.
Им всем.
И это было эпично!
Где там правда, а где вымысел? Поди угадай. Но факт оставался фактом — союзники сбежали. И теперь туркам опять приходилось воевать один на один с русскими. Чего лично ему хотелось меньше всего. Ведь и отец, и дед рассказывали о былых войнах, которые каждый раз заканчивались печально.
Раз за разом.
Что на суше, что на море. Ни крепости не помогали от русских, ни отличные, просто блистательные корабли. Порой доходило до совершенно ужасного, когда поражение войскам султана наносили многократно уступающие в численности войска. И тут, в этой войне, всё, пошло как обычно — через одно место, то есть.
Синоп взят.
Османский флот практически полностью уничтожен в двух сражениях. А его остатки сидя как мышь под веником в Мраморном море, боясь высунуться за батареи в Чёрное.
Кавказский фронт, как он слышал, совсем плох. Об этом старались не болтать. Но неделю назад отец приезжал и привозил домашней еды. Вот и рассказал. Брат матери на маленькой юркой лодочке возил припасы вокруг Синопа, стараясь проскочить его по ночам или вообще, огибая у русских берегов.
Верить ему или нет — дело десятое, но его слова вгоняли в тоску. Шутка ли? Голод в войсках и острая нехватка пороха. Оборона сыплется. А русские малыми отрядами совершают осторожные вылазки, потихоньку улучшая свои позиции и вынуждая турецкие войска отходить практически без боёв.
Что дальше?
Курды, как передавала сестра, живущая в Сирии, тоже неспокойны. По её словам, целые провинции более не контролируются людьми султана. Там восстание. Хотя официально про него никто не говорит. Молчат. Но дело страшное. Даже его разумения хватало, чтобы понять: Египет не устоит от соблазна и снова провозгласит независимость.
Что дальше?
В то, что русские слабы, как часто им тут все болтали, он не верил. Не атакуют? Да. Но почему? Вон с Синопом, как вышло. Казалось бы — один удар и целый театр военных действий упал им в руки. Это не слабость. Это отнюдь не слабость. Теперь ещё этот разгром англо-французского флота. Если хотя бы половина из того, что про него болтают — правда, то всё пропало…
— Чего ты киснешь? — спросил Доган подойдя.
— А чему радоваться?
— А чему горевать? Война далеко.
— Думаешь, в этот раз не дойдёт? Мой отец в прошлую воевал. Он говорит, что русские до Стамбула почти дошли.
— Нам-то что? Где Стамбул, а где мы? Его в любом случае защищать иные будут. А мы либо победим вместе со всеми, либо также — проиграем.
— Сдадимся?
— А ты полагаешь, что наш старик так уж рвётся в бой? — хохотнул Доган.
— Кто его знает?
— Чтобы ты знал, он крупную сумму заплатил за то, чтобы сесть тут — в один из самых тихих фортов державы. Просто так? Кроме контрабанды, конечно. Притом в канун войны. Явно что-то знал.
— Отчаянный он.
— Отчаянный, да, — покивал Доган, откровенно скалясь. — Никогда не встречал никого, кто также отчаянно и беззаветно любил деньги.
— А откуда он переводился?
— Откуда-то с Кавказа. Он там состояние и сколотил на контрабанде. Но я тебе это не говорил. Если что — всё буду отрицать.
— Понимаю…
Слово за слово, сплетня за сплетню просидели битый час. Под конец же беседы Демир совсем успокоился и уже улыбался. Его кислое лицо и самого Догана вводило в тоску, вот и решил расшевелить немного. Точнее, отвлечь.
— Что у вас здесь происходит? — раздался голос командира, который поднимался к ним на бруствер.
Вынырнул головой и замер, уставившись в море. Не парализованный, но крайне встревоженный и бледный. Эти двое обернулись и ахнули. Оказалось, что они прозевали подход флота. Русского, разумеется. Сейчас в Чёрном море другого не имелось. И вот он максимально быстро шёл к пляжу, активно дымя трубами.
Но боя не случилось…
— Что? Стрелять⁈ — кричал комендант, подбежав к начавшей наводиться артиллерийской батарее. — Вы с ума сошли⁈
— Но… — обалдел её командир.
— Никаких «НО»! Вы разве не слышали, что случилось с Синопом? Часа не прошло, как русские разнесли в пыль все их батареи. Часа! Слышите меня⁈ А там у них были ещё старые пушки. Эти же… и говорить нечего!
— Но это наш долг!
— Ваш долг⁈ — взвился комендант. — Собака плешивая! Твой долг служить султану, а не глупо и бесполезно сдохнуть! Там корабли, которые разгромили объединённый флот англичан и французов. Они непробиваемы для наших пушек! НЕПРОБИВАЕМЫ! Мы просто из своих малышек подымим, а они нас тут всех с землёй перемешают!..
Уговаривал комендант не очень убедительно, но никто особо и не рвался геройствовать. Русские же тем временем спокойно добрались до пляжа, высадили передовую партию и неспеша подошли к форту. Вошли в него походной колонной. И также чинно приняли капитуляцию.
Красиво.
Чуть ли не ритуально.
И только совсем глупый не понимал, что с этим делом всё нечисто. Особенно когда комендант начал общаться с офицером КГБ словно старый знакомый.
Впрочем, солдатам было не до того.
Их разоружили, связали и посадили группами под охраной каких-то до зубов вооружённых солдат. Пока с кораблей выгружалось тяжёлое вооружение и обозы. Но мучать не мучили. Покормили. Что потом они с особым теплом вспоминали, узнав, чем закончились дела на других укреплениях…
Ни Демир, ни Доган никогда не видели таких солдат. Форма-то ладно, она всякая бывает, хотя тут сразу бросалось в глаза качество пошива и материалов. Добротность. А вот то, чтобы каждый стрелок нёс кованный шлем и кирасу — диво. Причём видно — нагрудник крепкий. В такой из пистолета бить — пустое. Да и из ружья, пожалуй, тоже. А оружие у них какое? Никто из турецких солдат о таком не слышал даже. Но самое интересное — у каждого бойца на ремне слева висел небольшой подсумок с красным крестом. Как потом оказалось — индивидуальная аптечка.
Сильно потом.
Сейчас же пленники смотрели на эти кресты и думали только о крестоносцах. Ведь истории и легенды о возрождённых тамплиерах ходили и тут — в Османской империи…
Впрочем, темнело быстро и довольно скоро стало не разобрать ничего. На утро же следующего дня начался второй этап операции, а турецкие солдаты обнаружили с удивлением в форте обычную русскую пехоту.
Элитные же части оказались задействованы куда интереснее.
Ни свет ни заря в Босфор вошли броненосцы и начали шуметь. Стреляя по укреплениям. Но так — больше для проформы. Чтобы личный состав крепостей и батарей был увлечён ими.
С тыла же тем временем их атаковали высадившиеся накануне бойцы. На европейском берегу — бригада морской пехоты. А на азиатском — казаки Бакланова. Его за Синоп повысили до генерал-майора, подчинив не только свой нынешний 17-ый казачий полк, но и старый 20-ый. Упаковав по полной программе, то есть, доведя до уровня морской пехоты.
Тут были и винтовки Шарпса, и револьверы, и штурмовые кирасы, и стальные шлемы, и ручные гранаты, включая специальные шашки вроде дымовых. Всё. Вообще всё, что можно было найти и было полезно — выдали.
Морская пехота была выдрессирована, конечно, куда лучше. Но и целей ей предстояло вскрыть побольше. В целом же, турки особой разницы не замечали — на обоих берегах Босфора русские солдаты вели себя словно хорьки в курятнике. Тем более что Дубельт сумел раздобыть все схемы укреплений с прилегающей картой местности, попросту купив их у турок. Как и сведения о гарнизонах. И теперь это позволяло вскрывать орешки мягко, нежно, почти деликатно. То есть, с самыми минимальными потерями.
Вообще, с Баклановым история получилась довольно занятная.
Так-то Лев Николаевич его специально перевёл, пользуясь своими связями, поближе к Анапе и Новороссийску, чтобы защитить верфь и порт от набегов черкесов. А потом взял над полком шефство. Но не в том протухшем смысле, который практиковался в Российской империи XIX века, когда шеф в лучшем случае лицом торговал. Нет. Лев именно что решал проблемы и опекал во всех смыслах слова своих подопечных. Даже тыловые. Оказывая помощь старикам служивых в самых разных проблемах, включая бюрократические.
По этой причине получилась своего рода идиллия. Однако же он пошёл на снятие полка Бакланова и переброску его в Синоп.
Почему?
За обещание императора «достать из чулана» Григория Христофоровича Засса. С выделением тому трёх казачьих полков с той же самой задачей: защищать Анапу с Новороссийском. Ну и заодно, купировать набеговую активность черкесов.
Местные взвыли.
Ибо Засс по кошмарности своей фигуры был персонажем на одном уровне с Ермоловым. Даром что в разное время на Кавказе службу несли. В прошлом. Сейчас же — вот. Они оба. А вокруг вьётся «добрая фея» — мальчик Лёва, который всеми правдами и неправдами пытался добыть им ресурсы. Начиная с таких банальностей, как ткань на форму, хорошую обувь, еду и прочие расходные вещи. Ну и оружие. Здесь, конечно, особо не развернёшься. Николай Павлович выдаивал всё, что производил Шарпс. Почти всё. Кое-что Толстой, конечно, втихаря отщипывал, делая вид, что совершает это тайно. А император в свою очередь, делал вид, что этого не замечает… Так что, по сути своей, Лев Николаевич стал де факто «батькой» для двух полков морской пехоты, двух казачьих полков Бакланова и трёх — Засса.
Да, это не лично преданные войска.
Они тоже имелись, ибо в Экспедиции уже набралось свыше тысячи бойцов. Большая часть из них по местным меркам квалифицировались как элиты с очень крепким уровнем тренированности. Но… и такие, прикормленные полки очень крепко повышали фактический политический вес графа.
Семь полков.
Корпус.
Не у каждого сановника имелось столько вооружённых людей за спиной. Понятное дело, всё довольно относительно и пределы их применения весьма зыбки. Но и в жизни мало чёрно-белых вещей. Вон как славно морская пехота пригодилась в борьбе с Демидовыми. Без неё ситуация бы так легко и просто не завершилась…
Вот.
А Засс… он как вернулся, сразу провёл показательную акцию. Ну, чтобы развеять сомнения у тех, кто не верил в то, что это действительно он. Старые разведывательные связи восстановил — и за дело — выбив с ходу несколько повстанческих лидеров и свыше сотни боевиков…
Николай Павлович посмотрел на вошедшего к нему человека максимально равнодушным взглядом. Перед ним был посол Великобритании. Тот, что спешно покинул Россию с началом войны, а теперь явился не запылился…
— Что вам угодно? — холодно спросил император.
— Ваше императорское величество! Я прибыл от моей королевы, чтобы предложить вам мир.
— Мир? Весь мир, полагаю? — спросил по-русски Николай Павлович, припомнив старую шутку Толстого, над которой в своё время он изрядно посмеялся.
— Что, простите? — захлопал глазами посол.
— Вы дурно образованы, — покачал головой император. — Ехать послом в страну, языка которой толком и не знаете — моветон. Неужели вы лучший из всех англичан, что нашёлся для такой цели? Или королева настолько меня не уважает?
— Русский язык очень сложный…
— Не сложнее английского! — перебил его Николай. — О каком мире вы хотите поговорить?
— Её королевское величество считает, что произошло ужасное недоразумение. Турецкий султан смог многих обвести вокруг пальца. И… — посол развёл руками. — Она жаждет положить конец этой совершенно пустой войне.
— И что же она готова мне предложить?
— Она готова выслушать ваши предложения.
— Первое. Всех журналистов и выпускающих редакторов, которые писали ложь про Россию, должно повесить. За оскорбление императора.
— Но…
— Второе. — с нажимом произнёс Николай Павлович, перебивая. — Весь штат министерства иностранных дел уволить от службы с запретом пожизненно занимать государственные должности, а потом выслать за пределы метрополии. До конца их дней. В случае возвращения — повесить.
— Ваше Императорское Величество!
— Третье. Лорда Палмерстона должно казнить прилюдно, как изменника. Ведь вы говорите, что султан ввёл королеву в заблуждение. Разве не эта ирландская собака отвечала за этот вопрос?
— Боюсь…
— Четвёртое. — вновь перебил его император. — Во всех, я подчёркиваю это, во всех газетах и журналах Великобритании должно выйти опровержение той клеветы, которую писали про Россию и турок. И упаси вас господь соврать уже там.
— Ваше Императорское Величество, моя королева не пойдёт на такие меры ради мира! — решительно произнёс посол.
— Вы не поняли меня. Это не меры ради мира. Это меры, после которых мы вообще с вами что-то будем обсуждать серьёзно.
— Но… но вам не кажется, что это слишком⁈ — захлёбываясь от эмоций, поинтересовался посол.
Николай Павлович встал.
По-доброму приобнял его и подвёл к двери. Молча. Открыл её.
После чего заявил:
— Нет, я думаю, что это не слишком. Я думаю, что это в самый раз. А теперь пойдите прочь.
И, держа посла Великобритании за шиворот, повернул к себе спиной. Чуть толкнул вперёд. А потом отвесил ТАКОГО пинка под зад, что тот кубарем вылетел в приёмную.
— Вы все поняли, милейший? — поинтересовался Николай Павлович.
— Боже! Боже! — ахал тот, пытаясь собрать мысли в кулак, так как умудрился поймать лбом массивную ножку секретарского стола.
Император же, хлопнув дверью, вернулся в кабинет.
И настроение он имел отменное.
Как же давно ему хотелось так поступить. Наверное, с того дня, как узнал об измене Меншикова. Злоба копилась… копилась. А тут один хороший пинок по засранцу и прямо полегчало. Быть может, в этом и заключался позитивный настрой Толстого? Он-то позволяет себе и не такое…