1852, май, 1. Санкт-Петербург
— Государь, — кивнул Леонтий Васильевич Дубельт, входя.
— Вы уже вернулись. Отрадно. Проходите. Что там случилось?
— Кратко?
— Кратко.
— Заигрались Демидовы.
— Да? А тут в столице такие слухи ходят. Общественное мнение на их стороне.
— Полагаю, что они сами его и формируют, подтягивая должников и союзников. Но там, на месте, ситуация выглядит предельно однозначной. Мне были предъявлены доказательства убийства фельдъегеря, который вёл ваш приказ графу, а также покушения на убийство губернатора Казани, казанского предводителя дворянства и Льва. Вдумайтесь. Эти мерзавцы стянули свыше ста отставных солдат для нападения на них в охотничьем домике. Даже пушку сумели раздобыть, чтобы обработать загородный особняк при штурме. Я его осмотрел. Там шёл полноценный бой.
— Дикость какая. — ошеломлённо покачал головой Николай Павлович. — Что же он им такое сделал?
— Я пытался выяснить. Но на текущий момент все представители клана покинули Россию и допросить их не представляется возможным. На предприятиях же их, взятых силами морской пехоты и расквартированных в Казани войск, удалось задержать дюжину английских и французских шпионов. В том числе с интересными бумагами. Также была выявлена ячейка в Нижнем Новгороде и три независимые в самой Казани.
— Жуть какая. Но как? Как они все там могли оказаться?
— Политика Демидовых несколько лет назад сменилась. Они перешли к приоритету иностранных специалистов над местными и стали их завозить. Все задержанные и уличённые в шпионаже люди относились именно к таким.
— Это точно шпионы? Или там только подозрения?
— Увы… — развёл руками глава КГБ. — У них найдены шифровальные книги и дискредитирующая переписка, а также выдающиеся денежные суммы, превышающие во много десятков раз их вероятные доходы. Включая фальшивые кредитные билеты. Также в документах, найденных в заводах, выявлены признаки целенаправленного вредительства и организации намеренного брака, особенно по военным заказам.
— А фельдъегеря они зачем убили? Он им чем навредил?
— Помните, когда шёл выбор командира для бригады морской пехоты, началась нездоровая суета?
— Да, конечно. Мы тогда ещё очень удивились ей. Казалось, что должность практически ссыльная, а столько кандидатов сразу образовалось. И что же?
— Этих кандидатов, как оказалось, объединяло одно свойство — они были балбесы и самодуры. Например, если бы Сергей Павлович Шипов не помог Льву, то он бы с назначенным командиром попросту подрался. Тот методично саботировал всё, что мог. С ним приходилось нянчиться, словно с малым ребёнком, буквально всё разжёвывая и объясняя.
— А фельдъегерь тут при чём?
— Так, он же вёз пакет, в котором описывались полномочия Льва Николаевича. Из-за задержек в передаче документов с полномочиями графу пришлось несколько месяцев импровизировать. Видите? Кто-то целенаправленно провоцировал конфликт и ждал, что граф набьёт морду генерал-майору или того хуже, чтобы раздуть уже здесь, в столице скандал.
— Но зачем? Вы бы его замяли.
— Смотря как раздуть. Мне что-то подсказывает, что готовился большой удар с разных сторон. Я поговорил с тем горемыкой генерал-майором, которого своей властью от командования бригады и отстранил. Хотя это была формальностью, тот не вылезал из кабаков и борделя. Лев ему туда спровадил за свой счёт, чтобы не мешался.
— И он пошёл? — округлил глаза император.
— А почему нет? Говорю же, они все балбесы и самодуры. Немного лести и доступных удовольствий… и он поплыл. Так вот, этот генерал-майор признался, что Демидовы обещали ему простить карточные долги, если он пробьётся на должность командира бригады морской пехоты.
— С остальными, полагаю, так же?
— Да. Мои люди, которым я телеграфировал из Казани, смогли опросить ещё семь кандидатов. Шесть из них признались в том, что им тоже обещали простить карточные долги за услугу. А седьмой сейчас за границей, на лечебных водах.
— Хм. И какой у них был мотив?
— У Демидовых?
— Да. Они ведь его пытаются сломать, используя все свои связи и возможности. Зачем? Глупо же. И опасно. Неужели они не боятся последствий?
— Боюсь, что они считают себя неуязвимыми. Во всяком случае, для такого человека как граф. Мне так и сказали, что они заявляли в приватных беседах: нападение на них словно вызов вам. Дескать, для вас их хорошее отношение намного важнее, чем один приблудный граф.
— Даже так?
— Это самые скромные из их высказываний, государь. У них явное политическое головокружение и утрата ощущения реальности.
— Хорошо… — покивал император. — А из-за чего весь это конфликт между ними?
— Всё началось с обиды. Лев Николаевич обратился к Строгановым за чугуном и кое-какими услугами. И вообще, старался минимально вести дела с Демидовыми. Чугун в какой-то момент стал выкупать, да и всё.
— А почему?
— Толстой это объяснил тем, что он хотел укрепить связи со Строгановыми, так как приметил себе Наталью в жены. Вот и вёл, как он выразился «экономическое ухаживание».
— Смешно, — улыбнулся Николай Павлович. — Но вполне в его духе.
— Так точно. Но дальше больше. Лев Николаевич начал скупать старых специалистов Демидовых. Да, уволенных или находящихся в сложном положении в силу новых обычаев. Ведь их заменяли зарубежные специалисты. Это, как я понял, Демидовы восприняли как прямую атаку и начали войну. Хотя Лев просто забирал тех, кого они сами выбросили.
— Какая глупость… — покачал головой император.
— А тут ещё его выпуск стали, который сделал Толстого «стальным королём». Это очень сильно уязвило Демидовых.
— Стальной король? — переспросил Николай Павлович.
— Да, его так в промышленных кругах за глаза называют. И не только в России.
— Хм… король… Ну ладно. А дальше?
— Ничего не обычного. Как я понял, они предприняли довольно много попыток вредить на его производствах. Достоверное выявлено по изъятым документам и перепискам сорок девять инцидентов. Часть удались. Как итог — ущерб минимум тысяч на сто пятьдесят, не считая гибели более чем сотни квалифицированных сотрудников. Не разом, нет. Постепенно. Кроме того, они совершили три попытки убийства Льва. Неудачные. Они находились в сношении с султаном и были связаны с наведением горских повстанцев на корабль Толстого в дельте Волги. И прочее, прочее, прочее. Даже поджог медицинского факультета Казанского университета — их рук дела.
— Но зачем⁈ ЗАЧЕМ⁈
— Мелкая пакость. Они, правда, планировали спалить весь университет, чтобы лишить Льва его опоры научной.
— Кто конкретно именно из Демидовых был к этому причастен?
— Насколько я смог выяснить — знали все. Участие же… боюсь, что выяснить степень достаточно затруднительно, если вообще возможно. Весь их клан так или иначе был задействован.
— Неужели даже Аврора Карловна? — покачал головой Николай Павлович.
— Я видел несколько её личных письменных распоряжений. Напрямую не связанных, но обеспечивающих недавнее нападение. Родственников исполнителей Аврора Карловна велела перевести в отдельное поселение. Судя по показаниям несостоявшихся убийств, им угрожали, что всех их родичей запорют насмерть, если они откажутся или проболтаются. Она, кстати, тоже покинула Россию.
— Поехала лечиться на воды?
— Да. — криво усмехнулся Дубельт. — И отнюдь не в Кисловодск.
— И что вы предлагаете?
— Это измена, государь. В условиях войны.
— Эко вы хватили…
— Николай Павлович, Демидовы, сводя личные счёты, наплевали на интересы Родины. Успех их в своей личной вендетте мог очень сильно ударить по боеспособности державы. Это не считая того, что эти совершенно надуманные счёты, не имели никакого отношения к реальному положению дел. Лев Николаевич никогда не вёл на них атак. Он просто с ними не захотел сотрудничать.
Император потёр лицо и отхлебнул из своей чашечки чая. Он подсел на эти разнообразные отвары из «Лукоморья». Сеть чайных, созданная Толстым и управляемая его дочерью Марией, разрасталась.
Они позиционировались как самые дорогие заведения.
Самые элитные.
И в них подавались только и исключительно блюда национальной русской кухни или приписанные к ней. Развиваясь. Моду на всё французское, конечно, они ещё не выдавили, но «лёд тронулся» и ситуация менялась довольно стремительно…
— Мне нужно подумать, — наконец тихо произнёс Николай Павлович.
— Мне передать с секретарём все материалы? Там семь папок.
— Лучше занесите лично. Вечером. Заодно и поговорим. И да, составьте на каждого из фигурантов карточку.
— До вечера я карточки составить не успею.
— Тогда давайте отложим встречу до вашей готовности.
— Какие у меня есть сроки?
— Чем быстрее, тем лучше. Лучше, конечно, сегодня вечером. В Европе раздувается скандал. Толстого называют мясником и разбойником. Да и на меня вываливают грязь вёдрами.
— С этим, увы, мы ничего поделать не сможем. Чтобы мы не делали, если им надо смешивать нас с дерьмом, они это будут делать. Ровно до того момента, как мы начнём поднимать их на штыки.
— Но мы можем мешать с тем же субстратом уже их самих. Не так ли?
— Всё понял Государь. Постараюсь в самые сжатые сроки всё подготовить. И наброски для статей в газеты…
Тем же вечером в столице Лев мерно вальсировал с супругой.
Дубельт утащил его с собой в Санкт-Петербург, на суд императора. Фактически. Опасаясь, что, если пойдёт что-то не так, Толстой учудит.
Отказаться было нельзя.
В принципе.
Так как это выглядело фактическим признанием своей вины. Тем более при таком корпусе доказательств. Вот и пришлось ехать. И сразу по прибытии в столицу погружать в круговерть встреч и переговоров.
Приёмов.
А Льва, несмотря на тщательно раздуваемую негативную репутацию, приглашали. Много. И весьма уважаемые люди. Хотя, конечно, с известным приоритетом императора. Его приёмы во главе угла…
— Что ответила мама? — шёпотом поинтересовался граф, танцуя с супругой.
Им особенно не давали поговорить. Постоянно был кто-то рядом и грел уши. А тут — отличный шанс побыть наедине, спрятавшись на виду у всех.
— Она приложит все усилия.
— И как быстро оно скажется?
— Оно уже сказалось, — улыбнулась супруга.
— Да? И как же?
— Видишь вон ту группу у окна?
— Да.
— Они обсуждают долго те гадости, что про тебя ботал. И как им, наверное, стыдно идти против себя и совести.
— О!
— Да, милый. Одна бабушка порой бывает весьма опаснее дивизии солдат. Будь уверен, до утра весь Санкт-Петербург эти несчастным должникам станет сочувствовать. А когда кто-то станет про тебя что-то говорить плохое, на него будут смотреть со снисходительными улыбками.
— Глубинное государство! — хохотнул Толстой.
— В каком смысле?
— Ты слышала пословицу: жалует царь, да не жалует псарь?
— Нет. При чём здесь псарь?
— Это образное выражение, милая. Суть его сводится к тому, что если ты чужой в системе, то она тебя сожрёт, даже если тебя поддерживают на самом верху. Влиятельные люди должны воспринимать тебя своим. Иначе начнётся саботаж.
— Против императора непросто идти.
— Брось… проще простого. Знаешь, что такое итальянская забастовка?
— Нет.
— Это когда всё делается по правилам. Как итог — не делается ничего, потому что любые правила суть абстракция и при их неукоснительном исполнении ничего выполнить ровным счётом невозможно. Причём придраться-то нельзя.
— Ты не шутишь?
— А зачем? — усмехнулся граф.
— Но ведь тогда получается, что император… он не абсолютный монарх.
— Так и есть. Это просто слова. Красивые. Короля играет свита. А свиту — глубинное государство. То, что не на виду. Те самые чиновники, выполняющие повседневно свою работу. Людовик XIV как-то сказал: «Государство это я». На самом деле государство — это они. Настоящее государство. И мастерство правителя заключается в том, чтобы, находясь в заложниках у этих людей, направлять их в нужную для него сторону.
— В заложниках? Тут ты нагнетаешь, милый.
— Ничуть. Погляди на судьбу Павла I. А чем закончил его отец?
— Это перевороты.
— Но кто их осуществлял? С чьего молчаливого согласия? А Смута? Кто был главной движущей силой Смуты? То самое глубинное государство, что использовало рядовых служилых дворян как простые дрова в топке.
— Странно как-то… — покачала она головой.
— А что поделать? Такова жизнь.
— По твоим словам получается, что император совершенно беспомощен. И что он может приказывать только то, что хотят исполнять его подчинённые. Это же ужас какой-то…
— Разделяй и властвуй, — пожал плечами граф. — Сила государя в том, что он может приближать к себе людей по выбору и методично формировать свою повестку интересов. Год за годом давя в нужную сторону. И пользуясь моментом, ослабляя тех, кто ему мешает.
— А чем он тогда лучше обычного аристократа?
— Весом и влиянием личным. — улыбнулся муж. — Он что дог, а мы — овчарки. Поэтому для претворения в жизнь своих идей ему нужно создавать свою стаю и давить тех, кто против.
— Давить… скажешь тоже.
— Именно давить. Власть — это кровь. В первую очередь готовность проливать кровью своих, которые забыли, кто в стае вожак. А забывать будут. И люди, и волки. Всё. Просто для того, чтобы понять пределы возможного для себя.
— Мы же не звери.
— Мы хуже, милая… мы хуже. Звери не убивают для удовольствия или одержимые навязчивыми идеями. А люди — без каких-либо проблем.
Супруга промолчала.
Она думала.
А они продолжали вальсировать, привлекая внимание своими вызывающими нарядами. Которые, что магнит манили взгляды окружающих.
Наталья была в лёгком «топике» из леопардового меха, наброшенного поверх бального платья. Дескать, ей холодно. Но на деле просто для того, чтобы резко выделиться из толпы прочих дам.
Лев же красовался в своих сапогах из крокодиловой кожи и ковбойской шляпе. По-хорошему, ему требовались туфли. Что к морскому мундиру, что к светскому костюму. Однако он эпатировал, рассекая в невысоких полусапожках и крокодиловой кожи. В стиле своего рода «казаков», на которые, несмотря на принадлежность к морскому ведомству, продолжал носить шпоры. Шляпа же… в принципе, входя в такого рода помещения, её надлежало снять. Но… он и тут чудил.
Император ему такое прощал.
Он и сам порой был ценителем моды, нося до недавнего времени корсет и лосины из кожи. Вкусы Толстого Николай не разделял, но устремления понимал и смотрел снисходительно на клоунаду.
Заслужил.
Как минимум эту малость точно заслужил.
Лев Николаевич же пользовался ситуацией и эпатировал. Осторожно, но подчёркнуто…