Железный лев. Том 4. Путь силы

Часть 3 Глава 5

1853, июнь, 22. Севастополь

Бам!

По броненосцу разнёсся гулкий звук удара. Это ядро, вероятно, калибром около шести дюймов, ударило в носовой каземат.

Безрезультатно.

Даже с полумили оно уже бессильно было что-то сотворить с кораблём. Разве что случайно. А тут — добрая миля.

— Десантные корабли идут, — заметил кто-то на мостике.

Лев обернулся и глянул через указанную ему смотровую щель. И верно — шли. Те самые универсальные корабли, которые они с Воронцовым условились строить при примирении.

Простые.

Дешёвые.

Пригодные как людей возить, так и грузы. Даже рыбачить. Просто меняй оснастку и использую. Причём сразу — железные, винтовые и довольно крупные — порядка тысячи тонн. Этакие «Эльпидифоры», только труба пониже и дым пожиже. Лев Николаевич ничего про них не знал и даже не слышал, но схожее технические задания породили похожие корабли. До смешного. У них даже силуэт в известной степени совпадал…

— Задержались они… задержались. Открыть огонь на подавление по батареям.

— Есть, — козырнул командир корабля и начал распоряжаться.

Собственно, в точки рандеву броненосцы пришли раньше. И уже несколько часов развлекались, маневрируя под огнём противника. Не столько ради бравады, сколько для вскрытия его позиций.

Смотрели — откуда по ним стреляют.

Задраили бойницы казематов и барражируя под огнём, двигаясь по сложным траекториям. То сближаясь, то удаляясь, то ускоряясь, то замедляясь, а порой и закладывая циркуляцию.

Попадали по ним редко.

Вода вокруг порою кипела, а им доставалось слабо. Да и то — без всяких последствий. Броня держала удар.

И вот теперь, выйдя на удобный курс, броненосцы открыли бойницы и начали стрелять. «Накидывая» по французским батареям[1] тяжёлые восьмидюймовые ударные гранаты.

С сюрпризом.

Внутри чугунного корпуса находилась плотно навитая спираль углеродистой проволоки. Закалённой. С глубокими насечками. Специально для того, чтобы при взрыве её разрывало на осколки массой около двух — трёх грамм. Мелочь, конечно, но вполне достаточно для ранения. И их получалось много. Потому как такая спираль там стояла намотанная в два слоя.

На самом деле они, эти фугасы, все были такими для восьмидюймовок. Но при стрельбе по кораблям это почти не сказывалось — а тут — очень даже. Всё же осколочное действие чугунных снарядов не отличалось выразительностью, вот Лев и импровизировал…

Десантные корабли тем временем двинулись к берегу. К заранее условленному месту. А минут через пять «заговорили» и их пушки. Полегче, конечно. Всего в четыре дюйма калибром. Те самые — новые батарейные, которых поставили по паре на каждый корабль, да так, чтобы они могли вести обстрел как вперёд, так и на оба борта. Не мешая при этом друг другу.

Бам. Бам. Бам.

Грохот стоял непрерывный. Каждая пушка давала не больше двух выстрелов в минуту, но и их оказалось достаточно. Всё же десантные корабли подходили большой группой. Стайкой. Так что на французских батареях разрывы пошли сплошной стеной.

Французы ответили.

Сразу, как почувствовав возможность. Ведь броненосцы они явно не могли никак повредить, сколько ни старались. А тут такая лакомая цель. Так что все, кто мог, начал работать по десантным кораблям.

Пошли попадания.

Редко. Мало. Но попадать.

Порою с изрядными неприятностями. Вон, одному даже ход сбили на время. Однако ситуацию это глобально не могло изменить. И уже через четверть часа береговые батареи замолчали…

И тут начался ад.

Англо-французская пехота решила атаковать…

Они начали строиться сильно загодя, приметив русские пароходы и заметив в них множество солдат. В Севастополе холера. Туда смысла перебрасывать подкреплений не имелось.

Значит, что?

Правильно. Десант. Тем более что русские уже не первый раз прибегали к такому приёму. Вот и начали строиться для контратаки.

Несколько начальствующих окриков.

И эта масса пехоты, встрепенулась лёгкой волной, словно гигантское чудовище, а потом пошла вперёд.

Шаг.

Ещё.

Ещё.

Широким фронтом выстроенные полки линиями в три-четыре шеренги двигались не спеша, но держа равнение. Офицеры вышли вперёд, чтобы приглядывать за равнением. Отчего создавалось впечатление удивительного единства… прямо-таки невероятного… мистического в чём-то…

— Даже жаль такую красоту портить, — покачал головой Толстой.

Рядом хмыкнул командир корабля.

Смешливо.

— Зарядили?

— Так точно.

— Четвёрки молчат. — задумчиво произнёс граф. — Почему?

И словно отвечая на слова Льва, с десантных кораблей заработали пушки. Десантирование ведь началось только после подавления активных батарей. Вот они и не стреляли. А потом ждали чего-то. Видимо, выхода неприятеля на дистанцию работы картечных гранат. Вон — в воздухе над англо-французскими порядками начали вспухать белые облачка.

— Огонь. — скомандовал граф.

И головной мателот броненосной группы выдал два полузалпа, отправив четыре тяжёлых снаряда. Обычных. Ударных фугасов. Тех самым, что с надсечённой проволокой внутри.

Несколько секунд.

Всё же скорость полёта их была скромной.

И там, среди вражеской пехоты, с некоторым разбросом, поднялись большие взрывы. С крупными такими фонтанами земли, дымом и роем мелких осколков, которые буквально выкашивали всех в радиусе пятидесяти — семидесяти шагов. Но и тем, кто находился подальше, тоже доставалось.

С задержкой секунд в пятнадцать прилетело ещё четыре снаряда. Это со второго мателота. А потом — с первого. И так по кругу — с циклом перезарядки в районе тридцати секунд.

Минута.

Третья.

И совершенно расстроенная пехота противника отступила. Да что там! Обратилась в бегство! Энергичное!

Они ведь даже ста метров не прошли, как их густые цепи оказались перемолоты артиллерией. Во всяком случае несколько тысяч ранеными и убитыми уже получились. И давили на психику дай боже. Да ещё поддержанные этими страшными разрывами. Что позволило десанту спокойно заниматься своими делами.

С десантных кораблей сбрасывали понтоны, которые моряки собирали во временный причал. Кидали лёгкие якоря с острыми носками. Растягивали понтоны на таких зацепах. Скрепляли промеж себя. Кидали сверху настил из готовых щитов.

А потом со стороны моря ставили первый десантный корабль.

Боком.

Также «ставя на якоря».

Все последующие подводили борт о борт и стягивали. Через что получался такой многослойный бутерброд, позволявший людям быстро выгружаться и разворачиваться.

Грузы тоже вытаскивали.

Это решалось просто.

Фальшборт откидывался, и между кораблями укладывались переходы. Просто кидали конец на соседний «борт» и там ручной лебёдкой вытягивали крепкий и тяжёлый щит.

И оттуда также — до самого понтона.

В итоге получалось такая немного зыбкая и шаткая конструкция, которая не только позволяла пехоте легко проходить быстро и в большом количестве, но и тяжёлым грузам, таким как пушки и прочее. Их вытаскивали из трюма и дальше могли просто катить, даже силами людей.

Полчаса не прошло с начала сброса первого понтона, как весь подготовительный этап завершился.

Час.

И оба полка морской пехоты и казаки Бакланова, которых, наконец, сменили в Синопе, оказались на берегу. С припасами и имуществом.

Союзники готовились.

Обидное поражение от артиллерийского огня не сломило их воли. Они просто держались чуть поодаль. Приводили в порядок свои боевые порядки и ждали. Просто ждали, когда русские начнут натиск, чтобы сойтись с ними лицом к лицу.

Ну и свои пушки подтягивали.

Полевые, а также осадные с других участков…

Но наступления не начиналось.

Десант обустраивал базу и закреплялся на берегу, пользуясь тем, что корабельные орудия работали на добрые пять вёрст. И никакая сволочь после показательной демонстрации сюда не совалась.

Пять вёрст!

Эту дальность поражения им Лев Николаевич подтвердил, войдя в Севастопольскую бухту на броненосцах. И чуток постреляв оттуда. Фактически, согнав с уже насиженных мест и заставив отступиться от города. Практически в поле.

Там английские да французские полки так и простояли до вечера.

Во фрунт.

Подтянутые и готовые к драке.

Десант же занимался своими делами.

Сподобившись дать вялый бой лишь на следующий день.

Ни свет ни заря выступили из лагеря. Англичане с французами бросились строиться. Русские же взяли и вернулись. И так несколько раз. Как итог — всё утро у союзников прошло без завтрака, весь обед им также пришлось пропустить, отстояв самый солнцепёк во фрунт. А десант, покушав и отдохнув после обеда, ближе к вечеру всё ж таки вышел. Явно демонстрируя скромную численность.

И опять боя не получилось.

Русские бойцы подошли где-то на километр, встав за пределами дальней картечи даже самых тяжёлых пушек противника. И начали вдумчиво работать по боевым порядкам англичан с французами из винтовок. По этим самым густым цепям.

Минут пятнадцать размеренной пальба. И всё.

Финиш.

Не бой, а цирк.

А неприятель вновь отступил, но в этот раз куда решительнее, совсем отрываясь от своих припасов. Попадая в совершенно отчаянное положение.

Ну а что?

Точность получалась в районе одного — двух процентов. Мало. Очень мало. Но ежеминутно прилетало около десяти — двенадцати тысяч пуль. Которые выбивали от ста до двухсот бойцов. Примерно.

Десять минут.

Уже тысячи полторы легло.

И конца края этому издевательству не было видно. Вот на пятнадцатой бойцы и дрогнули. После вчерашнего болезненного поражения и мучительного ожидания им много и не потребовалось.

У англичан еще нарезного оружия в достатке не имелось[2], а из гладкоствольного особенно и не ответишь, даже расширяющимися пулями. Французы же… да, им было из чего стрелять. Но имелись серьезные проблемы со стрелковой подготовкой, которая была ничтожной и сводилась к освоению перезарядки дульнозарядных винтовок.

Они все старались.

Очень старались. Выжимая из себя всю возможную огневую производительность по скорострельности. Но при очень низком навыке стрельбы попасть в достаточно небольшую цель с километра не могли. Угловая высота русской морской пехоты на такой дистанции укладывалась в диапазон от полутора миллиметров до двух. Из-за чего сказывалась малейшая погрешность. Чуть рука дрогнула, опуская или поднимая «ствол» на лишние полмиллиметра — и все — пошло мимо.

А ведь были еще прицельные приспособления, которые даже у дульнозарядных винтовок имели разметку на восемьсот и девятьсот метров[3]. Через что стрелять приходилось «на глазок».

Как итог — полное фиаско ответного огня на такой дистанции. В то время как их товарищи падали почти постоянно. Наглядно выпячивая превосходство стрелковой подготовки и более адекватные прицелы…

Атака «в штыки»?

Но за русской пехотой отчётливо проглядывались десантные корабли и броненосцы. А как далеко они стреляют? Точно ли на пять километров? А если это всё игра? Русских ведь совсем немного, и они так дерзки. Явно дело нечисто…

В это время на севере, на острове Котлин Николай Павлович стоял у бойницы форта и наблюдал за английскими кораблями.

Вон — припёрлись.

Настолько обнаглели, что даже сюда сунулись.

— Совсем страх потеряли, — буркнул он.

— А что мы им сделаем, Государь? — задал риторический вопрос командующий Балтийским флотом. — Все корабли первого ранга на ремонте. Да и второго многие.

— На реконструкции, — поправил его император.

— Хрен редьки не слаще, Николай Павлович. Воевать-то всё равно нечем.

— А если бы они были, то пошли бы?

— Только прикажите!

— Глупо, но смело. — хмыкнул император.

Адмирал промолчал.

Корабли союзников тем временем прощупывали береговую артиллерию. История у Синопа, видимо, заставила их осторожничать. Вот они парохода-фрегат вперёд и выслали.

А он ходил кругами, осторожно сближаясь с фортом.

Вот подошёл на двадцать кабельтовых.

Где-то через час на десять.

И тишина.

Пушки молчали.

Обычно с таких дистанций уже начинали стрелять. Тяжёлые трёхпудовые бомбовые орудия при попадании могли очень крепко приласкать. Но нет.

Никаких выстрелов.

— Далеко ему? — поинтересовался император.

— Никак нет, Государь, — ответил адмирал. — Он уже на минном заграждении. Просто ему везёт.

И в этот момент, словно в подтверждении его слов, бабахнуло. А рядом с носовой оконечностью парохода-фрегата поднялся высокий столб воды. Могучий такой.

В оригинальной истории мины Якоби несли совсем немного пороха. Из-за чего скорее повреждали корабли, чем уничтожали. В этом варианте событий дефицита пороха у России не имелось. Поэтому сыпали его от души. Как итог — у этого корабля, водоизмещением в добрые полторы тысячи тонн, натурально оторвало носовую оконечность. И он с удивительной скоростью затонул. Шваркнув перегретыми котлами напоследок. После чего исчез под водой, оставив после себя только немного мусора. Причём утонул он так быстро, что никто спастись не смог. В таких ситуациях, даже если за борт прыгнешь и поплывёшь, но окажешься слишком близко — затянет на дно. Впрочем, плавать умели единицы. В те годы это норма. Спускать же шлюпки в такой ситуации не было ни времени, ни возможности…

«Булькнул», значит, парохода-фрегат и тишина. Видимо, представители союзников переваривали увиденное. Император же, не выдержав этого и без того утомившего ожидания, произнёс:

— Передайте флажками нашим гостям, что я раздосадован их трусостью и прошу действовать смелее.

Посмеялись. Передали.

Но нет.

Повторно неприятель на мины не полез.

Даже напротив, узнав о том, что император лично наблюдает за этим шоу, корабли развернулись и ушли. Два плюс два их адмиралы складывали неплохо. И если правитель государства решил выбраться вот так — на передок, то там было совершенно безопасно. А значит, здесь и мин прорва, и те страшные пушки стоят. Но из последних не стреляли, только желая проверить в деле мины.

А оно им надо? Они в самоубийцы не записывались…

[1] С этого фланг осадного лагеря располагались французы.

[2]Enfield Pattern 1853 Rifle-Musket только начали производить в 1853 году и толком насытить даже экспедиционный корпус не успели.

[3] Французский Fusil modèle 1842 имел шкалу прицела на 800 м, английская Enfield Pattern 1853 Rifle-Musket — на 819 м (900 ярдов). Шкалу прицела «нарезали» на большую дистанцию только после Крымской войны в оригинальной истории. На практике в Крымскую войну дальше 300–400 м из нарезного оружия не стреляли из-за очень низкой пользы такого огня.