Часть 2 Глава 4

1852, апрель, 2. Синоп



Лазарев стоял на мостике флагманского парусного линейного корабля «Париж» и смотрел вдаль. Туда, где виднелся силуэт полуострова, в основании которого лежал город Синоп — основная черноморская база турецкого флота.

Ну и заодно место его зимней стоянки.

Именно здесь с осени прошлого года султан накапливал свои морские силы. Стягивая их со Средиземного моря…


Погода стояла пасмурная.

Хмурая.

Хотя дождь вроде как не собирался и ветер был умеренным. Серая хмарь давала флоту преимущество — его плохо было видно. Паруса-то особой белизной не отличались, будучи скорее светло-серыми… очень близкими по оттенку к цвету неба…


— Они точно тут? — хрипло спросил Лазарев у офицера КГБ, стоящего рядом с ним.

— Вы меня уже спрашивали.

— И ещё раз спрошу. Вам трудно ответить?

— Ничуть. Да, думаю, что турки тут стоят.

— Вы уверены?

— Вполне. Насколько в таком вообще можно быть уверенным.

— Но почему⁈ Как⁈

— У вас свои методы, у меня свои. — пожал плечами офицер КГБ.

— Так расскажите, чёрт вас подери! Утолите моё любопытство! Думаете, меня удовлетворят эти короткие отговорки? К тому же все, кто сейчас нас могут услышать, проверенные офицеры, не склонные болтать попусту.

Офицер КГБ промолчал.

— Не хотите? Не доверяете нам? А в бой с нами пошли… как же так?

— Голубей не было. — нехотя ответил офицер.

— Каких голубей? При чём тут вообще голуби?

— А как по-вашему мнению турки узнавали о выходе наших кораблей в море?

— С чего вы вообще взяли, что они узнают? Мы по вашей просьбе проводили три месяца в таких выходах. И всё впустую. Ни разу так осман перехватить и не удалось.

— А их и не надо было перехватывать. Мы просто сопоставили отчёты наших разведчиков с выходами наших кораблей и пришли к выводу: в Севастополе действует наблюдатель. Или наблюдатели. Срок реакции соответствовал времени перелёта голубя. Поэтому мы взяли под наблюдение всех в городе и его округе, кто держал голубей.

— И почему вы сделали это только сейчас? — нахмурился адмирал.

— Потому что у нас не имелось разведчиков в Синопе. Будьте уверены, как только мы смогли, сразу отработали. Для начала нужно было вообще выяснить — есть ли у них разведка. Охота на ведьм ни вам, ни нам не нужна и до добра не доведёт.

— Ладно. Хорошо. Голуби не вылетели. Здесь всё понятно. Это значит турки не узнали о том, что весь флот вышел в море. Я правильно понял?

— Да.

— А они инициативы не предпримут? Что мешало им выйти в море для проведения самостоятельной операции. Например, обстрела нашего кавказского побережья.

— Этого мы не знаем, — ответил офицер КГБ. — Мы предполагаем, что перед ними стоит задача по уничтожению нашего флота. Поэтому они так себя странно и ведут — ловят корабли на выходе.

— Наш флот сильнее турецкого, даже если они соберут его в кулак.

— Флот — да. А отдельные группы кораблей — нет…


Лазарев недовольно поёжился от струйки свежего ветерка, залетевшего ему за шиворот. Хмыкнул. И как нахохлившийся сыч уставился вдаль.

Русский черноморский флот медленно приближался с востока к городу Синопу.

Часа через два стало понятно — разведка не ошиблась. Здесь действительно стояли основные силы османского флота во главе с флагманом — 128-пушечным Махмудие[1]. Всего же тут располагались все три линейных корабля первого ранга, девять тяжёлых фрегатов, два парохода-фрегата и четыре корвета[2].


— А где остальные линейные корабли? — удивился Лазарев.

— Остальные в шторм попали. — ответил офицер КГБ. — Если не пришли, значит, ещё в Константинополе на ремонте. Во всяком случае, я читал такое донесение. Египетские же остались на обороне проливов[3].

— У вас там, в Стамбуле, тоже есть разведчики?

— Разумеется, — кивнул его собеседник. — И поверьте, переправка им почтовых голубей весьма непростая задача. Но можете быть уверены, на момент выхода флота из Севастополя эти остальные линейные корабли турок Константинополя не покидали. Но надеюсь, что вы понимаете: перелёт голубя оттуда от десяти до двенадцати часов. Да и мы сами идём какое-то время. Поэтому, где они прямо сейчас — вопрос.

— Ясно…


В оригинальной истории османский флот был разбит на две тактические группы. Осман-паша держал под своей рукой все линейные корабли, обороняя проливы. А Мустафа-паша, оперируя с базы в Синопе, прикрывал черноморский фланг кавказской группировки. Ну и так — бедокуря помаленьку.

Сейчас же война развивалась иначе.

Русские войска не лезли за Дунай. Заняли Молдавию с Валахией практически без единого выстрела и налаживали местную логистику. То есть, наводили мосты, строили опорные укрепления и накапливали магазины. Из-за чего на Балканах стояла тишь да гладь, да божья благодать.

На Кавказе шли вялотекущие стычки. Приграничные. Более активные, чем в мирное время, но не сильно. Русские и турки не рвались вперед, осторожничая.

Флот же…

Морской министр, принявший личное командование Черноморским флотов, занимался обороной. Формально. На деле же часто выходил в море, но недалеко. Проводил манёвры и учения. Палил по щитам. Драил палубы. И вёл вообще насыщенную жизнь совершенно мирного формата.

С осени прошлого года случилось всего три стычки, да и то — лёгких сил, которые закончились пятью трупами и одной перебитой реей. Сообща. Для обоих сторон.


В Стамбуле, Париже и Лондоне ожидали совсем иного.

Они стремились связать Россию боями на суше как можно сильнее. Поэтому турки играли «в поддавки». Как могли. Усиливая всевозможный террор и провокации. Но тщетно. Россия не велась, занимаясь своими делами.


Это была странная война.

В которой Османской империи требовались ну хоть какие-нибудь успехи для пиара. Просто чтобы её союзники могли правильно накручивать общественное мнение. Поэтому султан решил собрать флот в кулак и попытаться провести бомбардировку какого-то города.

Чтобы разозлить и расшевелить Россию.

Чтобы уже у англичан и французов появился мотив для вступления в войну, дабы не оставаться один на один с русскими. А то вдруг что-то приключится в Европе, и эти две великие державы найдут себе занятия поинтереснее?


— Суетятся. — заметил командир КГБ, указывая на шлюпки, которые гребли к кораблям. — Мы явно не успеем отсечь или раньше экипажей добраться.

— Они из-под батарей не полезут, — возразил Лазарев. — Вон туда взгляните. Туда. Туда. И туда. Видите их? У вас, кстати, есть свежие сведения о том, какие пушки там стоят?

— Разумеется. Сутки назад там стояло двадцать четыре пушки в калибре около тридцати — тридцати двух фунтов. Калибр, к сожалению, приблизительный. Они были сведены в шесть одинаковых батарей. Укрыты земляными валами.

— Одна такая пушка на земле стоит нескольких на корабле. — покачал головой Лазарев.

— Вам лучше знать, — пожал офицер КГБ плечами…


Флот тем временем приближался.

— Три мили, Михаил Петрович. — заметил командир корабля.

— Флот к бою. — ответил Лазарев.

И завертелось.

Быстро.

Минут через десять всё было готово, а на кораблях воцарилась тишина. Они перестроились в боевой порядок ещё раньше, опасаясь выхода османского флота навстречу. Поэтому теперь просто сближались. Лишь благоприятный ветер трепал паруса. Не сильно, так как и сам был скромным, не давая кораблям разогнаться сильнее пяти-шести узлов.

Жахнул первый пристрелочный выстрел с береговой батареи.

Недолёт.

Чуть погодя он повторился.

И только после пятого удалось нащупать дистанцию, и ударила уже вся батарея, давая накрытие по головному. Без попаданий, впрочем.


Медленно текло время.

Вязко.

Также неспешно ползли вперёд русские корабли.

Огонь же турок усиливался. Но лишь номинально. За десять минут ни одного попадания. Хотя на психику это давило серьёзно, заставляло нервничать. Особенно рядовых бойцов, которые впервые оказались под обстрелом.

Наконец, пошли попадания.

Слабые и редкие.

На такой дистанции ядра отскакивали от прочных деревянных корпусов, практически не причиняя им никакого вреда. Только краску сдирая да вмятины небольшие оставляя. Иногда срывая скобу или ещё что-то. Но это всё ни на что не влияло.

Русский флот надвигался.

— Открыть огонь. — наконец, скомандовал Лазарев, идущий на флагмане головным мателотом.

Секунд через пятнадцать по правому борту линейного корабля «Париж» началась пальба. Пристрелка.

Первый.

Второй.

Третий.

И беглый залп всем залпом по уточнённым данным. По батарее. Так как других целей в секторе прострела бортовых орудий не наблюдалось…


В оригинальной истории на русских линейных кораблях стояли бомбовые пушки. Но отнюдь не всё, а лишь частью. Так например, на «Двенадцать апостолов» из 124 орудий только 28 являлись 68-фунтовыми бомбовыми. Остальные — либо простые, либо вообще коротыши карронады. И это первый ранг. На втором же их стояло и того меньше — штук по восемь.

Мало.

Очень мало.

Сейчас же ситуация сложилась несколько иначе…


Лев Николаевич, конечно, готовил перевооружение для русских кораблей. Но не был уверен, что справится. Поэтому предложил Лазареву подстраховаться и испытать 16-сантиметровые французские бомбовые пушки.

Лёгкие.

Их в 1827 году приняли в дополнение к 22-сантиметровым. В качестве замены карронад для увеличения огневой мощи корабля. Толстой же предложил же ход конём: поставить и себе такие, только не чуть-чуть, а сколько влезет вместо обычных пушек.

Ну а что?

По весу они были сопоставимы с пушками, которые обычно ставили на второй батарейной палубе. Отдачу имели меньшую из-за меньшего импульса. Стреляли-то они не ядрами, а куда более лёгкими бомбами.

Лазарев пороть горячку не стал и решил проверить идею.

Заказал копии французских 6-дюймовок. Поставил их на полигоне под Санкт-Петербургом и немало удивился. Они действительно убирали всякий смысл в обычных орудиях.

Главное — массовость.

Одну такое поставь — особого смысла нет.

Пять — заметишь разницу.

Десяток же уже на полигоне сумел за несколько залпов ТАК изуродовать и растерзать цель, что не пересказать. Вот Лазарев и решил ставить эти 30-фунтовки[4] в довесок к тяжёлым 68-фунтовкам вместо всяких прочих орудий.

Ну как решил?

Пользуясь новыми финансовыми возможностями казны, Лазарев разместил заказы на эти 30-фунтовки и в Швеции, и на собственных предприятиях. Через что уже в ноябре 1851 года их стали ставить на корабли черноморского флота.

Тайно.

По всем официальным документам их заказывали для экстренного укрепления Кавказской и Азиатской линий. Особенно последней. Закупая для крепостей по армейской линии. А потом их свозили в Севастополь, стараясь максимально не привлекать внимание. Проводя по бумагам, как 36-фунтовые крепостные.

Клоунада?

Жонглирование?

Может быть. Однако это дало свой эффект. Судя по данным разведки, перевооружение осталось незамеченным будущими противниками.

Ну и практический результат. Бортовой залп у «Парижа» получился — моё почтение. Раз жахнул. А там, на батарее, приземлилось свыше полусотни бомб в калибре 68 и 30-фунтов. Зарывшись несколько в грунт. А потом взорвались, разворачивая мощные и вязкие земляные редуты. Со стороны это выглядело жутковато — сплошной областью разрывов.

Минуту спустя новый залп флагмана.

И снова батарею накрыла волна разрывов, которая не только грунт месила, но и людей осколками посекло изрядно…


— Батарея подавлена, — доложился командир корабля.

— Вижу. Изрядно. — кивнул Лазарев. — Сходитесь ближе с фрегатами. Чтобы 30-фунтовки им борт ломали.

— Слушаюсь, — козырнул капитан первого ранга…


Флот продвигался.

С кораблями, конечно, так славно, как с батареями не получалось. Все недолёты уходили под воду и не взрывались. Всё ж обычный чёрный порох под водой не горит. Мокро. Перелёты тоже в дело не шли. Да и попавшие бомбы не все срабатывали. Часть давала осечки, часть отскакивало от бортов.

Так что медленно идущие корабли флота «долбили» из всех орудий, однако, противник жил. Плохо. Мало. Но жил.

Флагманский «Париж» сумел самолично поджечь только один фрегат неприятеля. Но это не спасало ни от чего. Ибо идущие следом буквально засыпали 68 и 30-фунтовые бомбами турецкие корабли. Волна за волной.

Те огрызались.

Как могли.

И местами результативно.

Так, например, они сумели сбить на «Париже» грот-мачту. На «Двенадцати апостолах», мателоте, идущем в его кильватере, выбили фок-мачту и разворотило кормовую надстройку с кают-компанией. «Три святителя», идущий третьим, мачты сохранил, но у него порубило реи, изрядно ободрав паруса.

Глянешь — боль.

Калеки ковыляли, а не могучие корабли шли.

Но они продолжали двигаться и «впитывали» урон от тяжёлых английских пушек, стоящих на турецких кораблях. В основном 24-фунтовых, но и потяжелее встречались. Но главное — стреляли им в ответ сами… стреляли… стреляли… стреляли…


Вот ядро ударило в кормовую надстройку «Парижу» и мостик осыпало крупной щепой. Опасной и острой.

Адмирал вскрикнул, хватаясь за руку.

Сразу несколько щепок зацепили его. Не сильно, но больно. Вон — торчали. Впрочем, он остался на боевом посту. Характер не позволял удалиться…


— Михаил Петрович, крови много потеряете.

— Я с мостика не уйдут! Убьют — унесёте мой труп.

— Перевязать бы. — уговаривал его прибежавший судовой медик.

— Перевязывайте. Но тут.

— Как же можно?

— А не можно, то и ступай прочь! Чай у тебя там раненных и без меня довольно.


Не ушёл.

Не рискнул. С помощью офицеров срезал мундир с адмирала и начал проводить извлечение с перевязкой. Благо, что повезло. Неглубоко всё засело и выходило легко, чисто…


А бой меж тем продолжался.

Три тяжеловеса первого ранга почти совсем потеряли ход. Так что «Чесма», идущая младшим флагманом, лидируя группу линейных кораблей второго ранга, начала их опережать.

Османские фрегаты, стоящие у дальнего края рейда, осознав, чем пахнет обстановка, попытались дать ход и уйти. Поэтому, увидев флажки от адмирала, Нахимов был вынужден подчиниться и постараться перехватить беглецов.

Ему в помощь по большой дуге заходила группа трёх пароходофрегатов, также перевооружённых 30-фунтовками. Эти пушки по случаю ставили всюду, где только можно, чтобы резко повысить огневую мощь флота…


Минул час.

Отдельные выстрелы и редкие залпы ещё раздавались. Но нечасто.

Турецкий флот горел.

Очень хотелось взять хоть что-то в качестве призов, однако, так уж получилось, что либо огонь русских канониров оказался слишком действенным, либо турки сами стали поджигать свои корабли, видя безнадёжное положение. Пылало всё. Во всяком случае те, что ещё держались на плаву.

Горел и город.

Почему-то.

Лазарев смотрел на это всё буйство болезненным взором и лихорадочно думал, как поступить. Император просил его быть деликатным. А он тут учудил… что слон в посудной лавке.

— Десант бы высадить. — задумчиво произнёс офицер КГБ, который всё это время стоял на мостике подле адмирала.

— Это ещё зачем?

— Документы взять. Казну. Пленных.

— Вы хотите, чтобы в западных газетах нас назвали ещё и мародёрами? — скривился Лазарев.

— Они в любом случае нас такими назовут. Или вы думаете, что под шумок этого пожара никто грабить горожан не будет? — усмехнулся офицер КГБ. — Время, Михаил Петрович. Время. Оно утекает. Решайтесь. Нам нужны пленные офицеры и адмиралы с генералами на будущее. И документы. И личному составу лишний рубль раздать недурное дело. Они старались.

— А если я откажусь?

— Вы же знаете, что у меня есть пакет с особыми полномочиями.

— Проклятье… — процедил адмирал, но незлобно, скорее с облегчением. Дело-то было скользкое. А этот офицер говорил в окружение близких Лазареву флотских. Так что, в случае чего, у него будут свидетели…

[1] ЛК 1 ранга Махмудие (Mahmudiye) 1828 года постройки обычно не включают в общий списочный состав эскадр. Он часто писал отдельно. Из-за чего в некоторых исследованиях не указывался.

[2] В составе Османского флота на тот момент числилось 3 ЛК 1 ранга, 4 ЛК 2 ранга, 16 фрегатов, 6 пароходофрегатов, 6 корветов, 29 бригов и шлюпов, а также 12 малых кораблей.

[3] Речь идёт о трёх парусных линейных кораблях 100-пушечного класса, которые были выставлены в качестве союзной, вассальной группировки.

[4] У этих орудий было много названий. Академическое Canon-obusier de marine calibre 30, modèle 1827, dit à la Paixhans или его вариация mle 1841. А так и 16-см, и 160-мм, и 164.5-мм, и 6-дюймовые, и 30-фунтовые.

Загрузка...