1851, август, 3. Казань
Лев отхлебнул, чая из чашки.
Посмаковал.
Ещё раз отхлебнул.
И поставил керамическое изделие на блюдце.
Мгновение спустя за окном жахнуло. Но не сильно. Чайные принадлежности даже не тренькнули.
— Становится всё сложнее проводить корабли через проливы, — тихо произнёс Николай Николаевич Толстой, словно бы ожидая этой отмашки.
— Что в этот раз случилось?
— Попытались захватить самым пиратским образом. Пришлось досмотровую команду турок за борт выбрасывать.
— Скандалили?
— Ещё как! Я распорядился поменять название кораблю и перекрасить его в Мексике. Иначе не пустят в Чёрное море.
— Не вляпаться бы… — задумчиво произнёс Лев Николаевич. — Они ведь могут и пушки применить.
— Для нападения на греческий корабль? Думаешь, рискнут?
— У Греции есть сильный флот или армия?
— Нет.
— А это значит, что и у мнения её веса не имеется. Во всяком случае, султан на него наплюёт. Думаю, нам нужно менять флаг кораблям.
— Греки обидятся.
— Да, брось. Просто переоформить всё по уму. Им какая разница, к какому государству корабль приписан, если приносит им прибыль?
— Едва ли это поможет. Наши корабли узнаваемые, так как ходят конвоем. Не перепутаешь. Да и всякий интересующийся сможет выяснить, в чьих интересах они грузы возят.
— Твоя правда… может рассеивать их для прохождения?
— И каждый раз перекрашивать? Вряд ли это поможет. Ну раз, ну два. А потом всё равно приметят.
— И как ты предлагаешь поступить?
— На Балтику конвои водить.
— А там не перекроют? — горько усмехнулся Лев Николаевич. — Нет, тут другой подход нужен. Кстати, как там поживают наши османские друзья?
— Потихоньку. Возят буру себе и возят. Официально в Трабзон каботажем, чтобы уклоняться от оплаты таможенных пошлин.
— Может, к ним обратимся? Там ведь греки османского подданства или я путаю?
— Всё верно. Они.
— Найти тихую бухту в Эгейском море, чтобы не на глазах. Туда будем загонять наши корабли. Перегружать товары на турецкие кораблики. И везти каботажем до Трабзона. Ну, номинально. А на деле к нам.
— Мне шепнули на ушко, что это внимание к нам идёт со стороны Дивана. Так что, думаю, подобные комбинации они тоже достаточно легко вычислят.
— Когда случилось чудо и турки побороли взятки? — усмехнулся Лев Николаевич. — У них же всё покупается и продаётся. Иногда, как мне кажется, даже султан.
— Всё так, но у англичан с французами денег больше, чем у нас. А за всеми этими проказами стоят именно они.
— А самим туркам эта война нужна?
— Туркам? Война? — хохотнул Николай Николаевич. — Султан бы с удовольствием закрыл на это всё глаза, да только англичане и французы его в кулаке держат. Он даже вздохнуть лишний раз без их разрешения не может.
— А… хм… слушай, — произнёс Лев. — А может нам эти все корабли зарегистрировать через какую-нибудь французскую или английскую компанию? Там всё равно экипажи смешанные, да и капитаны — сущий интернационал.
— Рискованно очень.
— Конфискуют?
— Французы — как пойдёт, а англичане могут и капитанов под суд отдать. Как контрабандистов. Опасно связываться.
— А Испания?
— Её положение не сильно лучше, чем у греков.
— Ладно. Убедил. Действуй по ситуации. Но держи в уме, император пообещал компенсировать убытку в случае захвата наших кораблей. Так что сильно не осторожничай. Страховка у нас имеется. А у нас там в основном несвежие корабли, ещё годик-другой и большинству тимберовку делать…
В этот момент снова жахнуло.
— Сколько пороха сгорает впустую… — покачал головой Николай Николаевич.
— Это для дела. Испытания на ресурс и заодно составление таблицы стрельбы.
— Сердце кровью обливается.
— Не жалей, — улыбнулся Лев. — Ты, кстати, не знаешь, когда придёт партия натриевой селитры из Новороссийска?
— До осени должны справиться. Каботаж пока весь занят.
— Славно. Должны как раз склады освободиться. — покивал Лев Николаевич. — А то Государь слишком уж буквально понял мой совет скупать южноамериканскую селитру. Если я ничего не путаю, то на её закупку ушло уже свыше миллиона фунтов стерлингов[1]. Жалко, конечно, тратить на неё выручку от внешней торговли, но пока так.
— Я слышал. Много фрахта заказано. Даже англичане подрабатывают без задней мысли. Зачем она вообще сдалась?
— Переделка же.
— Чего переделка?
— В калийную, для выделки пороха наилучшего качества.
— А это возможно? Почему другие державы так не поступают?
— Потому что это делаем только мы, — расплылся в улыбке Лев.
На 1851 год всё ещё не существовало технологии переделки натриевой селитры в калиевую. Из-за чего продолжались целевые закупки принципиально более дорогой калиевой для производства порохов. Знаменитую же чилийскую селитру, натриевую то есть, закупали для использования в качестве реагентов.
В реалиях книги она закупалась на 1851 год массово только Россией. Остальные её брали ограниченно. Расцвет «нитратной экономики» для стран региона в оригинальной истории случился попозже лет на десять. А тут — с упреждением и сильным национальным перекосом…
— Морока какая, — покачал головой Николай Николаевич. — Производство ведь и азотной кислоты, и калийной селитры поставлено на поток и полностью перекрывает все нужды казны.
— Превышает уже. Из-за чего Николай Павлович разрешил торговлю порохом в частные руки. Для охоты и самообороны. Пусть и с ограничениями по объёму.
— Вот! Тем более! Зачем её ещё закупать и переделывать?
— Запас карман не тянет, — пожал плечами Лев Николаевич. — Стратегические запасы пороха могут очень пригодиться на случай войны.
— Или нет.
— Им в любом случае получится найти применение, — возразил Лев. — То же строительство, опять же. То, что сейчас есть — капля в море. Порох можно с пользой использовать много где. И даже если удастся нарастить его выпуск впятеро — всё одно не перекрыть потребности. А тут — война. Нас ведь отрежут от латиноамериканских поставок.
— Ну… чёрт его знает…
— Точно-точно. Англичане и французы этим займутся в первую очередь. Поэтому Государь и занимается скупкой стратегических товаров. Свинца знаешь сколько куплено? И всё аккуратно сложено в подвалах. На всякий случай.
— Хм… — хмыкнул Николай Николаевич.
После чего потянулся за заварным чайничком. Подлил себе в чашку заварки, а потом из самовара кипятка.
Молча.
Откинулся на спинку кресла и спросил:
— Слушай, а этого всего не получится избежать?
— Ты имеешь в виду, войны?
— Да. Очень уж она не к месту. У нас второй барк спущен на воду и достраивается. И… не хотелось бы сбавлять темпов.
— Боюсь, что нет. Ты ведь и сам видишь, как султан начал себя вести.
— Может ему шепнуть о том, что у нас есть бронированные корабли, которые в состоянии перемолотить все их флоты?
— Едва ли это имеет смысл, — покачал головой Лев. — Они не поверят. А если поверят, то не оценят. Если же оценят, то и себе начнут делать. То есть, либо эффекта никакого не случится, либо он получится не тот, что нам нужен. Или ты думаешь, что мы зря броненосцы под Воронежем маринуем?
— Хорошо сказано — маринуем. Такое чувство, что суета наводится, а работа не ведётся. Я же проезжал мимо города. Специально заходил поглядеть. Не сгниют?
— Это мой приказ. Император о нём знает и одобряет. Их вытащили на берег и построили вокруг большие сараи, то есть, ангары, чтобы скрыть от лишних глаз.
— Видел. Но почему их не оснащают до конца? Почему броню не ставят? Собрали бы, укомплектовали и держали на приколе.
— Из-за возможных утечек. Мы стараемся их показать через депеши, что у нас ничего не получается. Это игра такая. Там бумаги все с признаком особым идут, чтобы кто надо — понимал. На практике же их можно ввести в бой за пару месяцев.
— Так может ещё парочку построить?
— Всё не так просто. — покачал Лев головой.
— Это ты мне говоришь? — хохотнул братец. — Я тебя не узнаю.
— Перегон корпусов от Севастопольской верфи до Воронежа проходил в полной загрузке для оценки устойчивости и мореходности. И результат разочаровал. Сильно. В хорошую погоду они смогут удивить, а в плохую — не утонут сами, уже хлеб.
— Это верно для всех кораблей.
— Увы, не до такой степени. Так или иначе Лазарев не хочет больше таких малюток. Он признал, что был неправ, когда уменьшал проекты. Но строить новые большие корпуса уже некогда.
— Странно.
— Се ля ви, — развёл руками Лев. — Лазарев и сам не рад.
— Очень странно. Я перед отъездом видел его в Анапе. Он выглядел весьма довольным жизнью и терзал судостроителей на нашей верфи с таким видом, будто что-то задумал.
— Так и есть. Только задумал не он, а мы. — улыбнулся Лев Николаевич.
— Это как-то связано с испытаниями? — кивнул Николай в сторону окна, где опять бахнуло.
— Именно, братец. Именно. Понимаешь, восьмидюймовая пушка на высоком лафете не влезает на артиллерийскую палубу. А без него слишком сильно расшатывает крепления. Поэтому Михаил Петрович заказал шестидюймовые пушки, полностью аналогичные «восьмёркам».
— Чтобы перевооружить линейные корабли?
— Да. По общей задумке мы готовимся к зимней перестройке всех линейных кораблей Черноморского флота в этот сезон или следующий. Как пойдёт. Как первого, так и второго класса. С них по задумке надо срезать все лишние палубы, кроме нижней. Поставить паровую машину. И эти новые нарезные пушки.
— А броню?
— Едва ли это возможно. Под модернизацию идёт три линейных корабля первого ранга и одиннадцать второго. На любой из них брони нужно больше, чем на обоих моих броненосцах вместе взятых. А мы и для них только-только завершили её изготавливать.
— Плохо.
— Нормально, — отмахнулся Лев Николаевич. — Куда полезнее сделать тимберовку тем кораблям, которым надо и почистить днища от обрастания. Я поставил уже два десятка паровых машин для организации лесопилок по роспуску кебрачо на доски.
— На обшивку?
— Точно так. Выше ватерлинии всем её менять будем. И с этим-то большой вопрос как управиться. Сделать-то надо всё максимально синхронно. Поэтому и на нашу верфь в Анапе заезжал. И в Одессе верфи инспектировал. А я пока пушки готовлю, паровые машины с котлами да прочие механизмы. Помпы те же для откачки течи и организации тушения пожаров.
— А… хм… интересно.
— Большое дело задумали.
— А Балтика?
— Если успеем — ей займёмся. Но главное сейчас в едином месте, в единое время оказаться сильнее противника.
— Если вы срезаете верхние палубы, то может восьмидюймовые ставить на высоком лафете? Место-то будет.
— У высокого лафета есть другая беда — он плох при качке. Лазарев решил, что лучше шесть дюймов и заряд поменьше, зато на обычном лафете.
— На борт где-то по пятнадцать-двадцать орудий. — медленно произнёс Николай Николаевич. — Считай тяжёлый фрегат о сорока четырёх пушках. Всего их четырнадцать вымпелов. Это же…
— Шестьсот шестнадцать пушек. Но нет.
— А как?
— Будет центральная батарея из нескольких нарезных пушек. Их будут перекатывать с борта на борт по необходимости. Остальные — 30-фунтовки.
— Ну это для начала. А потом?
— Как пойдёт. Но полностью выставлять батареи по оба борта не планируется. Иначе до Балтики вообще не доберёмся никогда. А там ещё четыре корабля первого ранга и двадцать восемь второго.
— Мда… это только силовых установок сколько потребуется?
— Почти полсотни. И не забывай — там ещё фрегаты есть. Им тоже бы паровые машины пригодились и нормальные пушки. Я завален заказами так, что им конца-края нет. Одних шестидюймовых нарезных пушек в конечном счёте нужно изготовить сильно за тысячу.
— Бронировать вы совсем ничего не будете?
— Прокатный стан нужно запускать нормальный. Не до него. Да и лишнее это. Пока, во всяком случае. Тут с пушками да паровыми машинами разобраться бы.
Снова жахнуло.
В этот раз погромче. И сильно так.
— О! — жизнерадостно воскликнул граф.
Встал. Вышел во двор и крикнул:
— Какая?
— Четыре дюйма! На две тысячи пятьсот семьдесят втором выстреле. — отозвался командир команды испытателей, выходя из-за бруствера. В то время как его бойцы спешно сматывали провод электрического детонатора…
[1] В 1849–1851 годах добыча натриевой селитры в Чили, Перу и Боливии только начиналась, однако, она уже стоила относительно недорого, продаваясь в районе 8–9 фунтов стерлингов за тонну. Как итог на миллион фунтов стерлингов можно было купить свыше 100 тысяч тонн.