Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

Глава 7

Блицард

Фёрнфрэк

Пробиваясь сквозь щель в складках тётушкиного плаща, белый свет слепил и морозил, нёс дурные воспоминания и усыплял. Души грешников. Грешники становятся белыми ледышками и вредят ещё живым путникам. Они пробираются под одежду, сковывают горло и тают, оставляя после себя жар и кашель. Принц-изгнанник покрепче прижался к тёте и плотнее запахнулся в свой плащ. Теперь он в темноте, здесь душно, пахнет потом и костром, но тепло и будто безопасно. Гарсиласо ощутил себя хорьком. Олейро любил сидеть у него под сорочкой. А сейчас Гарсиласо, завёрнутый в собственный плащ, сидел под тётушкиным. Она придерживала его руками и заставляла лошадь ступать спокойно и не вилять. Иногда тётушка легонько его покачивала, что-то напевая. Выбраться бы из мехового плена и послушать, но это ведь невозможно. Даже в такой «норке» он вздрагивал от холода. Только виноват был не мороз, а жар. Он схватил принца два дня назад и, несмотря на все старания мастера Квентина, отпускать не желал.

Лошадь тётушки прибавила шаг и повернула. Гарсиласо вновь приоткрыл щель для слепящего холода. Мимо них прокатилось несколько повозок, в основном с детьми. Следом верхом ехали двое мужчин, слишком похожих на людей канцлера ви Ита. Так что Гарсиласо совсем выглянул и задрал голову, чтобы увидеть лицо тётушки. Та следила за встречными обеспокоено. Мастер Квентин поравнялся с ними, тоже пропуская повозки.

— Эй, птенчик, а ну назад в гнездо! — Квентин покачал головой и кивнул на Хенрику.

Поправив на плечах плащ, тётушка дотронулась до лба Гарсиласо рукой. Приятная прохлада волной пробежала ото лба до затылка. Он на миг прикрыл глаза и облизнул сухие потрескавшиеся губы. Затем поднял взгляд. Хенрика, сжав губы, поглубже натянула на голову капюшон и снова запахнула плащ, скрывая Гарсиласо в «гнезде». Мех, узкая полоска света и тепло. Он зашёлся в кашле. Лёгкие жгло изнутри, а в горле сухо, как в саду в знойном августе. Тётушка отпустила поводья и обхватила его руками, чтобы племянник ненароком не вывалился из седла.

— Хенрика, это не шутки. Его кашель уже слишком силён для простой простуды. Воспалятся лёгкие, вот увидишь.

Мастер Квентин настаивал, чтобы они остановились в городе. Впереди был какой-то Фёрнфрэк, но тётя мрачнела при одном упоминании о нём.

— Ты почти смог сбить жар.

— А теперь он вернулся. Родная, я в неравном бою с зимой. Холодные ночи сильнее микстур, Гарсу сейчас нужна в первую очередь тёплая постель и желательно грелка.

— Это всего лишь простуда… Полдня, и мы подъедем к другому городу.

— Даже через полдня может быть поздно, тебе нужен здоровый племянник или…?

Тётушка дёрнулась и возмущённо задышала, Гарсиласо почувствовал, как бьётся её сердце. Он уже болел так, и не раз… Но лежал он тогда на пуховой перине, греясь лечебным питьём и слушая чтение вслух. Гарсиласо обхватил себя руками и вздрогнул. Он гнал от себя воспоминания об Эскарлоте и прежней жизни, но они раз за разом вторгались к нему, смеясь над его жалкими попытками отбиться. Оказывается, забыть невероятно трудно, если ты сам желаешь этого.

Скрип повозок стих позади, лошади вернулись на тракт.

— Я не намерена останавливаться в городе, который снова что-то затевает. Это пятая повозка, Кёртис. В повозках дети. И всех под охраной увозят прочь.

— Конечно. Фёрнфрэкцы берегут своих детишек после той ночи, когда город покинули едва ли не все дети, умеющие ходить.

— Как покинули? Мастер Квентин? — Гарсиласо вынырнул и щурился на свет.

— Ушли и не вернулись. Куда и почему — неизвестно, но говорят, без ведьм не обошлось — Квентин наклонился к нему из седла и таинственно зашептал: — Они и тебя заберут, если не будешь слушаться тётю и сейчас же не залезешь ей под плащ. Стой, открой рот. Молодец, закрывай. В гнездо!

Гарсиласо уже скрылся, глупо хихикая. Лоб, веки и щёки горели огнём, а пальцы рук и ног немели от холода. Всё-таки он очень хочет остановиться в Фёрнфрэке и даже не боится ведьм.

— Ты думаешь совсем не о тех временах, Кёртис, — произнесла тётушка с раздражением. — С самого моего правления тут не обходится без дома Теков, чей глава, к тому же, ещё у моего отца вытребовал пост бургомистра. И теперь Теки, как встарь, расползлись по всей Андрии гнойной язвой. Язва эта изводит не только Блицард, но и доброе имя моих предков!

Судя по нервному скрипу, мастер Квентин заёрзал в седле.

— Не самое удачное сравнение, госпожа Яльте… — пробормотал он. — Язвы — это лишь проявление болезни, они означают, что страдает что-то другое…

— Хорошо, Кёртис. — Тётушка протяжно вздохнула и, Гарсиласо не сомневался, закатила глаза. — Мы остановимся там, но уедем как только сможем. Пусть я больше не королева, но я не намерена становиться участницей беспорядков, тем более что не так давно я отказала в поддержке Текам… Когда-то они были князьями Андрии, а после прихода Яльте лишились бы всего, если бы не присягнули нам на верность, благодаря за титул графов и дружбу. И подобно Яльте они не терпят обид.

— Дон Квинти?н, зачем у меня на спине саламандры?

— Что?

В комнате стоял полумрак, пахло воском, мёдом и какой-то травой, лечебной, из сумки мастера Квентина. Было тепло, даже жарко. Лекарь сидел на корточках около очага. Рукава его рубашки были закатаны выше локтя, ворот расшнурован.

— Где тётя Хенрика? — Собственный голос показался чужим: такой хриплый и едва различимый.

— Малыш, я не знаю эскарлот. Ты спросил о Хенрике? Она спит в соседней комнате, сейчас ночь, я уговорил её пока тебя оставить.

Гарсиласо не заметил, что говорил на родном языке. Во рту стоял неприятный горький привкус, хотелось пить. Он пошевелился под одеялами. Ноги, грудь и спина были обмотаны чем-то тёплым. Остатки сна ещё застилали глаза, но саламандры в камине уже обратились угольками, щипцы в руках Квентина — ложкой, а спину жарили явно не раскалённые до красноты ящерки. Гарсиласо с облегчением понял, что наконец отличает явь ото сна. Последнее, что он ясно помнил, это то, как мастер Квентин вносит его в пропахший капустой дом, как суетится хозяин, говорит что-то тётушка, она взволнована… Потом мастер Квентин с ним на руках поднимается по лестнице… Дальше — сон, что утаскивал в пучину ярких всполохов.

— Гарсиласо?

— Мне это приснилось. Будто вы греете в камине ящериц, саламандр, а потом достаёте из огня щипцами и раскладываете у меня на спине. — Он перешёл на блицард, но почему-то отчаянно хотелось поговорить на эскарлот. Только с кем, среди этих снегов и ледяного ветра? Тётушка обращалась к нему на своём языке и всё чаще называла «Гарс», а не «Салисьо». Она не любила Эскарлоту, а солнечные слова не любили холодный Блицард. Они яркими бабочками срывались с губ и погибали, не успевая взлететь.

— О, так ты снова с нами. Я уже подумал, ты на секундочку вырвался из бреда, чтобы озадачить меня и ускользнуть обратно в свои странные сны. — Квентин улыбнулся ему и подошёл. В руках — коробочка, источающая тот самый запах, что Гарсиласо уловил при пробуждении. — Неужели так горячо? — Лекарь убрал с его спины недовольно булькнувшую грелку, откинул одеяло. По спине пробежала приятная прохлада. — Брось, кожа только чуть порозовела. Эскарлотские принцы большие неженки, а? — Спину снова укутали. Гарсиласо вытащил руки из душного плена и утёр лоб, волосы местами взмокли. На подушке остался мокрый холодный след, ложиться обратно не хотелось. — Потерпи ещё немного, нужно хорошенько прогреть твои лёгкие, тогда кашель быстро пройдёт.

Гарсиласо кивнул, приподнялся и обернулся.

— Мастер Квентин? А что это там у вас? — От кожи с хлюпаньем отклеились липкие тряпицы. Вот бы сбросить это всё и помыться.

— Мазь. Лежи спокойно.

— Не нужно, я и так уже весь в этой…

— Мази. Это мёд с жиром и мятным отваром. А вот это… понюхай. — Квентин сунул ему под нос мешочек с порошком из какой-то травы. Пахло резко, немного сладко и мятно, так бывает, когда в камине жгут ароматные веточки. — Ты скоро будешь это пить. — Он кивнул на котелок с булькающим снадобьем, которое недавно помешивал у очага.

— Горько и кисло… Это от этого питья? — Гарсиласо облизнул потрескавшиеся губы. Принцы не плюются. Но он же уже не совсем принц…

— Нет, это от молока с маслом и мёдом. Пришлось тебя отпаивать, есть ты отказывался.

— Молоко… ненавижу его.

— Придётся полюбить, оно героически спасло твоё горло и вернуло тебе голос. Ты должен быть благодарен. А сейчас ложись, будем тебя лечить.

Гарсиласо обречённо опустился на живот. Квентин пододвинул к кровати столик и вытряхнул на него свою сумку. В этом мешке таилась целая сокровищница, и каждый раз там появлялось что-то новое. Мелькнул моток материи, тонко звякнули и блеснули в свете камина какие-то железки. Мастер Квентин, оголив Гарсиласо спину, убирал старые припарки. Воспоминания вспыхнули, тепловой волной ударили в затылок. Гарсиласо с трудом сглотнул и попытался оглянуться.

— А вы… вы будете меня резать? Не нужно, правда, я уже почти здоров. И спина не болит. И руки шевелятся, вот, смотрите.

— Неужели у тебя опять бред… Не беспокойся, я не собираюсь тебя резать. Лучше постарайся заснуть.

На спине оказалась новая порция мази, горячая. Квентин аккуратно водил рукой вдоль позвоночника, вокруг лопаток, покрывая кожу ровным слоем целебной пакости.

— Но… это же ваш скальпель? На столе? Зачем вы его достали?

— Иди-ка сюда. — Он коснулся лба Гарсиласо тыльной стороной ладони, на покрасневших пальцах блестела мазь. — Жара нет…

Гарсиласо снова оглянулся. Квентин смотрел обеспокоено. Свет от свечей и камина играл на его лице, выделяя бороздки морщин на лбу и заостряя нос, отплясывая в глазах влажными мазками. Это лицо внушало доверие, оно было спокойным и надёжным.

Мастер Квентин взял со стола железку и протянул ему.

— Это не скальпель. Этим срезают стебли растений и измельчают их, чтобы потом высушить и истолочь в порошок. Людей им не режут, лезвие недостаточно острое, видишь? — Он провёл странным закруглённым ножичком по ладони, следа тот не оставил.

— А иголки? Иголок тоже не нужно. — Гарсиласо с опаской глянул на стол, там ещё много чего лежало.

— Цветы шалфейницы! Ты хоть раз кашлял с момента, когда проснулся?

— Нет…

— Значит, моё лечение помогает?

Гарсиласо неуверенно кивнул. Мазь на спине начала припекать, а вот на ногах уже остыла. Квентин легонько надавил ему на плечо, вынуждая снова лечь, и стал накладывать на спину новые отрезки ткани.

— Тогда почему ты решил, что я должен тебя резать и тем более тыкать иголками? — Он прилеплял ткань вдоль спины Гарсиласо, обматывал вокруг, пропуская материю под животом.

— Я… видел. Так лечили в Эскарлоте…

— Перевернись на спину, осторожно. В Эскарлоте? А от чего?

— От ранения… — Конечно, от ранения, а не простуды. А он трус, напридумывал… У него всего лишь разболелось горло, чем тут помогут иголки? Глупый и трусливый мальчишка.

Мастер Квентин убирал с его груди лоскуты ткани и аккуратно складывал их на стол. Оказалось, мазь была белой, только слегка желтоватой. Гарсиласо вздрогнул. Жидкость, сочившаяся из раны Райнеро, была такого же цвета. Память неумолимо рисовала картинки. Зачем она так?

— Можно, я сам попробую? — Гарсиласо зачерпнул немного мази из коробочки. Горячая и мягкая, тягучая, липкая, похоже сладкая. Нет, та жидкость, из раны, была иной. — Лечили моего брата, у него в спине была дырка. От удара клинком.

Старший брат ничем не грозил младшему. И как раз это пугало больше всего — то, что он и не мог ничем грозить.

Райнеро лежал на животе в своей постели, без сорочки, только ноги прикрывало одеяло. Гарсиласо мог протянуть руку и коснуться его плеча. И эта близость пугала ещё больше. Кожа брата покрылась испариной, особенно на лице, волосы взмокли. На каждое движение лекарей мышцы Райнеро напрягались. От боли он кусал губы и сжимал подушку руками. Увидев перед собой младшего брата, он рявкнул, чтобы его увели, и отвернулся. Ноги Гарсиласо сразу вознамерились исполнить приказ, но отец, что стоял сзади несокрушимой горой, только крепче сжал его плечи и громко напомнил: «Смотри на старшего брата и учись. Он отважно сражался, но проявил неосмотрительность и поддался не святому порыву воина, но влиянию Отверженного. Никогда не поворачивайся к врагу спиной, сын наш».

Гарсиласо смотрел. На спине Райнеро, почти между лопаток, зияла алая рана. Комнату заливал дневной свет, и рану было видно во всех подробностях. Продолговатая, чуть меньше ладони Гарсиласо не очень глубокая. Но лекари, похоже, решили это исправить и будто хотели залезть поглубже в спину Райнеро.

Запах лекарств, что казался так не к месту в комнате никогда не болеющего старшего брата, резко ударял в нос, заставлял быть внимательней. Гарсиласо поймал себя на мысли, что забыл жалеть раненого и с явным интересом наблюдает за действиями лекарей.

Райнеро вернулся с войны неделю назад. На носилках, но в довольно весёлом настроении. Ему становилось лучше. Но вчера он страшно вскрикнул, разгибаясь из поклона перед отцом, и упал… Теперь трое лекарей, нависнув над его спиной, тихонько в ней копошились. Двое что-то делали тоненькими блестящими ножичками. Третий стоял рядом, подавал нужные железяки и вытирал выступающую кровь. Её было совсем немного. Рана алела пурпуром, но крови жалела. А вот чего-то другого — вязкого и бело-жёлтого — было немало. Лекари убирали светлую жидкость осторожно, но Райнеро вздрагивал от каждого движения и то и дело стонал, уткнувшись лицом в подушку. От этих стонов у Гарсиласо подскакивало сердце, потели ладони. Ужасно хотелось уйти, но было нельзя.

Вокруг постели брата собрались почти все близкие ему люди, и Гарсиласо входил в их число. Не было только «апаресидской приживалки» — Жуаны Гижар, или Хуаны — если по-эскарлотски. Гадкая девчонка. Помощница Райнеро в его издевательствах над младшим братом. Вертлявая, чернявая, стрекочущая, она была любимицей в семье Рекенья. И хотя чужеземка была уже в пути, к общему горю она опоздала. Гарсиласо надеялся, что Райнеро ей этого не простит.

Гарсиласо не оставляло чувство, что он видит то, чего видеть не должен. Не то чтобы его это когда-то останавливало. Просто он привык подглядывать за братом из укромного местечка, а не стоя прямо напротив. Райнеро это разрешённое подглядывание ужасно не нравилось. Матушка пыталась убедить короля покинуть спальню сына, но тот был непреклонен. Теперь она стояла чуть поодаль и тихо плакала, шепча молитвы. Свои молитвы, Гарсиласо совсем не знал их слов. У изголовья кровати склонилось двое священников. Они тоже бормотали святые слова, уже знакомые и понятные. И отец напоминал Гарсиласо, что и ему стоит молить Всевечного о здоровье для старшего брата. В свои шесть Гарсиласо знал наизусть очень много молитв. Но сейчас запинался, слова путались и замирали в груди, стоило ему заглянуть в лицо Райнеро. На нём была печать боли. Так что младший принц уже сам чувствовал покалывание между лопаток.

— Прекратите это отпевание, отец, я ещё жив!

От рыка Райнеро Гарсиласо проглотил очередное «амис» и отпрыгнул.

Молитвенный шепоток стих. Но стоило отцу кивнуть, и священники снова завели свою песню. Гарсиласо зажмурился, ожидая нового рыка. Вместо этого раздался тихий и усталый голос:

— Ваше Величество… Позвольте… Я не лекарь, но знаю, волнение его высочества ему только во вред. — Сезар ви Котронэ. Он бережно придерживал руку на перевязи, тоже след от войны. Друг Райнеро преданно оставался рядом с ним, хотя собственное ранение его очень беспокоило. Гарсиласо и сам не понимал, зачем отец собрал всех и заставил смотреть на лечение.

Около матушки нервно кашлянула Урсула Джудиччи, невеста Райнеро. Через две недели у брата должна быть свадьба. Невеста окружила его такой заботой, что никто не сомневался: она поставит Райнеро на ноги. Или он встанет ради неё.

Король махнул священникам, чтобы продолжали. Гарсиласо захотелось надеть им на головы мешки, только бы брат не слышал.

Отец не переставая шевелил губами. Никому не допускается прерывать его беседу со Всевечным.

Лекари, глядя на рану, о чём-то пошептались. Один взял новый ножичек и крючок и опустил их в алую плоть. Райнеро зашипел сквозь зубы и резко обернулся:

— Вон, я сказал! — Он дёрнулся, выгнул спину и отрывисто взвыл.

Лекари еле успели убрать от раны руки. Матушка вскриком кинулась к Райнеро. Тот вдруг закатил глаза и обмяк. Рука, что сжимала королева, повисла безвольной тряпицей. Гарсиласо с ужасом видел как бледнеет лицо брата. Страшная мысль о смерти пронизала от макушки до пяток.

Залившие взгляд слёзы размывали Райнеро, рыдающую на коленях матушку, священников, простирающих к потолку руки.

— Все вон!!! — громыхнул король так, что Гарсиласо подпрыгнул.

Отец одним движением толкнул его к выходу, схватил за руку королеву и отдёрнул от Райнеро. Сезар уже увлекал Гарсиласо из комнат, в обычно добрых глазах был гнев.

— Отвратное представление. Король… Ай, чтоб его! Ему эти шептуны дороже сына, — бросил он будто самому себе, уводя Гарсиласо всё дальше и дальше.

С того дня, как принц Рекенья лишился чувств под скальпелями, Гарсиласо его не видел. Навестить брата казалось немыслимым. В покоях Райнеро всё время кто-то был: лекари, матушка, сестра, невеста. Гарсиласо не знал, с кем боится столкнуться больше. Он хотел пойти к брату вместе с Донмигелем, но тот запретил. Ты ещё слишком мал, поди поиграй, так он сказал. Подойти к отцу Гарсиласо страшился. Король ходил ужасно злой.

Но вот Гарсиласо повезло. К Райнеро не входили уже очень долго — час или полтора. Интересно, что же с ним? По дворцу ползли шепотки, что наследник не может двигать ногами. И руками. И что ему гораздо хуже и он почти при смерти.

Младший принц научился перемещаться по дворцу совершенно незаметно для его обитателей. Недавно в Столовую залетел филин. Птица натворила больше шума, чем Гарсиласо за свои почти шесть лет жизни.

Он приоткрыл дверь. О нет! У постели брата сидела невеста! Гарсиласо попытался скорее уйти, но его окликнули.

— Кто здесь? Принесите холодной воды, у его высочества жар.

Гарсиласо обречённо заглянул. Девушка вскинула тёмные брови, поманила его. Её светлые, тяжелые волосы походили на матушкины. И невеста Райнеро, конечно же, была красива. Гарсиласо впервые остался с ней почти наедине, у него вспыхнули щёки.

— Здравствуй, Салисьо. Ты не приходил раньше, — Урсула говорила ласково, но эскарлотские слова у неё звучали странно.

Гарсиласо облизнул губы и промолчал. Перед ним лежал Райнеро, но не знай этого младший принц, он не узнал бы брата. Тот был совсем белый, только на лбу и щеках алели пятна. Тёмные кудри взмокли, веки вздрагивали, пересохшие губы приоткрыты. Он был очень худ, тяжело дышал. Гарсиласо испугался.

— Он умрёт?

— Нет конечно, малыш. — Принцесса Джудиччи провела узкой ладошкой по руке жениха, тот не отозвался. — Он храбрый и яростный воин, ты знаешь? Его подвиги ещё воспоют. Ведь у твоего брата впереди много славных лет…

— Твои слова заставляют меня прямо сейчас схватиться за шпагу… — Райнеро всё-таки разомкнул веки.

— Нери, глупыш!

— Что? Ради тебя я готов вскочить с этого ложа и пойти на самого свирепого дракона…

— Поговоришь с братом?

Не поговорит… Бред забрал Райнеро назад до того, как Гарсиласо дал о себе знать. К своему стыду Гарсиласо перевёл дух. Ему совсем не хотелось, чтобы тот при невесте обозвал его малявкой и выгнал вон. Урсула была хорошей. Она всегда улыбалась Гарсиласо. Недавно даже поцеловала в щёку, чем привела в негодование матушкиных придворных дам. Пусть она и дальне не думает о нём плохо! Хватало и Жуаны… Приживалка вернулась позавчера. Она, конечно же, не заметила Гарсиласо, попричитала над «братом» и засела у королевы. Правда, «сестра» успела поссориться с невестой Райнеро. К сожалению, Гарсиласо не довелось подглядеть их столкновение, но отзвуки летали по всему дворцу.

— На днях прибыли заморские лекари, — вдруг сказала Урсула, глядя на младшего принца. Гарсиласо опустил глаза. Ты оскорбляешь красавиц, когда смотришь на них своими глазищами, внушила ему Жуана. — Их головы причудливо обмотаны пёстрыми шелками, а кожа жёлтая, словно песок. Герцог ви Ита клянётся, что они знают, как вылечить принца.

— А почему они не здесь? — сердце Гарсиласо быстро забилось. Он понял, что не прочь ещё раз подсмотреть, как будут лечить брата.

— Король в раздумьях, — лицо принцессы Джудиччи стало холодным и чужим, почти как у королевы Дианы. — Гости из-за моря — подданные Восточной Петли, а значит язычники. Ваш король опасается, что если он примет их помощь — испортит свои отношения со Всевечным.

— Отец говорит, язычники слепы и прокляты. — Предвкушая историю, Гарсиласо забрался на краешек постели рядом с Урсулой. Райнеро уже дал понять, что не опасен. — А они правда без глаз?

Девушка втянула ртом воздух, из-за чего у неё на платье поднялся и опал лиф. Откуда-то Гарсиласо знал, что ему не следовало туда смотреть.

— Достойно сына человека, выбирающего между жизнью наследника и благосклонностью кого-то, кого никто никогда не видел!

Принц моргнул. Её слова были ему непонятны, но кажется, его и отца не похвалили…

— Не живи в стране, где правит ребёнок, женщина или безумец, — продолжала дочь герцога Вольпефорре. Гарсиласо больше не находил её такой уж милой. — Так говорил мне папа.

Гарсиласо отодвинулся. Урсула это заметила и устало улыбнулась.

— Заморские лекари такие же, как ты и я. Просто верят в другого бога. И не в одного, а нескольких. А ещё они умеют лечить так, как не умеет ни один врач Полукруга… В Вольпефорре это понимали. А здесь… Умереть страшно, Салисьо. Но жить у вас ещё страшней.

— Ты хочешь домой?

Принцесса торопливо кивнула, отворачивая лицо. Гарсиласо знал, что Вольпефорре раньше была не герцогством, а какой-то республикой. Там правил какой-то Совет Двенадцати, но пришёл Сиджизмондо Джудиччи и разогнал его. Кто-то покорился ему, а кто-то нет. С тех пор отец Урсулы только и занят тем, что «объединяет вольпефоррские земли под знаком буйвола»*. Ну, так Райнеро сказал.

— Я старшая у папы, понимаешь? — Урсула говорила быстро и держала пальцы у глаз, но вдруг резко опустила руку. Чёрные ресницы намокли от слёз. Как бы брат не очнулся и не решил, что это вина Гарсиласо … — Изотта и Бьяджа, как сказал бы Рануччо, малявки. И дуры к тому же. И отец слишком многого от меня хочет. Он пишет мне гневные письма… Как будто это моя вина, что твой брат лежит бездвижной колодой! — Урсула зажала рот и покосилась на Райнеро. Гарсиласо тоже.

И ничего. Брат был здесь и не здесь.

— Какая я дурная, — эта улыбка Урсулы походила на плач. — Я, конечно, уже полюбила его. Он будет мне любимым мужем несмотря ни на что. Даже если больше не сможет ходить. Но лучше бы смог, иначе ваша семья останется без моего приданого.

— Почему это?

— Потому что мой папочка убеждён, что когда тебе что-то нужно — ты должен прийти и взять это. Твой отец, не зная всей правды, хочет Кротталью и Пертокару *, и Рануччо захочет. Не столько сами земли, сколько покорить их.

— Райнеро это понравится — покорять.

— Да. Ты прав. Твой брат станет великим воином полководцем, вот увидишь. — Урсула Джудиччи сжала руку Райнеро и закусила нижнюю губу. По бледным щекам побежали слёзы. У Гарсиласо от жалости к ней защипало в носу. — Только бы король Франческо одумался…

— Я скажу ему! — выпалил Гарсиласо, спрыгивая на приступок.

Урсула улыбнулась ему, но внезапно закашлялась и отвернулась.

— Я вас оставлю, — её голос стал хриплым. Стремительно поднявшись, она вышла.

Гарсиласо подобрался поближе к брату, коснулся его руки. Горячая и сухая… Младший принц сжал старшему указательный палец и позвал:

— Райнеро?

Оставшись с ним наедине, Гарсиласо не мог видеть брата таким. Его охватил страх. Пусть Райнеро обзовёт его малявкой, пусть прогонит, но заговорит!

Веки больного вздрогнули. Он сжал и разжал губы, проглотил слюну. Из груди вырвался вздох. Он повернул к Гарсиласо голову. Казалось, брат не сразу узнал его. Взгляд то останавливался, то соскальзывал в сторону.

— Это я. Гарсиласо. — Голос дрогнул, захотелось убежать. Но тут горячая исхудавшая рука легонько сжала его пальцы.

— Не надейся, что я забыл тебя, — Райнеро хотел усмехнуться, но вышло едва заметное движение уголков губ. — Можешь отжать эту тряпку и положить мне на лоб? Хотя нет, лучше позови слуг.

Гарсиласо выловил в серебряном тазе с прохладной водой тряпицу. Хорошо выжав лишнюю воду, расправил и аккуратно положил на лоб Райнеро. Тот кивнул и вновь закрыл глаза. Чуть разжал пальцы, выпуская руку Гарсиласо.

— Райнеро…Ты только не умирай… Тебе нельзя, что тогда скажет матушка?

Райнеро вновь приоткрыл глаза. Гарсиласо устыдился, даже такие движения давались брату тяжело.

— Я не умру. Это просто жар. Так бывает, когда тебе протыкают спину. — Райнеро зажмурил глаза и закусил нижнюю губу. — Иногда даже болит.

По спине пробежали иголки и запульсировали в самой середине.

— Что ты здесь делаешь?

Гарсиласо подпрыгнул и обернулся. Рука Райнеро вновь стиснула его пальцы. Матушка!

— Мама… — Он испугался собственных слов, исправился. — Госпожа Диана.

Гарсиласо поднял на королеву взгляд. От горя её лицо исхудало, глаза покраснели от слёз. Она смотрела рассерженно. Принц хотел убежать, но Райнеро так и держал его. Легко можно разжать его пальцы и вытянуть свою руку, но вдруг от этого ему станет хуже?

— Уходи сейчас же.

Гарсиласо оглянулся. Брат, кажется, снова провалился в тревожный сон. Гарсиласо осторожно убрал его руку, отодвинулся, слез с кровати, старательно пряча взгляд. Почему-то когда он смотрел королеве в глаза, та злилась ещё больше.

— Я только зашёл к Райнеро… Он не возражал, я подумал, мне можно немного посидеть с ним, госпожа Диана.

Королева указала ему на двери.

— Не прячь свои умыслы за добрыми словами. Ты же ждёшь, когда он умрёт, да? Что ты здесь делал?!

Гарсиласо в испуге отпрянул, но мама схватила его за руку и встряхнула.

— Отвечай!

— Ничего, правда… — Он старался отвернуться, отвечал еле слышно, свободной рукой пытаясь разжать мамины пальцы.

— Ты лжёшь, ты желаешь принцу смерти!

— Нет, он же мой брат, — голос дрогнул, рука болела.

— Не смей так называть его, ты не достоин зваться братом его высочества!

— Но…

— Отвечай мне!

— Я ничего не делал!

— Матушка?

Райнеро! Гарсиласо обернулся. Брат приподнял голову и глядел на маму.

— Он положил мне на лоб примочку и задавал глупые вопросы, не более.

Диана разжала пальцы. Запястье пульсировало болью, Гарсиласо прижал руку к груди и попятился к дверям. Матушка уже сидела около сына, любимого сына. Она плакала и целовала его пальцы, прижимала к своей щеке, гладила по волосам…

Гарсиласо быстро утёр слёзы и незаметно вышел. Он успел дойти до конца коридора, когда ему навстречу вышел Донмигель.

— Салисьо, ты ходил к брату?

Гарсиласо кивнул и шмыгнул носом, погладил руку, та отозвалась болью, поднял глаза. Канцлер стоял напротив и улыбался ему.

— Что с тобой? — Он обеспокоенно взял Гарсиласо за подбородок и заглянул в глаза.

— Я ходил к брату…

— А что с рукой?

— Ма… госпожа Диана. Она была недовольна…

Он разрыдался. Донмигель привлёк его к себе и теперь гладил по волосам, обнимал.

— Ну-ну… эй, не плачь. Хочешь, пойдём ко мне? У меня много новых леденцов, ты таких ещё не пробовал.

Гарсиласо всхлипнул и кивнул. Канцлер приобнял его за плечо, медленно повёл к лестнице. Для младшего принца у него всегда были добрые слова и леденцы.

— Донмигель? Мы с Райнеро не родные братья?

— С чего ты взял?

— Госпожа Диана сказала, чтобы я не называл его братом.

— Знаешь… Она сейчас очень страдает. Не бери в голову, вы братья.

— Но Райнеро она любит, а меня…

Донмигель крепче обнял его.

— Иногда женщины совершенно слепы и не видят красоты души… Хочешь тайну? Только никому не говори!

— Не скажу.

Они остановились. Донмигель наклонился к его уху, его шепот щекотал:

— Я люблю тебя больше, чем Райнеро. Ты мой любимый принц.

— Правда?

— Правда-правда.

Гарсиласо повис на шее канцлера, слёзы высохли, его охватила небывалая радость.

— Эй, сломаешь Донмигелю шею!

Гарсиласо хихикнул и отпустил.

— Ну что, наперегонки? До моего кабинета?

— Ага!

— Раз… Двааа… Три!

*Чёрный буйвол на алом фоне — герб герцогов Джудиччи.

*Области Кротталья и Пертокара в описываемое время не признавали власть Сиджизмондо Джудиччи, считая себя суверенными территориями.