Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

Глава 16

Блицард

Фёрнфрэк

Из зеркала смотрел воин. А теперь и оратор. Он отхлебнул травяной горечи, поморщился и прочистил горло.

— И если вы дрогнете перед врагом, я брошусь в атаку один! Или нет… Скорее уж… Коль скоро вас спросят, где вы покинули своего командующего, отвечайте: мы покинули его в битве у фёрнфрэкских стен! — Пример увлекает, страх бесчестья удерживает на позициях, но какой бы он был Яльте, если бы не подготовил впрок угроз? — Повернётесь спиной — и вас перебьют и враги, и свои!

Рагнар с сомнением посмотрел на себя и в который раз дотронулся до неравномерно разросшейся щетины. Какая глупость, не о том думает. Осаждающие разгуливали под стенами и насмехались отнюдь не над молодостью командующего обороной. Они кричали всякие гнусности, скрещивали руки в неприличных жестах и ловко уворачивались от пуль. Это злило и придавало решимости, но и вдохновляющая речь для воинов Андрии была нужна. Едва ли досточтимый предок так же изгалялся в риторике, едва ли он о ней вообще слышал. Но за ним шли, ему покорялись, за него гибли, и университетский курс был тут не причем.

Но что там ораторское искусство, ему до сих пор подчинялись с неохотой, часто разгорались споры. Капитаны приняли его как командующего, потому что так сказал бургомистр, но сами они того не желали. Нок негодовал, его конников выставят на убой. Тека обижало «пренебрежение» его лучниками, и плевать, что Рагнар всего-то не позволил наводнить ими линию фронта, отведя место в роще и на крепостной стене. Шпонхейм приветствовал план командующего неизменным «Ха!» и оскалом, что сходило за поддержку. А бедный Гусс так распускал хвост, набрав почти четырёхтысячное ополчение. Конечно, он опечалился, когда командующий признал пригодными для боя лишь половину. Выбывши из обороны, ремесленники и селяне были задействованы в плавильнях и кузницах, поденщики назначены в сторожевую службу. Впрочем, с последними Рагнар измыслил для сегодняшней битвы нехитрый обман.

Сорвались с губ непримиримые слова человека, когда-то приходившемуся Рагнару Яльте отцом и королём: «Ты уже бывал на войне и показал, что не способен исполнять этот долг!»

Рагнар дёрнул себя за прядь волос, как это делала мама, состроил серьёзное и уверенное лицо, отстранился от зеркала. Рекенья может и не был способен, но у Яльте война в крови. И он это докажет.

Граф Агне одёрнул новёхонькую куртку, перед битвой прикинувшуюся поддоспешником. Настал час облачаться. Панцирь поджидал на подставке, давнишний удар в спину раз и навсегда выучил не дурить. А вот на шлем Рагнар согласился бы разве что после раны в голову. И Отверженный побери, не может быть, чтобы шапка от Юльхе не сберегла лоб надёжнее!

Если без куафера принц Льдов обходился запросто, то без оруженосца с рагнаровским доспехом сладить не мог. В губернаторском доме слуги подстерегали нового хозяина на каждом углу, в облюбованной цитадели с командующим не нянчились.

Граф Агне распахнул дверь, ища помощи, и едва не столкнулся нос к носу с бургомистром.

— Погрели уши?

— Конечно да. — Нагрудник на Миллиане форн Теке отливал сияющим белым светом и, Отверженный подери, сидел столь же естественно, как соболья шуба.

— Ну и как вам речь?

— Довольно талантливо… Только пожалуйста, не надсади горло раньше времени. Нет ничего ужасней сорвавшегося в разгар речи голоса. Ну, как здоровье моего любимого Яльте?

— Сгодится. — Рагнар шмыгнул носом и на всякий случай снова глотнул спасительной мерзости. — Вы их видели, людей вашего не любимого Яльте?

— Только со стены… Весёлые ребятки.

— Не то слово. — Вздохнув, граф Агне занялся кольчужным воротником. Хоть его-то крюки сбоку позволяли нацепить самостоятельно.

— У тебя жар? — Граф Милле притронулся ко лбу Рагнара и улыбнулся. — Нет, румянец от волнения. Тебе ещё повезло, видел бы ты щёки Янника! Но если что, я ничего тебе не говорил. Давай сюда доспех. — Он подмигнул.

— До последнего не хотел говорить вам этого, Миллиан, но за три недели я понял, что состояние крепостных стен тревожит меня сильнее бесподобного Арсенала. Попутал же вас Отверженный устраивать мятеж в городе без бастиона или хотя бы второй стены. Цитадели Рагнара хороши, когда враг уже ворвался внутрь.

— За час нам бастион не отстроить, мой хороший. Да и кому он нужен при толщине наших стен, цитаделях и подземных ходах. И потом, будь у меня совершенно неприступные стены, стал бы я принуждать тебя принять командование? Всего не предусмотришь, Рагнар. И даже крепости со славой неприступных через года или в одночасье могут пасть. Используй то, что имеешь, и докажи, что способен исполнять этот долг. А доспех тебе к лицу, между прочим. И кто только сказал ту глупость?

— Один человек, который не верил в меня и, похоже, не верил мне, — принц Льдов усмехнулся и потянулся за перевязью. Красно-белая, расшитая самым что ни на есть яльтийским, из волчьих голов, узором, она словно охватывала Рагнара волчьей шкурой, даря едва заметный запах крови на снегу, древний и ледяной, но не забытый. Ледяная кровь, огненное сердце. Он всегда был Яльте, стоило только вспомнить.

— В тебя верит правитель свободной Андрии, а это позначительней того человека, что принизил твои достоинства. — Форн Тек похлопал Рагнара по рукам и надел на них наручи. — Не сам же Предвечный тебе это нашептал, право слово.

— Его наместник, но это больше не имеет значения. Вы видели остальных моих капитанов? Хочу загодя выведать их настрой.

— Мальчик мой, ты меня удивляешь. Какой может быть настрой у военачальников Рагнара Яльте, как не сокрушать, поить мечи кровью и побеждать?

Рагнар кивнул. Проверил, как ходит в ножнах меч. Мельком осмотрел пистолеты, что Иогашек для него таки выискал. Форн Тек подал плащ и шапку:

— Начнёшь проигрывать, мой хороший, и вместо наручей я лично облеку эти руки цепями.

— Тогда уж лучше я возьму пример с предка. — Принц Льдов ухмыльнулся и двинулся к выходу, бросив на ходу: — Погибну за мгновение до поражения.

— Эй!

Обернувшись, Рагнар едва успел увернуться от летевших в него ножен. Рука сама перехватила их, выставила вперёд кинжалом.

— Не погибнешь, — довольно хмыкнул граф Милле.

— Рональд, когда всё начнётся?

— Когда я дам сигнал. А сделаю я это, когда пожелает моя прекрасная дама.

— Тогда… сейчас!

— Воля графини Оссори. — Рональд вскинул рог и затрубил. Трубный глас понёсся над равниной в серой дымке тумана. Серое небо треснуло, вбирая в себя вспугнутую стаю чёрных птиц.

Альда торопливо приникла к окуляру трубы. Мутная серо-красная масса обратилась людьми у самых стен, и как же много их собралось! Альда различила пехоту: солдаты, вооружённые кто пиками, кто аркебузами стояли навытяжку и смотрели перед собой. На флангах разместилась кавалерия, вооружённая как на турнир — копьями. Левый фланг упирался в рощу, правый выглядел беззащитно. Незадолго до сигнала к бою главнокомандующий смеялся: у андрийцев не кони — деревенские работяги.

Отведя трубу, Альда украдкой взглянула на графа Оссори. Он мог позволить себе насмехательства. Чёрный с золотом шлем с низким покоился у него подмышкой, ветер ворошил кудри.

Час тому назад в лагере завыли собаки. Альда проснулась и решила, творится нечто ужасное, к тому же балованные офицерами волкодавы внушали ей трепет. Рональд уже метался по шатру с шлемом-кабассетом подмышкой, бешено ухмыляясь. Оказалось, мятежники выходят из города и выстраиваются, чтобы дать бой. Граф Оссори ждал этого несколько дней, выманивал осаждённых как лисов из норы.

— Вынужден напомнить, что нужно смотреть не на меня, а на поле, моя прекрасная.

Альда вздрогнула. Конница с криками и улюлюканьем летела на врага, и от её грохота словно бы содрогался холм, где разместились главнокомандующий, его прекрасная дама и свита. Как сказал Берни, конница прорвёт центр вражеских войск, то есть сомнёт и опрокинет пехоту, а дальше победа, смех и лавры.

Холм вдруг показался ужасно близким к полю боя, даже ненадёжным. Альда невольно отступила, но трубы не отняла. Андрийская пехота тоже пришла в движение. Первая шеренга аркебузиров опустилась на колено и хлопнула выстрелами. Стрелков застлало дымом, из него выступила шеренга пикинеров. Блаутурская конница мчалась на них как ни в чём не бывало. Конечно же, бедолаги сбились с шага, дрогнули и начали сдавать позиции задолго до столкновения. Кавалеристы Рональда вынимали сабли, когда в гуще вражеской пехоты коротко и зло протрубил рожок. Пикинеры остановились. Передние шеренги всадили пики тупыми концами в землю, упали на колено, и перед конницей восстал чудовищный палисад. Из пик!

Альда чуть не зажмурилась. Лошади с лёту наскакивали на них, замертво падали наземь. Кавалеристы, что находились сзади, наступали на передних, наталкивали на пики. Ряды блаутурцев перемешались, от истошного ржания, криков раненых и хлопков выстрелов закладывало уши. Белый снег орошался алым, Альда отдёрнула от глаза окуляр.

— Дьявольщина! — прорычал Берни, свита вторила ему возгласами досады и злости. — Ты, живо к конникам! Полковникам приказ: построиться в две колонны и начать окружение!

Выдернутый из свиты офицер запрыгнул в седло и ускакал. У врагов затихал рожок. Правый и левый фланги андрийцев мчали на блаутурцев, стремясь окружить их. Часть вражеской конницы, правофланговой, вела себя странно. Всадники петляли и метались между сражавшимися конными и пешими, не завязывая схваток. Альда пересилила себя и вновь припала к трубе.

— Рональд, там… ослы? На поле боя!

— Кто?!

Загромыхали взрывы. Берни выхватил из рук Альды трубу. Да что же там творится? Блаутурская кавалерия — то, что от неё оставалось — построилась колоннами и на скаку сшибалась с конницей мятежников. Но взрывы не утихали.

— Что происходит, Рональд?

— Раппольтейн, — главнокомандующий не глядя сунул ей трубу, — принимай пост, от графини ни шагу! Богген, Стренг, Испвич, за мной!

Подвели лошадей. Берни надел шлем, взлетел в седло и умчался, офицеры бросились следом. Куда? В битву?!

— Капитан Раппольтейн, что там такое? Скажите мне, ну!

— Левая колонна блаутурских кавалеристов не пошла в контратаку. Они ослушались приказа. Теперь их гонят в рощу около крепостной стены. — Капитан короля Лауритса с видимым недовольством занял место Рональда и даже не взглянул на предмет охраны.

— А Рональд? Зачем…

— Главнокомандующий Оссори намерен возглавить контратаку и всё-таки взять вражескую пехоту в кольцо.

Загремели пушки. Благодаря Гвидо Пороху Альда бы ни с чем не спутала их «голос», только артиллерист не был к этому причастен. Стреляли враги! Альда приставила к глазу окуляр. Кучка всадников, бывшая левой колонной Берни, неслась к роще, подгоняемая пушечными выстрелами.

— У них были пушки, — не выдержал Грегеш Раппольтейн. — Туман… Выкатили в тумане и скрыли за пехотой, вот же…

— Я не вижу Рональда… Что это за взрывы?

В гуще боя творилось нечто непостижимое. Альда смогла заметить одного из осликов, но всадник вдруг выпрыгнул из седла. Прогремел взрыв, и животное ударилось оземь кровавым пятном. Блаутурцы, очутившиеся рядом, крича повалились в снег и остались лежать. Поле боя стало красным от крови. Голова закружилась. Альда сделала попытку найти Берни, но ноги начали подкашиваться, а к горлу подступала тошнота. Что, если Рональда задело взрывом?…

— Не вздумайте падать в обморок, графиня, — процедил Раппольтейн, поймав её за локоть. — Я не вам не нянька. Не служанка. Не воздыхатель.

— Эти животные… Их нарочно выпустили, чтобы они взрывались? Это чудовищно…

— Девочка, война сама по себе чудовищна! Да не смотри же туда!

Графиня Оссори послушно отвернулась и хватала ртом воздух. Раппольтейн, придерживая её за руку, сунул платок. Альда прижала ткань к губам, подавляя рвотный позыв.

— Где пехота Рональда? Почему её нет?

— Пехотой стали лишившиеся коней кавалеристы. Настоящую наш бравый командующий решил не задействовать.

— Не говорите так!

— … Зато приволок супругу. Если бы хоть одну из моих дочерей притащили любоваться на такое… Веселье её мужа быстро бы кончилось.

Высказать нахлынувшее возмущение не дал гром пушек. Куда ближе, чем раньше. Гвидо вступил в бой? Альда сжала зубы и вновь повернулась к битве. Разбираться в массе сражающихся стало ещё сложнее, но жуткие взрывы и крики смолкли, уступив место пушечным залпам и гулу сражения. Рональда нигде не видно… Вдруг ранен? Или хуже…

— Почему вы ничего у меня не спрашиваете?

— Мне всё понятно.

— Неужели? По вашему меловому лицу только это и видно. Супруга различили, графиня?

— Я… Нет… — голос дрогнул. Альда сделала шаг вперёд. Выстрелили пушки.

— Он во главе правой колонны. Видите? Наша кавалерия начала окружение справа и слева, а от неприятельской конницы осталось… да, мокрое место.

— А пушки?

— Это из нашего лагеря. Артиллерия гонит назад слишком близко подобравшихся неприятельских пехотинцев, — Раппольтейн позволил себе усмешку, но по-прежнему не отрывал взгляда от сражения.

Теперь Альда видела две конные колонны блаутурцев, они стреляли и секли саблями, а андрийские пехотинцы, огрызаясь ударами пик и выстрелами из аркебуз, отступали к опускающимся воротам. Альда отличила вражеских всадников, что замыкали отступление своей пехоты, прикрывая её, отбиваясь от рональдовых кавалеристов.

Трубил рог, сразу два, Рональда и андрийского командующего. Осаждённые забегали в город. Кавалерия Рональда не успевала сомкнуть круг, стреляла по андрийцам.

Ворота поднялись прямо у Рональда перед носом. Цепляясь за них, несколько человек упали в ров.

— Это конец?

Раппольтейн если и подумывал ответить, то не успел. Небо над стеной вдруг застило странное серое облако, птицы? Нет, облако взмыло вверх и посыпалось прямо на войско графа Оссори.

— Лучники! — Возглас Раппольтейна подхватила свита.

На головы солдат осадной армии обрушивался град стрел, и это ужасно мало напоминало миниатюры из рукописей! Вновь отрывисто взвыл рог. Рональд развернул подчинённых прочь от Фёрнфрэкских стен. Он бежал.

— Конец. Дьявольщина! — Раппольтейн ударил кулаком о ладонь и повернулся к Альде. И так не красавец — хмурый вдавленный лоб со шрамом, льдинки глаз под тяжёлыми бровями, полные губы, чудовищная рыжая щетина — он совсем обезобразился от злости. Безразборчивый рубака, которому тесно на этом холмике и оскорбительно от приказа охранять графиню Оссори, «девочку». От испуга она подалась назад, он же схватил её под локоть: — Пора возвращаться в лагерь. Надеюсь, это было ваше первое и последнее неудачное сражение.