Блицард
Фёрнфрэк
От тихого стона Берни проснулся и всмотрелся в темноту шатра. Снова зверёныш пищит? Берни уже жалел, что принёс с собой этот бодающийся комочек, но вернуть его назад и помыслить не мог. Альда нянчила найдёныша как… графёнка. Берни вгляделся в пятнистый клубочек — сплошные уши и длинные ножки. Оленёнок мирно спал, чудесно уместившись в трофейной шапке андрийского офицера. Как там теперь бедняга, с рассечённым лбом, раненой рукой и замёрзшей головой?
Стон повторился, Альда! Болван, не заметил, а ведь у неё щёки в слезах. Альда вздрагивала и силилась сжаться в комочек, по примеру своего подопечного. Руки сжаты в кулачки, брови надломлены в испуге. Разбудить, успокоить? Не так поймёт. Она и без того не соглашалась после скандала спать вместе. Ещё шум поднимет, только караульных здесь и не хватало. Но её мучил кошмар, и виной тому наверняка были ужасы последних дней…
Берни откинул одеяло, убрал шпагу. Не хватало, чтобы жена на неё напоролась. Альда всхлипнула и замотала головой. Придвинуться, осторожно привлечь к себе, обнять, но не будить. Берни давно заметил: сонная Альда являет себя настоящую, а настоящая Альда умела улыбаться одними глазами и говорить милые слова. Всхлипывания прекратились, Альда сопела ему в плечо, постепенно успокаиваясь. Кулачки сжимали его рубашку. Что ж, пусть так, лишь бы кошмар исчез. Берни слушал ровное дыхание жены и понимал, что не хочет, чтобы ужасы дня преследовали её ночью. Это был первый и последний раз, хватит. Эта осада слишком затянулась. Следующее утро графиня Оссори встретит по ту сторону стены, или он не Рыжий Дьявол.
Берни ещё несколько минут позволил себе побыть рядом с Альдой. Она шарахалась от него как от заразного. Три года брака без любви — это чушь по сравнении с тем, что творится между ними теперь. Но что он мог поделать? Ему не извести свою «рыжедьявольскую» сущность, но оставаться в глазах жены чудовищем было тяжко. Минуло полмесяца. Альда, книжница Альда, никак не желала понять, что чудовища меняют обличье при свете дня или ночью. Графу Оссори для метаморфозы требовалось закончить войну. И лучше бы победой.
Альда вздохнула, чуть разжала кулачки. Преодолеть себя, убрать ее руки, отстраниться и снова уйти. Каждую ночь он, как вор, ложился рядом, помня про шпагу, и уходил ещё до рассвета. Берни поправил одеяло из волчьей шкуры, накинул плащ.
— Господин главнокомандующий, — караульный кивнул и придержал полог.
— Докладывайте.
— Из города не выходили, но собаки волнуются. Возможно, они просто что-то учуяли, но…
— Хорошо. Собрать людей у края лагеря, проедемся по окрестностям.
Дисглейрио Рейнольт преодолел лестничный пролёт и неслышно приоткрыл дверь. Оставленная им свеча мигала в лужице воска, догорая. Малыш Бигот спал там же где и несколько часов назад, на кровати, нежно обнимая подушку. Кто же знал, что от скуки и нервных потрясений Руфус примется пробовать местные напитки, запах которых отбивал нюх? Что заведет дружбу почти со всеми мелкими дворянчиками из ополчения, живущими в этой гостинице, успеет потанцевать на столе с кухонной девкой и подраться с ее мужем? Рейнольт даже подумывал оставить горе-солдата досыпать, но Бигот был ему нужен, к тому же дисциплину следовало восстановить, а дрыхнуть, когда командование воюет — не дело.
— А кто тут кричал о чести блаутурского офицерства? Кто рвался хватать Дьявола за рога? Оторвись от перины, Бигот.
— Брихильда, — промычал подопечный и зарылся лицом в обожаемую подушку, которая сейчас казалась ему какой-то частью пышнотелой Брихильды.
— Бигот! — Рейнольт рванул подушку.
— Капитан Рейнольт… — Пока Руфус таращился по сторонам, будто впервые видел их комнатушку, Дисглейрио плеснул в глиняную чашку холодной воды из таза для умывания. Парень отхлебнул, поморщился, сбрызнул остатками лицо. — Я даже не буду спрашивать… Хотя нет, буду. Что ты вытворял? Ты даже не пьян.
Вместо ответа Руфус тупо уставился куда-то в рот Дисглейрио, после чего перевел взгляд на пол. Тот выглянул в окно: снег и луна за тучами, надо бы поспешить.
— Вас вчера всю ночь не было, и сегодня весь день… А луна полная… — Руфус нервно сглотнул.
Да куда уставился? Рейнольт проследил, куда тот смотрит— грязный дощатый пол, и только.
— И что с того? Попасть в ополчение этих ненормальных не так-то просто. Видел бы ты их командующего, смех, но ему понравился мой взгляд. Пришлось приврать, что мы наемники с Коллумских островов, поэтому так хорошо владеем оружием, дворянами-то нам с тобой назваться нельзя… Да куда ты пялишься?
Руфус тряхнул головой, сел на край кровати. Волосы встрепаны, на щеке след от подушки, на шее отчетливая отметина от поцелуя. Безделье творило с мальчишкой чёрте что, но скоро Рейнольт это исправит.
— Выволочку за недостойное офицера поведение устрою позже, сейчас не до того. Ночью на лагерь будет налет, нас взяли.
Биготу следовало по-щенячьи визжать от восторга и носиться по комнате, собирая вещи, но он только приоткрыл рот и непонимающе хлопнул глазами. Все то время, что они сидели в Фёрнфрэке, Биготу не давала покоя мысль, что им нужно что-то делать. Парнишка готов был со стены в лагерь за Оссори прыгать, лишь бы выполнить волю короля. Он успел побывать в казармах для добровольцев — порядочных простолюдинов и бандитского отребья, а от своих новых приятелей-дворян из кавалерии узнал, что они с Дисглейрио могут попасть в пехоту андрийской армии, как умеющие держать оружие воины сомнительного происхождения. Бигот даже «заразился» от дворяшек ненавистью к королю Лауритсу. Тот мало того, что прогнал их «любимую глупенькую королеву», так еще и ограничил число охраны в домах, ввел новый налог с производства и торговли и снизил сумму выкупа для их крепостных.
Бигот уже дышал вместе с ними жаждой битвы и низложением, и вот, когда ему выпала возможность «что-то делать», он молча таращился под ноги Рейнольта.
— А вы как же, под такой луной? — прошептал он.
— Если ты настолько пьян, то держи свою Брихильду и спи дальше! — Дисглейрио кинул ему в лицо помятую подушку, но тот увернулся. Трезв, но помутился разумом?
Рейнольт опустился на корточки перед своей кроватью у противоположной стены, пошарил под ней рукой в поисках шпаги и заранее раздобытого шлема с забралом. В нем будет легче ловить Оссори.
— Волка сразу заметят, вам там опасно, — сдавленным шепотом поделился Руфус.
— Какого еще волка? Кошмары мучают? Лучше приготовь свою шпагу. — Рейнольт чихнул, но клинок и шлем нашлись.
— Вашего волка, капитан Рейнольт. Я знаю, что вы им перекидываетесь. У вас тень гривастая.
От неожиданности Дисглейрио ударился головой о кровать, неловко из-под нее вылез, сел на пол. Руфус замер и глядел не то с испугом, не то с жалостью. Так пьян или нет?!
Поймать Оссори: дьяволенка скрутить и хорошо покалечить, может и убить случайно, Альду забрать, и будь что будет! Рейнольт слишком устал от всего этого, так что тратить время на обезумевшего после нападения волков подчиненного не хотел совершенно.
— Я сейчас сделаю вид, что не слышал этого бреда, а ты надевай плотный колет под ливрейную куртку, бери шпагу — и на выход. Проветрим твою дурную голову, а то сам скоро от скуки на луну завоешь. Тень у меня, говорит, гривастая… Не стригся я давно, вот и все!
*Несмотря на то, что в Блицарде с 15 века отменено крепостное право и действует система с селянами-общинниками и фермерами, в Андрии крепостное право сохранялось, но в определённые дни в году можно было внести за себя выкуп.
В налёт шли триста человек.
— Разверзните ад и растворитесь в ночи, — наставлял командующий армией «вольной Андрии» солдат, выстроенных на эспланаде перед Университетскими воротами. До плаца блицардцы еще не додумались, впрочем, как и до регулярной армии.
За командующим шли, ему смотрели в рот и ловили каждое слово. Ещё до встречи со знаменитым графом Агне Рейнольт представил себе могучего воина Севера, разумеется ветерана Девятнадцатилетней. Так что он каждый раз с трудом унимал ухмылку. Мальчишка хорошо если не младше Руфуса. Расхаживал перед летучим отрядом и давал напутствия. Голос твёрд, щетина многодневна, взгляд разит наповал… Хорошо отрепетировал, молодец.
На Рейнольта граф смотрел самую малость снизу вверх, открыв прелестное личико со вздёрнутым носом и широкими скулами. Посередине лба рдел порез, мальчишка схлопотал его на вылазке три дня назад. После неё выжили четверо. То ли их главарь ловко уворачивался от неприятеля, то ли как солдат впрямь чего-то стоил. Во всяком случае, из пистолета с пяти шагов да по обмершей мишени мы не промахивались. Об убийстве капитана Гусса говорил весь гарнизон, но Рейнольт узнал об этом от Руфуса, тот действительно стал своим среди мятежников.
— Сыны Андрии, звери войны! Хватай за горло, терзай и рви! — Плечами мы тоже не вышли, но меховой плащ выручал.
Рейнольт знал наверняка, такие же юные оболтусы из ополчения на Агне молились, становясь во снах рядом, а то и принимая командование. Да что там, Руфус бы тоже за таким понёсся и не спросил куда и зачем. Дисглейрио пробирало веселье, во многом оттого, что Руфус принял его за оборотня, хотя и винился в этом всю дорогу. Сейчас парнишка морозит нос и ждет с лошадьми в указанном месте, волки его там достать не должны, может, хоть дурь из головы выморозит.
— Огонь и страх, победа или смерть! — Чернокудрая прелесть всё кричала страшные слова.
Рейнольт не выдержал и хохотнул, поправил забрало. Вокруг завопили: «Рагнар и Андрия!!!».
… Ночные дали будоражили. Хватай, поджигай, круши, режь и беги. И кровь вскипает и бьёт в висках, и стук копыт как гром, а крики поглотит холодный воздух. Всё это с ним уже было. И ночное небо, и последние мгновения в засаде, и белеющие ряды палаток… Тогда он служил офицером и гордился этим, тогда он был верным капитаном и знал, что убивает за правое дело. Всё повторяется?
Дисглейрио, перекатывая в ладони ледышку, внимательно слушал наставления. Уже четверть часа, как они закончили переход от Университетских ворот и теперь выжидали момент. Сразу за холмом начать наскок, только отзвучит клич постовых. Оссори разбил лагерь по древнеравюннской стратегии, так, как это делали драгуны при Айроне-Кэдогане, так что Рейнольт заранее знал, где шатер главнокомандующего. Лагерные собаки нерешительно подвывали. Но натренированных псов сбили с толку, а их хозяева слишком устали, чтобы угомонить скулёж и проверить окрестности, ведь у главных ворот всё спокойно.
Продвигаться группами по двадцать человек, убивать спящих, поджигать палатки, бой не принимать. По сигналу выбежать из лагеря, седлать коней и отступать к Волчьим. Дисглейрио слушал и запоминал. Ему совсем не хотелось столкнуться со своими. У королевского пса была иная стратегия. Над шатром командующего реяли три флага, не проглядеть. Кони осёдланы, Руфус ждёт, дорога до следующего города не так и длинна. Остается лишь поймать Оссори. Но чем больше Дисглейрио думал об этом, тем ближе подбирался к тому, что Рыжего Дьявола проще убить. Меньше мороки в дороге, к тому же в Блаутуре того все равно ждет казнь, так не все ли равно?
Рейнольт стряхнул с ладоней воду, вокруг завозились. Сейчас?
— Вперёд! — шёпот ударил по ушам.
Летуны на славу нагнали огня и страха. Сперва они тенями во мраке перерезали постовых и собак, приложил клинок и Рейнольт. Когда они зажгли факелы и взялись палить палатки, Дисглейрио стало не по пути с удалыми андрийцами. Подстёгнутые призывом Агне, дурни куролесили напропалую. Кололи выбегающих из палаток погорельцев, уворачивались от схваток, топтали и улюлюкали. Самые ненасытные запускали в окраинные «улицы» лагеря факелами, разживались новыми, и всё повторялось. Все ночные налёты похожи друг на друга, и лучшая награда — пляс на неприятельском пепелище.
Дисглейрио оставалось лишь пробираться к своей цели краем проторенной дороги. Шпага не покидала ножен, забрало надёжно скрывало «рожу прирождённого налётчика», как окрестил его мальчик-командующий. Воздух дрожал от жара, вокруг орали, топотали и дрались. Кто-то кубарем скатился под ноги, очухался, выкинул шпагу. Рейнольт с неохотой вынул свою. Отбить, потеснить, налечь, ткнуть. Насмерть. Первая кровь… Ну и сколько её сегодня прольётся?
Лютые андрийцы повергли в крах «главную улицу», путь к шатру Оссори был расчищен.
Катрия всхлипывала. Тэмзин молилась. Альда застыла. Там, снаружи, всё звенело и полыхало. Люди кричали, резали, стреляли, умирали, и от всего этого графиню Оссори с камеристками отделяло столь ненадёжные шкуры шатра.
Катрия взвыла, Альда дёрнула её за руку:
— Молчи! Офицеры моего мужа нас защитят.
— Офицеров только шестеро, а этих там мнооого, — Катрия завыла с удвоенной силой.
Поразительно, но саму Альду рыдания не сотрясали. Прижав к груди брыкающегося Рони, она выглянула из укрытия, куда их усадили офицеры. Перевёрнутый стол стал им убежищем. Охрана по-прежнему стояла у задёрнутого полога, обнажив шпаги.
Что произошло дальше, Альда упустила, но с визгом Катрии смешался крик забывшей о молитве Тэмзин, а стены шатра разорвались, впуская ужас и смерть.
Убийцам не было числа. Разносился лязг, из-под сошедшихся клинков летели искры, спины офицеров то отдалялись, то приближались, злые короткие выкрики вонзались в уши. Хлопнул выстрел, дерущихся заволок дым. Катрия и Тэмзин завизжали, прижались к графине Оссори с обеих сторон. Рони трясся мелкой дрожью.
Стол отшвырнули, Альду схватили за руку и дёрнули. Рони закричал, вырвался. Снова хлопок, потом вскрик Тэмзин.
— Рональд! — жалкий крик слетел с губ. Где же он? Альда оглянулась, убийца намертво сдавил ей руку и бился с одним из офицеров. Тот же был так хорош в фехтовании, он не посмеет проиграть, нет!.. От скрежета стали заныли зубы, офицер изогнулся, из его рта хлынула кровь.
Альда вскрикнула, дёрнулась. Берни, да где же ты? Полог снова взвился — ещё один убийца! Но в шлеме с забралом. Шпага взлетела в позицию, стало быть, он из своих?
Совсем рядом что-то взорвалось, но грохот показался слишком далёким. Альда почти его не слышала, не слышала себя, голова шла кругом. Настоящим стали лишь звон в ушах и боль в руке.
Она отрешённо взглянула на лоскуты шатра, их рвал ветер. Сквозь них проступала битва. Под сапогами хлюпнуло, Альда поскользнулась, но убийца удержал. Кровь на подоле платья… Где Катрия? Тэмзин ранена, ей нужно помочь…
— Спасайтесь! — Она смигнула: рыцарь под опущенным забралом… Руку никто не сжимал. — Ну же, выходите!
Альда послушно ступила вперёд, запнулась за ноги недавнего убийцы, из его шеи била струя крови. Рыцарь толкнул её к пологу и вновь скрестил с кем-то шпагу. Шум ударил по ушам, отозвался в затылке пульсирующей болью. Всё пустилось вскачь и смешалось. Ночь, огонь, крики, галопируют лошади, дико хохочут люди.
Альда выпрыгнула из шатра и попятилась.
— Рональд, где ты? — Нет смысла кричать. Под ноги рухнул шпиль, оскалился медведь, вокруг морды глодал зелёное поле огонь.
— В сторону! — Неистовое ржание, Альду хватают за руку, дёргают. Земля плывёт из-под ног, на плечах смыкаются чужие руки. Мрак вбирает в себя гул битвы, глушит.
Рональд, где же ты?
Голова графа Агне тосковала по отнятой шапке, сердце ныло по погибшему капитану конной тесинды, зато раненая рука благодаря хлопотам бургомистра почти не болела. Так что почему бы и не лук? Пустив в налёт на вражий лагерь триста самых разбойных своих андрийцев, Рагнар прошёл на крытый тренировочный двор. Его последний капитан исстрелял деревянную мишень и теперь примеривался к чучелам для рубки. Рагнар остановился и вскинул руки. Стрела просвистела в нескольких нийях макушки, шевельнув волосы.
— Мне стоит бояться?
— Что вы. Я стреляю по безоружным, только если прикажет командование. — Янник форн Тек, глянув на него невинными глазами, прицелился в то же чучело позади графа Агне.
— Почему ты избегаешь меня? Из-за пленных? — Рагнар переместился поближе к стрелку и в который раз удивился. Наедине с луком, но одевался сын графа Милле как на светский провинциальный приём. Курточка из замши, серебряные пряжки-застёжки, на рукавах прорези, мешковатые штаны как неношеные. Кожаной, с истёртой шнуровкой куртке Рагнара было не угнаться за этой опрятностью, пусть форн Тек и обеспечил его гардеробом, достойным принца Льдов. — Из-за них? Да брось ты это! Да, пострелял немного, но я был зол из-за голов наших воинов и этого Урмода, чтоб ему с луны свалиться!
— Я не привык убивать прикованных к стене людей… — Свист стрелы, и вот неудача, немного мимо. Тек тут же наложил на тетиву новую стрелу, спустил, и она расколола предшественницу надвое. Проигрывать мы не любили.
— Оставь в покое эту мишень, я пришёл говорить. И я видел, как ты стрелял со стены. Ты не промахивался. — Граф Агне аккуратно потянул лук за плечо.
Тек выпустил своё сокровище, собранное из пород тиса и акации, усиленное роговыми пластинами, взлохматил кудри и резко повернулся:
— Ай, слушай! Я правда не одобряю твоё отношение к пленным, но…
— Но?
— Отец рассказал мне кое-что… И я бы тебе не говорил, но ты и сам должен понимать. — Янник виновато заглянул командующему в глаза, понизил голос: — К тому же отец сразу поставил перед тобой неприятные условия.
— Я ничего ему не скажу. — Рагнар отложил лук. Что Тек-старший за эти три дня поведал сыночку? Вот же старый хмырь.
— Я будто снова в детство попал, — Тек невесело усмехнулся. — В кличе «Рагнар и Андрия» главное — Рагнар, и это отнюдь не играет тебе на руку. В случае падения города никто не вспомнит о каком-то бургомистре Теке, зато графа Агне будет знать каждая молочница…
Так вот, какую игру затеял Милле… А ты погнался за войной и славой предка. Дубина, верно Нок сказал. Да и Клюв Ита отвесил бы забывшемуся ученику душевный подзатыльник. Предался войне, забыв о политике, а войны без политики не бывает. Вот и барахтайся в славе, Рагнар Яльте, а принц Рекенья посмеётся… Он-то помнил, зачем и куда шёл.
— Да, пожалуй. Я действительно должен был понять сам… Но не вышло. Спасибо.
— Отец очень ценит тебя, но…
— Он всё делает верно. — Рагнар скрестил руки на груди и вымученно хмыкнул. — Я бы тоже так поступил на его месте.
— Прости. — Янник пожал его плечо. Какие виноватые ясные глаза, да с такими сразу ко «двору» Пречистой.
— За что?
— За возможное предательство. Я с тобой до конца, но если всё кончится плохо, я не оставлю отца. — Тек помрачнел. Семейство и правда познало горечь раздора?
— И зачем тогда ты мне это рассказал? — Рагнар хотел посмеяться, не вышло.
— Сын бургомистра родился с совестью для себя и родителя разом, — зато Яннику улыбка удалась. Принц Рекенья подобных одуванчиков терпеть не мог, но принц Льдов считал делом чести заслужить дружбу этого святого лучника.
— Совесть… Незаурядное качество в наши дни.
— Я хотел предупредить. Если мы падём, ты должен сразу бежать из Фёрнфрэка, а лучше из Блицарда. — Вот, радуйся, теперь он спасает твою шкуру. А ты и забыл, как такой же друг с совестью и виноватым взглядом выручал твою задницу той страшной ночью, у Апельсинных ворот. Те ворота в далёком прошлом, здесь только Волчьи. Принц Льдов впервые с тоской вспомнил юг. Вот почему так тянет к Яннику… Верно, Нок, дубина. Сезара нельзя заменить.
— Боюсь, бежать мне не дадут. У нас с твоим отцом был иной… уговор.
— Я знаю. Я всё знаю. Поэтому говорю тебе — беги. Отец внакладе не останется, все подтвердят, зачинщик — граф Агне. Но ведь принц Рекенья никакого Агне не знает, так?
Миллиан выложил сыну всё. И пусть. Рагнар сдержанно кивнул. Янник вдруг поклонился ему — не как графу, как принцу.
— Пожалуй, да… Совсем не знает. Ты сын своего отца, Янник. — Рагнар потрепал его за плечо, сам заглянул ему в глаза. — Но мне не нравится твоя мрачность. Мы победим. Правда, графу Агне всё же придётся исчезнуть…
— Страх и огонь, победа или смерть!
Рагнар вздрогнул. Овал арки заполонил собой грязный, но ликующий Космач, сегодняшний налётчик, ублюдок по нраву и по происхождению. Космач поклялся не стричь бороды, покуда отец, всё равно без законных наследников, не отпишет наследство старшему из бастардов. Граф Агне нетерпеливым жестом подозвал молодца:
— Продолжение должно превзойти начало. Ну?
Космач паскудно ухмыльнулся себе в короткую опалённую бороду:
— Извольте свидетельствовать графине своё почтение.
— Отличная работа, друг! — граф Агне хлопнул подчиненного по закованному в кожу брони плечу. Затем улыбнулся Яннику: — За мной, Тек. Посмотрим, золото или роза. Обещаю, тебе понравится.
Боль, мрак, нарастающий гул. Чей-то зов, резкий запах, жёлтые сполохи. Альда заморгала. Над ней парило, расплываясь, некое пятно, на котором угадывались рот и обсеянный иглами щетин подбородок. Губы шевелились, но слов было не разобрать. Звон и гул, мир покатился яблоком, захотелось улечься назад в темноту.
— Госпожа Оссори!
Кто-то звал… Кто? Всё ясней звучали мужские голоса, чужие и резкие. Альда снова разомкнула веки и услышала стон. Собственный. Привкус железа во рту, перед глазами размытое щетинистое лицо.
Альда попыталась на нём сосредоточиться, но шум в голове усиливался, колотясь в затылке болью. Что произошло? Почему так плохо? Шатёр, пламя и страх, захватчики, пришли за ней. Лязг шпаг, всюду кровь, крики, блаутурец в шлеме с закрытым забралом, боль и мрак…
— Графиня! Приходите в себя… Вот вы и с нами.