Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

Глава 37

Блицард

Фёрнфрэк

Эскарлота, Висенсия, 1524 год

Младший из принцев Рекенья внимательно изучал портрет мальчика. Этот мальчик тоже носил имя Гарсиласо Рекенья и сватался к принцессе из рода Джудиччи, правящего Вольпефоррским герцогством. На этом их сходство заканчивалось.

С портрета взирал юноша лет четырнадцати: взгляд красивых голубых глаз прям и проникновенен, чёрные кудри вьются один к одному, а черты лица такие гордые и почти хищные.

Гарсиласо склонил голову набок, но так портрет отдалился от оригинала ещё больше.

— Это не я…

Райнеро подошёл сзади и положил на Гарсиласо руку. Тот запрокинул голову к брату:

— Райнеро, а так можно? Мы обманем принцессу.

— Можно, — Райнеро сжал плечо Гарсиласо и усмехнулся. — У тебя есть год, чтобы таким стать.

— И глаза исправятся?

— Ну… Постарайся меньше смотреть жене в лицо, может, она не заметит.

Гарсиласо повёл плечом, сбрасывая руку брата, и отошёл в сторону. Он не хотел жениться. Зачем ему это? Жениться должен был Райнеро, но его невеста Урсула умерла, и теперь настал черёд Гарсиласо стать женихом. Но красивый старший брат готовился венчаться, будучи юношей много старше девяти лет… А вдруг невеста Салисьо тоже умрёт? Или хуже того, окажется злой и будет обижать его, как Хуана?

— Райнеро, а какую жену ты мне выберешь?

— А у тебя есть пожелания? — хохотнул тот.

— Да. Пусть она будет доброй.

— Она будет самой красивой и самой доброй, малявка! — Райнеро взъерошил Гарсиласо волосы и направился к дверям.

— Я не малявка… — сообщил Гарсиласо спине старшего брата. Райнеро ушёл, и Гарсиласо хотел было пойти за ним, но портрет снова притянул взгляд.

Каким же красивым мог быть Гарсиласо… Он не подозревал, что художник нарисует его таким, и волновался, что тот взмахнёт кистью, честно изображая красные глаза и распухший нос, ведь перед самым позированием Гарсиласо пришлось пролить слёзы.

Младший из принцев Рекенья сел обратно в кресло, в котором позировал. Портрет смотрел прямо на него, казалось, с насмешкой, так что Гарсиласо развернул кресло спинкой к нахальному красавцу и залез с ногами на мягкое сиденье, лицом к окну. В стекле тускло блеснуло отражение: маленький мальчик с косыми глазами и вихрами кудрей. У него были слишком тонкие и слабые руки и ноги, Райнеро говорил, как у девочки. Из-за волос голова казалась большой, особенно на этой тонкой шее. К тому же, он был низкого роста, малявкой, даже спинка кресла была намного выше. Гарсиласо показал отражению язык и обхватил коленки руками.

Наверняка, будь Гарсиласо таким же прекрасным, как на картине, мама любила бы его больше. Ведь Райнеро красивый, а портрет ему ничуть не уступает. Совсем загрустив, Гарсиласо забрался в кресло поглубже и прикрыл глаза. Утром он сделал огромную глупость, рискнув залезть в кабинет королевы. Спрашивать разрешения было бесполезно, младшему принцу нельзя там появляться, но любопытство пересилило. Как там оказалось интересно! Гарсиласо будто попал в сокровищницу Севера. Особенно манила покрытая эмалью шкатулка. Её украшали узоры, подобных которым Гарсиласо ещё не видел. Сердце так и колотилось, когда он осторожно снял резную крышку и вынул на свет гладкие чёрные камешки, зачем-то прикрытые засушенными сосновыми веточками. От восторга Гарсиласо забыл дышать, камешки приятно холодили ладони, на каждом выбит непонятный символ. Это было не украшение и не просто драгоценная безделица! Настоящее сокровище с Севера, родины мамы.

Гарсиласо раскладывал камешки на ковре, когда дверь в кабинет хлопнула и по ушам ударил мамин крик. От испуга он выронил камешек, отполз подальше. Мама схватила шкатулку и со злостью её отбросила. «Кто разрешил тебе заходить сюда?! Как ты посмел притронуться к рунам, ты всё испортил, маленький паршивец!» Гарсиласо вскочил, пытаясь объяснить, что он ничего не ломал, на мама не хотела слушать. Она ударила его по затылку и выгнала из кабинета. Щёлкнул замок, Гарсиласо бежал к себе и с силой кусал губы, но слёзы не останавливались.

— Да, художник сотворил чудо.

Гарсиласо распахнул глаза. Он не заметил, как уснул в этом кресле.

— Пусть подрастёт, и посмотрим, что будет.

— Ах, Рагге, такого не будет точно.

Мама и Райнеро рассматривали его портрет. Голос мамы был очень красивым и чистым, Гарсиласо любил его слушать, особенно когда она разговаривала с братом на блицард. Немного фантазии, и ласковые слова будто обращены к Гарсиласо… С ним мама говорила редко и на эскарлот, обращаться к ней на блицард она ему никогда не разрешала, хотя и не смогла запретить Донмигелю и Райнеро учить его этому дивному языку.

— Не всем дано родиться прекрасными принцами. Возможно, тебе не будет нужды ехать за невестой брату — Франциск ещё может согласиться отдать ребёнка церкви.

Госпожа Диана поцеловала Райнеро в лоб. Она часто так делала, интересно, каково это…

— Вот увидишь, лет через пять Гарсиласо не отстанет от этого портрета. Он же Яльте, а глаза станут его оружием.

— Мне не нравятся твои слова, родной. Этот мальчик не может быть Яльте. Ты хочешь поместить воронёнка в волчью стаю.

Донмигель рассказывал Гарсиласо о порядках среди волков. Когда рождался больной малыш, его или принимала и выхаживала вся стая, или загрызала, чтобы он не был обузой. Гарсиласо наконец понял, что он и был тем самым волчонком, и сейчас решалось, оставят ему жизнь или нет. Кажется, мама уже щёлкала зубами…

Отражения Райнеро и мамы вдруг исчезли и появились в другом конце комнаты, едва различимые. А если они тоже посмотрят на окно? Гарсиласо испуганно вжался в спинку кресла. Нужно было уйти сразу же! А теперь он невольно подслушает их разговор, мама увидит его и разгневается. Может, ускользнуть сейчас? Нет, нельзя, королева уже зла на него, он сделает лишь хуже. Если затаиться, то они не заметят.

— Матушка, он такой же твой сын, как и я.

— Ты заблуждаешься. В нём нет ничего от Яльте. Рагге, милый, не хмурься. Пойми, ему не стать таким, как ты. Не стоит тратить слова и время. Воронёнок никогда не зарычит, сколько бы ты его ни учил.

— Но и я не только Яльте, матушка. Я Рекенья, я будущий король Эскарлоты — не Блицарда. И позволив брату расти рохлей, я брошу тень на честь королевской семьи. Подумай, я буду королём, а рядом встанет он, слабый и беззащитный. Позор Рекенья — не Яльте.

— Не смей относить себя к Рекенья, мы лучше их, слышишь? Ты мог бы родиться королём Блицарда!

— Но ты сама родила меня королём Эскарлоты. У нас с Гарсиласо одна кровь, и я не вижу причин считать его недостойным быть Яльте. Рекенья — могущественная династия, матушка. Деда боялись и уважали, отец сражался, не пропускал турниров…

Комната наполнилась маминым смехом. Гарсиласо зажмурился, слушая её шаги, всё ближе и ближе к нему.

— Забыл о дядюшке Иньиго? Рекенья непревзойденны, истинно могучи в умении стучать четками подороже, пороскошнее… Это ты называешь могуществом? Твои тайные помыслы устремлены на сутану?

— Я — Рекенья. В Блицарде я никто. И в моих силах возвысить Рекенья до Яльте. Мой брат — это моя кровь, он не будет стучать чётками, а я выберу ему такую невесту, что все полопаются от зависти!

— Рагге, прекрати! Он никогда не сравнится с тобой, это порождение Франциска…

— Я точно такое же порождение моего отца!

— Нет! Ты не понимаешь, ты не знаешь… ох, Рагге…

Гарсиласо услышал тихие всхлипы, осторожно открыл глаза. Мама и брат стояли недалеко от кресла. Райнеро обнимал её, кажется, она плакала. Из-за Гарсиласо? Из-за того, что Райнеро назвал его братом и ровней? Яльте… Неужели так сложно им стать? И почему Рекенья хуже? В носу закололо, Гарсиласо закусил губу.

— Матушка, прошу, не надо… Чего я не знаю?

— Младший принц зародился против моей воли… Родной, мне страшно ворошить эти воспоминания! Король пришёл ко мне, он почти вышиб дверь, он был пьян… Я сопротивлялась, но он взял меня силой. Рагге, клянусь, когда я узнала, что ношу дитя, я молила только о том, чтобы этот плод насилия родился мёртвым! Я пыталась от него избавиться, тщетно! Ребёнок появлялся на свет очень тяжело. Даже когда он родился, то должен был умереть, таким слабым он был. Я молила об этом, но он выжил, забрав мои силы. Он сам чуть не убил меня. Когда я смотрю на него, я вижу того Франциска, я вспоминаю… Это так ужасно, мучительно! Он растёт моей мукой, моим страданием. Теперь ты понимаешь? Он не такой, как ты или наша маленькая Рамона. Он другой. Прошу тебя, оставь его.

У Гарсиласо потекли слёзы. Он кусал себя за палец и не отрываясь глядел на отражение мамы. Она плакала, прижавшись к брату. Салисьо сделал её несчастной. Она думает, он вырастет таким же, как отец? Гарсиласо захотел сейчас же подбежать к ней и обнять, объяснить, что он вовсе не такой, он любит её и никогда не обидит, он вовсе не мука и не страдание…

Он уже опустил ноги на пол, как вдруг отражение в стекле дрогнуло. Райнеро смотрел прямо на него. Гарсиласо похолодел от страха, но брат только едва заметно покачал головой. Гарсиласо понял и остался на месте. Ком в горле стал невыносим, Гарсиласо зажал рот руками и снова уткнулся лицом в коленки, только бы мама не услышала его поскуливание!

— Я правда не знал. Мама, не плачь. Я буду с тобой, буду защитником, отец к тебе больше не притронется. Но Салисьо… Ты несправедлива к нему. Ненавидь отца, но малыш не виноват в том, что случилось. Он вырастет воином, вот увидишь, только взгляни на него иначе, и ты сможешь его полюбить…

— Нет!

Раздался звонкий шлепок. Гарсиласо вздрогнул и чуть не вскочил с кресла.

— Он не должен был жить, Яльте нельзя взять силой, они за это мстят! И если ты этого не понял, то и ты недостоин зваться Яльте, Рагнар!

Прозвучали быстрые шаги, хлопнула дверь, комнату наполнило тревожное эхо. Гарсиласо сжался в комок. Он должен был умереть, но за что, так и не понял. Неужели за то, что родился?

И Райнеро его видел… Ну и пусть, брата Гарсиласо боялся куда меньше королевы.

— Гарсиласо… Ты можешь выходить.

Младший принц вздрогнул и вжался в кресло. Отчего-то руки затряслись, их охватила небывалая слабость. Грудь сдавили неизбежные рыдания. Слова мамы бились в голове, кусая волками. Кресло вдруг пошевелилось и наклонилось назад. Гарсиласо испуганно вскинул голову: на него сверху вниз глядел Райнеро. На щеке брата краснел след от пощёчины, казалось, ничуть его не заботивший. На губах играла привычная ухмылка, но только в этот раз она неуверенно дрогнула.

— Собираешься лить слёзы дальше?

— Райнеро, прости, я не хотел подслушивать, я уснул и не заметил, как вы пришли. — Гарсиласо поспешно размазал слёзы по щекам и слез с кресла.

— Ты и правда услышал много лишнего.

— Райнеро, как отец обидел маму? Что значит «взять силой»?

Райнеро удивлённо на него взглянул, взял за плечо и повёл из комнаты.

— Это значит, он заставил её зачать ребёнка. Но ты ещё мал, чтобы думать об этом. И знаешь что… Раз уж из-за тебя я поссорился с матушкой и надавал ей о тебе кучу обещаний, ты теперь просто обязан их выполнить.

— Стать таким же, как на портрете?

— Стать лучше портрета. Так что бери свою рапиру, и идём на тренировочный дворик. Принц Рекенья не будет рохлей.

Хенрика Яльте не позволяла себе думать о препятствиях, ежели речь заходила о величии её семьи. Будущие королева Андрии и наследник должны предстать во всём своём блеске не только перед современниками, но и потомками, должны утвердить своё право на величие не только деяниями, но и образами, которые бы узнавал каждый и не сомневался в их истинности.

Лучший андрийский мастер, поначалу отвергнувший её любезное предложение, был силой сдёрнут с лесов, где расписывал хоры церкви св. Агнеты, и под конвоем доставлен в бывший дом губернатора, ныне — резиденцию Яльте. Однако то, что тешило сердце матери, обернулось испытанием для сына. Гарсиэль егозил, упрашивал заменить позирование для семейного портрета «часом шпаги», и даже причастность к политической жизни, что вновь вела Хенрика, не научала его усидчивости перед мольбертом художника!

Малыш изнывал, в то время как Хенрика наслаждалась пребыванием в белых отштукатуренных стенах, расцвеченных несколькими тапестри, наслаждалась каждым шагом, что делала по искусному, устлавшему сосновый пол ковру, наслаждаясь прикосновениями к резной мебели и бархатной обивке, наслаждалась видом из окон, что выходили на улочки, по которым, снимая в почитании шапки, передвигались её будущие верноподданные.

Фёрнфрэк превращался в изумительно приятный город, стоило начать загонять его под каблук. Первые Яльте были многажды мудры, прежде всего требуя от подданных повиновения и лишь после завоёвывая их любовь. До поры держа крылья гарпии сложенными, Хенрика действовала под знаком барса, от имени Лауритса. В скором времени всё это должно было принести ей верность андрийцев и новую, ими же собранную армию. И возглавит её, развернув знамя гарпии, Райнеро, Рагнар, как никогда ранее имеющий право зваться Яльте.

При мысли о Райнеро, обещавшем стать столь же отменным маршалом, сколь стал любовником, Хенрика забылась и предалась какой-то сладкой истоме. По всей видимости, мастера Сольмса эти изменения не смутили. Ведь в чувство её привёл не он, а две неразлучные служанки, с глупым хихиканьем доложившие о визите графа Агне.

— Ты примешь его, мама? — Гарсиэль высвободил у неё из-под руки плечико, давая понять: с позированием покончено. — Я знаю, он возглавил мятеж и всё такое прочее, но он сошёлся с Рыжим Дьяволом в поединке, чтобы тот не грабил и не резал фёрнфрэкцев. Я бы очень хотел познакомиться с ним лично, мама. Ты же и так говоришь мне сидеть с тобой на всех приёмах, мама.

Хенрика жестом велела художнику удалиться вместе с мольбертом, затем обняла ребёнка за плечо и провела в гардеробную, чтобы одеть на улицу. Мэтр Кёртис не откажется от пары умелых ручонок у себя в лазарете.

— У графа дурные манеры, милый. Он космат и грозен, он — дурная компания моему юному принцу. — Сменив подданство, Гарсиэль сменил и одежду. Северные вёсны не позволяли носить шёлковые плащи, но и в суконных можно смотреться щегольски. — Проведя с ним хотя бы минуту, ты наберёшься непристойных выражений и начнёшь утираться рукавом.

— Я не стану таким как он, правда!

— Ты хочешь к мэтру Кёртису или нет? Возвращайся к ужину, граф ещё будет здесь. Посмотришь, как он хрюкает за столом.

Гарсиэль хихикнул, неуклюже чмокнул маму в щёку и убежал. Приложив пальцы к следу его поцелуя, Хенрика проследила, как её юный принц удаляется по улочке в сопровождении блицардского офицера, откомандированного сюда Рональдом ещё до распри. По здравом размышлении королева оставила блицардца при себе, тот служил в личной гвардии Лауритса, подчинявшейся Оссори весьма формально.

— Кузина. — А вот и красавец кузен, да не тот слизень, а Яльте. Отучить его рядиться в чёрное, опоясать мечом — и выйдет истинный новый Рагнар.

— Воронёнок ты или волк? — Хенрика взяла его за щетинистый подбородок, приласкала отметину от рапиры.

Райнеро оскалился и клацнул немалыми зубами, Хенрика отдёрнула руку и расхохоталась.

— Ты пришёл сюда днём, а моё доверенное лицо в университете не доложило мне, что ты укрывался там. Это такой бездарный побег, и Оссори вот-вот тебя хватится и пробьёт мои стены? Головой.

— Отныне у меня свободный выгул, кузина.

— О. Ну что ж, граф опустился до наёмника, но причинить зло моему кузену не посмел. — Лишь теперь Хенрика смогла признаться себе, до какой степени тревожилась за Райнеро, ведь её ссора с Рональдом Оссори могла ударить по его пленнику.

— Свободный выгул и очень важное дело, — негодник отвёл её руку, потянувшуюся к фибуле его плаща. — Оно касается Андрии.

— Ты узнал, сколько в ней городов? — Хенрика не устояла, эти слова графа Агне разлетелись по всему Фёрнфрэку и даже легли в основу памфлета-другого.

Оплошавший кузен скорчил рожицу. Хенрика приподнялась на носочках и потёрлась о его нос своим, что вполне сходило за семейный обряд. Потянулась губами к его, как вдруг те сделали совсем не то, что от них требовалось:

— Графиню Оссори едва не похитили. Я спас её от разбойника и заслужил дружбу Рыжего Дьявола, — Райнеро улыбнулся, как если бы прекрасная дама повязала ему ленту на турнирное копьё.

— Стоило дать разбойнику вдоволь за ней погоняться. Маленькая дрянь совсем не знает своего места. — Прежде, чем дурачок успел что-то предпринять, королева разомкнула фибулу, сорвала с него плащ и схватилась за шнуровку колета. — Прекрати нести вздор и возьмись за дело. Сначала я, потом Андрия. — Повозившись с узкими рукавами, Хенрика сдёрнула с Райнеро ненавистную эскарлотскую тряпку и провела по плечам под скользящей сорочкой, но плоть Яльте оставалась холодна и безучастна. Тогда она положила его руки себе на бёдра под бархатом юбок, густо протканных золотом. — Так сложно проявить заботу ко мне? К кузине, которая по сей день не может оправиться от кошмаров осады? К кузине, которая не смыкала ночами глаз, боясь за тебя?

Кузен прянул в сторону и уставился себе под ноги. О нет… У сапога, приминая лапками плащ, прыгал, выгибался дугой, фыркал, выпрашивая лакомство, Олейро Второй. Хенрика в испуге поднесла ко рту пальцы. Губы Райнеро расходились в знакомой совершенно недоброй улыбке.

— Это хорёк, кузина? Собачье лакомство?

— А что тебе не по вкусу? У девки Оссори оленёнок. Чем же я хуже?

Кузен засмеялся, следя, как хорёк взбирается по его тощей ноге.

— Каким смешным может быть зверёк для травли, а, кузина? Он вот-вот доберётся до рубашки, что за милая пакость? — Райнеро подхватил Олейро за шкирку и начёсывал мордочку, но глаза щурились. Неужели он заметил что-то ещё? Солдатиков Гарсиэля Хенрика туфелькой заранее замела под кушетку… — Как его зовут?

— Никак, — отрезала королева. — Это же хорёк.

— И что с того? Мой брат звал такую же пакость Олейро и носил на плече. Вот так. — Тварюшка уместилась у самого лица кузена.

Хенрика сдёрнула хорька и отпустила на пол. Беги, глупыш, Гарсиэль заметит, если найти тебе замену…

— Олейро? Я запомню. Так какое у тебя дело, коль скоро «собачье лакомство» тебе интереснее меня?

Похоже, ему предстояло разбить пламенное яльтийское сердце Хенрики. Те слова о господстве в Андрии, сказанные в чувственном угаре, не могли быть всего лишь словами. По пути к ней в покои бывший граф Агне отметил, как разубрали Приёмную флагами городов Андрии, как разодели слуг в красно-белые ливреи с изображением у сердца волчьих голов. Наконец, в комнатах тётки витал запах красок, и сама она была одета и причёсана с особым тщанием — явно для портрета.

Подбирая с пола колет и плащ, Райнеро сообщил как невзначай:

— Мы не можем отвоёвывать Андрию.

— Славненький, вдумайся в мои слова, и пусть они станут тебе утешением, — женщина вздохнула, с нарочитой выразительностью приподняв и опустив грудь. Но как бы Хенрика ни была хороша в красном, придающем её коже оттенок снега платье, Райнеро покончил с кровосмесительными любовными утехами. — Я знаю, тяжко терпеть поражение, но проигрывают даже боги, даже Яльте. Это не должно тебя калечить, к тому же я даю тебе шанс отомстить.

— Хорошо, тётушка, скажу ясней. — Он бросил колет и плащ на кресло, где работал, будучи графом Агне, и где, похоже, теперь позировала художнику тётка. — Мы не должны отвоёвывать Андрию. Это было бы потрясением основ, что заложили наши пращуры. Это было бы концом их славных дел. Я не намерен допускать падения нашего дома и всего Блицарда.

— А разве это будет падением? Славненький, мы только возьмём то, что по праву наше. — У Райнеро перехватило дыхание и залило жаром низ живота. Он не сразу сообразил, что это неспокойная ручка тётушки мяла его гульфик.

Райнеро с трудом добрался до проказницы и отстранил:

— Земля Блицарда принадлежит Яльте в лице короля Лауритса. Никогда представители нашей семьи не забирали друг у друга земель.

— Глупыш! С каких пор Лауритс стал Яльте? Слизняку не стать волком. Пусть он приходится нам родственником, но духа Яльте в нём нет и не было. Будь бездарный Лари одним из нас, он бы не нанял Оссори, пришёл усмирять город сам, все его победы в Восточной Петле — это просто немного удачи и заслуга его толковых союзников! Но ты снова хмуришься…

Райнеро вытерпел долгий, скользящий поцелуй в лоб. Судьба только что укусила себя за хвост! Годы назад мать отказывала младшему сыну вправе зваться именем их рода. Теперь от своего брата отступается тётушка, и неважно, что тот не слабый обиженный мальчик, а король-воитель, который явит Яльте куда более настоящего, чем они все вместе взятые.

— Отступись. — События минувшей ночи всё расставили по местам, показали, кто «заблудившемуся принцу Эскарлоты» настоящие союзники. — Тебе не нужна Андрия. Будь хозяйкой на тех землях, которые после отречения достались тебе. Я был в Хильме, я видел, с каким успехом ты занималась искусствами и наукой, забыв о войнах. Ты устроишь на своих землях уголки Солнечного Царства на земле. Моя тётушка умна, она просто красавица и настоящая учёная дама, и о её доброте ходит слава по всему Полукругу.

Блицард и сопредельные королевства поминают её добрым словом, всякий отверженный бродяга знает, кто приютит его и вдохновит на жизнь. Мы не Рагнар и Раварта, мы хуже их, но уверяю, если бы Раварте позволили выбирать, она бы выбрала процветание и мир, и Воссоздание началось бы на Полукруге намного раньше. Не надо, — Райнеро подчёркнуто почтительным жестом поднёс к губам руку тётушки, ноздри щекотнул аромат ландыша, — не надо обагрять кровью этих миротворящих рук.

— Речи для ушек шестнадцатилетней дурочки. — Хенрика отняла руку и с неожиданной силой за пояс повлекла его в сторону окна. — Я растрогана, но мне в два раза больше, Рагге. Я вдохну в эти земли жизнь и красоту… Сразу после того, как их завоюю. Признайся, тебе тоже этого хочется. Но что-то вселило тебе в головку ужасные глупости. Неужели ты сломился под гнётом Оссори? Неужели забыл, кому наша земля обязана долгой, изнуряющей войной? А почему твою мать отдали в лапы Рекенья, ты тоже решил забыть?

— Не надо пускать в будущее прошлое, тётушка. — Райнеро мягко увёл женщину с дороги к подоконнику, явно уготованному стать ложем распутства, но руки её не выпустил. — Побочное происхождение и изгнание — лучшие в том учителя. Но наши поступки определяют ход будущего, и мы не можем вот так играться с добром и злом, смертью и жизнью. Нам не выстоять. Ты меня слышишь? Даже если мы успеем набрать армию, Андрия не выдержит новой войны. В то время как в распоряжении Лауритса будут свежие силы и Блаутур в союзниках. Но допустим, у нас выйдет отвоевать Андрию. Догадываешься, что тогда? Тебе придётся забыть об удовольствиях, отдаться обороне границ, а не страстям. Нам никогда не стать здесь хозяевами.

— Вздор! — приглушённый вскрик. Враждебный блеск глаз. Румянцем проступившая на щеках лихорадка души. — Это поражение тебя покалечило? Или ты просто бездарен в военном искусстве? А может, ты собираешься предать меня? Рагге…

— Райнеро Рекенья, тётушка, — тряхнул головой Райнеро и завёл руки за спину, согнув их в локтях. — Учти это прежде, чем продолжить будить в быке волка.

— Ты в сговоре с Рыжим Дьяволом! — Хенрика отшатнулась, и он будто перенёсся на эспланаду, тяжёлый всплеск юбок ударил по ушам не хуже, чем треск сорочки. — Ты отдаёшь себе отчёт в том, что предаёшь меня, дом Яльте, память крови, отечество?

— Я не состою в сговоре с Оссори и ничего не предаю. — Шагнуть вперёд. Нацелить палец тётушке в сердце. — Твои слова, они о тебе самой. Не заставляй спасать от тебя Блицард.

— Райнеро Рекенья-и-Яльте, — Хенрика грозно свела брови и вздёрнула нос. — Я хочу, чтобы ты исключил из числа своих союзников Рональда Оссори и поклялся в верности мне. Своей королеве. Сестре. Возлюбленной. На колени, маршал Андрии.

С его опытом ему ничего не стоило преклонить колено, упереться во второе рукой и исподлобья уставиться на женщину, бесконечно путающую своё место в мире мужчин.

— Не будь любовницей — будь женой. Жёны же должны покоряться мужьям, да?

Райнеро ожидал румянца, взволнованного вздоха, оторопи, что ещё могла вызвать такая жестокая шутка… Но Хенрика его удивила: бровки взлетели вверх, губы, разалевшись, скривились в усмешке, от которой в уголках прорезались жесткие складки.

— Ты забыл, кто ты? — она расхохоталась, запрокинув голову. — Ни одна достойная женщина не захочет себе такого мужа. Принцессы на выданье умоляли отцов не выдавать их за тебя, ещё когда ты был сыном венценосного хряка. Да-да, болтушка Диана выкладывала сестре о «малыше Рагге» всё.

Гнев обжёг лоб. Райнеро словно со стороны видел, как поднимается с колен, как хватает тётку за плечи и встряхивает.

Женщина моргнула, но испуг тотчас сменился заинтересованностью.

— Ну давай, граф Агне! Яви Рагнара здесь, коль скрыл его там, на эспланаде.

Он наклонился к ней, почти касаясь носа в россыпях блеклых веснушек, рассчитывая вызвать страх, но в глазах Хенрики влажно блеснула алчность, чтобы не сказать, похоть. Она сегодня в ударе…

— Ты удивишься, но на свете есть та, что не боится меня и даже приходится мне невестой.

— О. Если ты преследовал её как тех принцесс, дочерей герцога Вольпефорре, кажется, или прижал к стене, как меня, выбора у бедняжки не было…

Райнеро отшагнул в сторону, стряхивая оторопь. Тётка наблюдала за его жизнью с внимательностью, достойной Белоокой!

— Я встретил её, когда она раздавала милостыню на крыльце собора, и ваш толстяк Прюмме был свидетелем моего к ней чувства!

Хенрика поднесла ладони к щекам и округлила рот. И с этих губ он пил страсть и сладость, не чуя яда…

— Ты что, совратил её в церкви?! Не удивлюсь, если после этого несчастная сбежала в монастырь…

— Что ты, до встречи с тобой я не гневил Всевечного столь открыто.

— Жалеешь о потехах с кузиной?

— Я не жалел бы, не будь это изменой моей Юльхе. Но она простит, она знает свою королеву как никто другой.

— Юльхе? Это что, дочь пивовара, которая к тридцати годам сама раздастся, как на дрожжах?

— Придворная дама бывшей королевы Хенрики Яльте.

— Моя Юлиана? Боон?!

Там, где другая бы женщина присмирела, эта звонко хлопнула в ладоши и вытворила какой-то пируэт, прошелестела юбками, окутала запахом ландыша.

— Юлиана! Умница! Как же она ловко! Ты что же, искренне думал, она за тебя выйдет? Мне тебя жаль, Рагге, ка-а-ак е мне тебя жаль!

— Ты не в своём уме…

— Это ты, ты потерял голову, что так ловко вскружила моя Юлиана!

— Хенрика, успокойся!

Сморщив нос, зажмурив глаза, тётушка затрясла головой, башнеобразная причёска рушилась, и вместе с ней гиб некогда ясный и острый ум.

— Ты знаешь, что она замужем? Да? И всё равно уверен, что она будет твоей?

— Муж — временное явление… — Что задержит крушение разума? Плеск воды в лицо? Свежий воздух? Пощёчина?

— А ребёнок? Его ты тоже убьёшь? О, конечно убьёшь, ты не жалеешь детишек… Чудовище, отродье!

— О каком ребёнке ты говоришь? Брось это!

— О, она не сказала? Ах, мой милый, это ведь тайна… Позволь шепнуть на ушко. — Хихикая, Хенрика обеими руками схватила Райнеро за подбородок, вынуждая наклонить к ней голову. В ухо змеёй пополз шёпот дурней любых криков: — Мальчику шесть лет и он отнюдь не от Боона… Юлиане было шестнадцать, когда ко мне в гости нагрянули драгуны во главе с принцем Тимрийским. И пока я добывала право на жизнь Блицарда, мои фрейлины веселились на славу. Юлиане достались два самых видных, после моего Тимрийца, драгуна! И мне пришлось спешно искать ей мужа… А каким красивым родился малыш! Что теперь скажешь, славненький, согласен растить бастарда? Он даже немного похож на тебя, правда, обделён кудрями, но это ведь не беда… Как же это смешно, бастард растит бастарда!

Райнеро отстранил тётку. Сжал кулаки. Гневно выдохнул в потолок.

— Я люблю её, — с нажимом произнёс он. — И полюблю её ребёнка. Юльхе любит меня, ждёт и будет счастлива вырваться из рыбьего плена, что устроила ей её любимая королева.

— Любит? Юлиана? — Хенрика склонила голову сначала в одну сторону, потом в другую. Утихла. Глядясь в племянника, как в зеркало, занялась причёской, и на ковёр одна за другой полетели шпильки. — По моему приказу она должна была принять ухаживания Лауритса. Лечь под него, если тебе так понятней. То же она проделала и с тобой. Светлая головка, она прекрасно поняла, что держать барса на поводке — это хорошо, но схватить за кольцо в носу быка — ещё лучше. Бедный влюблённый принц… Она тебя не любит. Невозможно любить чудовище, а моя Юлиана прекрасно знает, что такое Принц-Палач.

— Юльхе выйдет за меня и станет королевой Эскарлоты. — Райнеро направился к замершей посреди комнаты тётке. Глаза у той заблестели слезами, на лоб упала тяжёлая прядь. — А ты останешься здесь. И если не умеришь гонор, сама ляжешь под Яноре подстилкой, чтобы только сохранить себе жизнь!

Тонко хрустнула под сапогом шпилька. Хенрика подлетела пепельным вихрем, замахнулась тонкой бледной рукой.

Шлепок, щека налилась огнём. Женщина отпрянула, затрясла головой, волосы волной упали на лицо.

— Выйти за Яноре! — плач глушил слова, но имя кузена вырвалось у неё почти воем. — Эта худшее, что может случиться со мной! Нет! Он преклонит колени перед своей королевой!

— Хенрика… — Райнеро куснул губу, потянул к тётушке руку, отнял. — Как ты не можешь понять, ты ставишь себя под удар! Король заберёт Андрию и только прогневается на тебя.

— Его гнев… нич… ничто… перед … пред…. м-м-моим, — она задыхалась в рыданиях.

— Я же люблю свою тётушку. Я не хочу тебе зла и пытаюсь защитить!

— Будь это правдой, — Хенрика отвоёвывала у рыданий слово за словом, — ты бы не п-предал. Я справлюсь без тебя. Нет, не прикасайся ко мне! Уходи! Ты не Яльте и н-никогда не был им! Ублюдок, убирайся! — Слабые, неумелые, беспорядочные удары обрушились на Райнеро, но прекратились прежде, чем он вмешался.

Хенрика бросилась к проёму за занавесью, закрывая лицо руками. Райнеро пнул кресло, из багровых глубин выскочил хорёк.

Зверь завертелся под ногами, выгибаясь и фыркая на обидчика хозяйки. Райнеро взял хорька за шкирку и поднёс к глазам: зверёк сжимал в зубах какую-то фигурку.

— Олейро!

Хенрика стояла у занавеси, в глазах неприкрытый страх, ужас. Чего она испугалась? Думает, освирепевший племянник откусит зверьку голову?

Усмехнувшись, Райнеро отнял у скалящегося хорька фигурку. Искусно выточенный солдатик в красно-белом доспехе оказался рыцарем, воинственно выставившим меч. Откуда он в этом доме? Жаль, граф Агне проглядел деревянную армию и не использовал при планировании боя.

— Так вот оно какое, твоё будущее войско, тётушка.

Рыцарь полетел к ногам своей королевы. Она торопливо подхватила его, прижала к груди, не сводя глаз с извивающегося хорька в руках злодейского племянника.

— Смотри, вот так встретит тебя Лауритс, если будешь скалиться. А потрёшься королю о руку, приласкает… — Райнеро почесал хорьку шейку, успев отдёрнуть палец перед острозубым укусом.

— Ты убьёшь его… убьёшь моего мальчика… — шёпот, как у больного в бреду.

— Вот ещё. — Райнеро разжал пальцы, выпуская царапающегося зверька. — У меня есть враги посерьёзней собачьего лакомства.