Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

Глава 19

Блицард

Фёрнфрэк

Особняк Миллиана форн Тека снова напомнил жильё изменника, что содержался сразу кучкой не знающих друг о друге господ. Растительная мозаика собрана на полу плитами из Вольпефорре, стены покрыты тиснёной, окрашенной в белый кожей из Эскарлоты, лепнина на коробовом своде подсмотрена в Блаутуре, печь выложена изразцами из Рокуса, и только резная мебель сделана в Блицарде. Впрочем, крашеная зелёным и жёлтым, красным и белым, она теперь считалась достоянием Андрии.

— Хочешь сострить о моём «сорочьем» поведении? — бургомистр съязвил первым. Он сменил халат на чёрную узкую куртку, весьма претенциозную за счёт рубиновых пуговиц, и перебрался из постели за столик для завтрака.

— Хотел, но дождусь Гусса, пусть запишет. Как Рагнара меня низвергают — так хоть прославлюсь остротами. — Присев рядом, граф Агне бесцеремонно заглянул в чашку пышной мироканской чеканки: — Как, не трава? Кахива? Миллиан, вы перестали заботиться о своём здоровье! Я доложу… вашему сыну.

— Мой военачальник добыл мне первую победу, есть повод себя побаловать. Кстати, по каким вертепам ты водил Янника ночь напролёт и как это тебя «низвергают»?

— С рассветом под стены Фёрнфрэка являлся мой предок, князь Андрии, Шпонхейм перед смертью назвал меня Райнеро Рекенья, и боюсь, я немного расшатал нервы вашего мальчика.

— Что ты с ним сделал, с Янником? — форн Тек грозно свёл кустистые брови и вскинул двузубую — южнополукружную — вилку в крошках миндального пирожного. — Ты обиделся на то, что тебя назвали отринутым именем? И будь так добр, не говори мне за трапезой о скелетах под стенами. Я в тех летах, когда это не страшно — противно.

— Янник в полном порядке, просто первое убийство всегда очень волнует. Хотя мне было шестнадцать и, помнится, я даже остался доволен… — Усмехнувшись, граф Агне отщипнул кусок миндального пирожного и потянулся за маринованным яблочком. — Кто ещё из капитанов знает, что я беглый эскарлотский принц?

— Принц Рекенья ли, Яльте ли, но ты удивительно быстро скатился до варвара! — Форн Тек шлёпнул его по руке, лишая яблок, после чего придвинул блюдо, полное округлых булочек. — О том, что ты беглый принц, знаю только я и автор того устрашающего послания. Не исключаю, что автор известил кого-то ещё, но о том мне неведомо. Ну а покойный капитан Шпонхейм был верен королю. Значит, поддерживал с ним связь и, по всей вероятности, узнал о надвигающимся на Андрию монаршем племяннике ещё до меня. Только я перехватил тебя первым. Видишь, иногда нужно всего лишь немножечко поразмыслить. И не смотри на меня, как Рагнар на мужа Раварты.

— А Гусс? — Граф Агне разломил булочку, лопающуюся от творога и изюма. — Вы же ему доверяете.

— Да, и заслуженно, Иоганн отменный секретарь, но он знает, когда нужно выйти и заткнуть уши. — Миллиан предложил Рагнару отпить кахивы прямо из чеканного кувшина. Отказ встретил ухмылкой, мол, надо же, варвар-то горд. — В конце концов, что страшного в том, что кто-то узнает о твоей причастности к королевскому дому Эскарлоты? Или ты боишься, что кто-то узнает о твоей к нему непричастности? Так я храню в тайне и то, и другое.

Граф Агне кивнул. Против него родня с севера и ложная родня с юга. Все хотят его смерти. Даже морок предка, князя Андрии, явился не как союзник. Он нащупал за воротом куртки руну Юлианы, по обыкновению тёплую, оберегающую, и поднялся. Булка потеряла свою сладость и не лезла в горло.

Пропустив мимо ушей какие-то слова бургомистра, Рагнар встал и дошёл до двери. Та распахнулась сама и впустила мужчину, провонявшего железом и потом — как и любой другой воин андрийской армии. Однако этот вместо приветствия свирепо фыркнул на командующего, в два счёта промял поступью полкомнаты и навис над бургомистром, невозмутимо попивающим кахиву.

— Ну так как? — жахнул невежа одной единственной репликой.

— Господин командующий, — пропел форн Тек, энергичным жестом подзывая графа Агне обратно. Подчинённый развернулся. Трепета узнавания командующий не дождался. Спесивая, покровительствующая улыбка не сходила с лица нахала, пока бургомистр представлял его:

— Барон Снорре форн Скогбрюн, видный андрийский дворянин и сотник в нашей армии, вы можете помнить его. Он привёл под стяг Андрии своих слуг, друзей и родичей и теперь вежливо просит рассмотреть его на пост капитана пехотной тесинды. Участник Девятнадцатилетней войны, опытен, толков и отважен. Был последовательно недооценен и оскорблён Карлом Вольфгангом I Яльте, Хенрикой I Яльте, Лауритсем I Яноре. Достойный пострадалец, ну так как?

«Ваша недооценённость — воля божья, и кто я такой, чтобы с ней спорить?», стоило бы на это ответить. Граф Агне без особого интереса осмотрел андрийца, этакий внешне облагороженный вариант и покойного капитана Шпонхейма, и здравствующего капитана Нока. Под сорок, крепко сбитый, негодная для мощной челюсти бородка клинышком, уйма родинок на крупном носу. Неприятный. Но раз его пропустила стража, значит, форн Тек ждал.

— Одним капитаном больше, одним меньше… — Пожав плечами, граф Агне вышел за дверь и бросил не оборачиваясь: — Только под моим началом долго не живут, так что не высовывайтесь. И побольше почтения, как же вас там… Скок-брык.

Сержант Богг, худой как щепка фёрнфрэкиец с рожицей младенца, был первым, кого видел граф Агне, возвращаясь в Третью цитадель. Он и сейчас попытался придержать командующему стремя, тужился что-то сказать, но Марсио клацнул зубами, Рагнар отмахнулся, завёл коня в конюшню и прошёл в донжон. Внутренняя охрана смаковала недавний морок, словно дух князя Андрии накануне нагрянул сюда со смотром. Северяне невероятно суеверны, следовало внушить, мол, это доброе предзнаменование, но… Граф Агне не смог. Чувство, что он вор, урвавший чужое имя, чужую славу, запечатало рот. Он проворонил лаз в темнице, оставил без охраны рощу, куда немедля наползли «ящеры». Следует наведаться туда по темноте…

Добравшись до своего кабинета, Рагнар снял плащ и шапку и замер. Крепкая одностворчатая дверь была приоткрыта, оттуда доносились голоса. Его капитанов голоса. Он понял бургомистра, подслушивающего под этой же дверью перед сражением. Искушение и правда страшное.

— И они не проронили ни слова. Ни слова, Беньямен! — Это капитан Тек. — А он… радовался, ему нравилось, понимаешь? Они стонали от боли, а он не таясь улыбался… Щерился!

— А он и не прикидывался добрым малым. — А это капитан Нок. — Чем-то напоминает мне князя Джудиччи. Хотя тот бы сперва выжал пленным глаза. Ты пей, пей.

— Рад, что тебе есть с чем сравнивать…

— Янник, блаутурцы тоже повеселились, закидывая нас головами наших солдат! Пей, говорю.

— Да, но… Те были мёртвыми… А пленные живыми… Сначала.

— И всё-таки ему ведома жалость. Я настаиваю. Это он на выходку блаутурцев так обозлился, ну и вот. Ты пей, пей. А ведь на казни Урмода он в последний миг хотел всё остановить.

— Или решил, что Урмоду мало, и можно помучить его перед смертью…

— А я предупреждал, что это за человек, — загундосил Гусс, — но вы только потешались, когда он унижал меня.

— Иоганн, ну пусть Граф Рагнар жесток, но посмотри, из него недурной командующий. А вообще, ты сам виноват, Иога-га-гашек.

— Беньямен, перестань…

— Янник, ты будто бы с тем призрачным войском схлестнулся, ей-богу. Дались тебе эти пленные!

— Мне пришлось убить двоих, лишь бы они не мучились! Я их души проводил… И прощения попросил… Даже слова вспомнил.

— Вот и молодец. Пей-пей. До дна пей. Гусс, подай второй кувшин!

Дослушать? Это? Знакомый плач о чудовище, демоне, губящем невинные души? Избавьте… Не то этот чувствительный Янник ещё разрыдается. Рагнар толкнул дверь и вошёл. В его отсутствие капитаны разожгли массивный, из тёсаного камня камин, разорили буфет — вино, имбирное печенье и сушёные фрукты — и уселись на скамью перед огнём, скинув плащи и подложив под свои драгоценные зады ковёр со стен. Доверие и дружба? В подслушанном разговоре Рагнар услышал другое.

— Найти вам шлюх для пущего удовольствия? Может, где-то в городе осталась парочка.

Гусс, поворачиваясь, едва не свалился наземь, Тек закашлялся. Один Нок поднялся — из графского кресла — развернулся и с натянутой улыбкой отдал честь:

— Нет нужды, господин командующий. Мы собрались здесь, чтобы обсудить, кого вы назначите новым капитаном пехотной тесинды.

— А, это. — Рагнар сбросил на Иогашека плащ, помедлив, докинул шапку. — Я уже назначил. Иоганн, надеюсь, вы не в обиде? То ваше назначение было срочной мерой. А сейчас вы нужны бургомистру, да и сын ему срочно понадобился… Капитан Нок, вы останьтесь.

— Какой разговор, граф.

— Да хватит с меня! Сколько можно?!

Рагнар сморгнул. Иоганн швырнул шапку себе под ноги и пнул. Та полетела к ногам хозяина подбитым зверьком, на меху темнел след от подошвы пока живого Иогашека.

— Иогаааааанн! — взревел принц Льдов.

Секретарь шмякнулся в кресло, едва Рагнар к нему подскочил. Придушить бы! Одним капитаном больше, одним меньше, разве нет? Рагнар выдохнул, охватил дёрнувшуюся головёшку секретаря руками, прикидываясь, будто производит замеры. Иоганн забыл как дышать. Рагнар кивнул сам себе и грозно нахмурился:

— Иоганн, моё терпение иссякло, я больше не намерен сносить оскорбления моей невесты.

— Невесты? Я?…Что?…Когда? — Секретарь вытянул морду, потёр шею и попытался встать, но Рагнар толкнул Иогашека обратно в кресло.

— Эта шапка — её подарок, и оскорбляя шапку, вы оскорбляете мою невесту. За оскорбление шапки наступает расплата.

— Какая ещё расплата? — голос секретаря мерзко скрипнул, ну точно гусь. Очевидно, Иога-га-ганн уже представлял сырые стены и лук со стрелами, спасибо Яннику.

— За неучтивое обращение с моей шапкой я наказываю пыткой железными тисками. Мой слуга прибудет к вам на днях, постарайтесь быть дома.

Иогашек выползал из кабинета, выписывая святое знамение трясущимися пальцами. Янник забрал с каминной решётки капитанские плащи и понуро вышел следом, если он чем сегодня и упьётся, так папенькиной травой. Беньямен заржал, срамя лошадь.

Рагнар вернул кресло к письменному столу из морёного дуба, сел, отодвинул в угол свои записи о составе андрийской армии, скудные сведения об осадной, и возложил перед собой подарок Юльхе.

— Что, на стену, и «пли»? — шаркнул сапогом поникший Нок. — Хохот приравнивается к предательству? Полноте, за это не карал даже Вольпефоррский Буйвол! И смеялся я не над вашей невестой, это Гусс… Неважно.

— Я жду.

— Простите?…

— Не прощу. Рассказывайте.

— Святой Прюмме, о чём?!

— Можете начать с истории своей преданности Вольпефоррскому Буйволу.

— Скверная, знаете ли, история… — Кавалерист вертел головой, переваливаясь с ноги на ногу.

— Вы не жеребец в стойле, хватит метаться, сядьте.

— Как будет угодно… — Опустившись на лавку, Нок торопливо шнуровал капитанскую куртку. — Меня в чём-то подозревают? В измене? Сейчас тоже суд графа Агне?

— Дружеская беседа, не более, — Рагнар мрачно улыбнулся. — Вольпефоррский Буйвол, сударь.

— Ну он стал моим нанимателем в ту «благословенную годину», когда прюммеане засобирались на Святую войну с песочниками, а королеве Блицарда оказалось больше всех надо, — начал Нок, испытывая видимую неловкость. — Я блицардец — я дрался в Девятнадцатилетнюю. Я блозианец — я верю в Пресвятую и то, что послана она была боженькой. Но тысяча с лишним лет да влияние Прюмме — никудышная подпитка, чтобы желать мстить за гибель Пресвятой в Песках. Ей всё равно же ж, ведь Прюмме учил, что сидит она одесную Богу в покое и безучастии… Короче говоря, я счел, что вдоволь полил своей крови в Девятнадцатилетнюю и на ближайшем судне сбежал в Вольпефорре. Я, конешно, был такой не один. Королева как раз дала князю Яноре добро вербовать молодчиков по всем провинциям, а Андрия, сами видите, ре-е-едкостная ослушница, ха-ха. Так Буйвол получил себе на службу отчаянный блицардский отрядец. — Беньямен Нок избавился от смущения и рассказывал историю своего предательства громко, с чувством, как занятную байку, в которой ему посчастливилось участвовать. — На первых порах я довольствовался скудным жалованьем и уверенностью, что если меня и убьют, так по-божески, по-полукружски. Через сколько-то годков этого мне стало мало, захотелось урвать кусочек тех земель, что мы подносили Буйволу. Хозяйство с виноградничком, хаха. Я и еще несколько капитанов собрали маленькую армейку и пошли забирать города, захваченные Буйволом. Тот узнал, конешно. Он из тех, которые высоко сидят, далеко глядят, нечеловеческая осведомлённость, знаете ли… Но Буйвол решил простить нас и предложил мир и хозяйство с виноградничком в придачу, ха-ха. Я один не поверил ему и сбежал прям с примирительного пира. Ну я жив и служу Андрии, а у других прощённых перерезаны глотки.

— Ха-ха, — прокомментировал граф Агне без улыбки и обмотал ладонь кожаным шнуром, сперва зажав внутри руну.

Дружеская беседа? Скорее всё-таки суд, где следовало решить, как теперь относиться к такому солдату. Солдат, которому не угодил повод в Святой войне, предал свою королеву, затем посмел предать Буйвола, в то время как сам принц Рекенья дорожил дружбой с ним и одно время даже числился у него военачальником, пусть в поход они так и не выступили. Солдат, чью смекалку нельзя не одобрить — ведь принц Рекенья сам побывал на острие буйволова кинжала и сумел соскочить.

— Я уроженец Андрии, граф, — хмуро напомнил Нок, сцепив в замок крупные руки. — Новый король бы вздёрнул меня за дезертирство, а граф Милле как раз затевал отъединение Андрии и принял меня, нашёл дело, и нас у него таких немало. Предавать я здесь, как видите, никого не собираюсь… Да вы и не дадите мне такой возможности, а?

— Не стоит меня перехваливать, — Рагнар усмехнулся, устало откинулся на спинку кресла. Возбуждённость покидала его, теперь хотелось уснуть или хотя бы ничего не делать. Он с тоской вспомнил о кувшине горячей кахивы и сглотнул слюну. — Теперь расскажите мне об Урмоде Шпонхейме. Надо же, ему понадобилось умереть, чтобы мне наконец далось это имечко…

— Да не знаю я о нем ничего! — затряс башкой кавалерист. — Ну был на Святой войне с Яноре. Многие, вернувшись, при Яноре и остались, а этот приехал в родные места. Нанялся к графу Милле попозже меня. Драки, чудеса, песочные девки, чем ему плох Яноре — что его ни спроси, молчал он как тролль на солнышке.

— Тут я даже поверю, в его положении трепаться глупо…

— Между прочим, всё это я мог бы рассказать вам за дружеским бокалом вина.

— Не обессудьте, Беньямен. День сегодня… нервный. — В последний раз огладив руну, граф Агне спрятал её за ворот куртки и через стол наклонился к Ноку: — Вы поставьте себя на моё место. Командование незнакомыми людьми, трудная победа, и тут один из казавшихся надёжными капитанов оказывается предателем. Должен же я проверить остальных.

— Могу сказать, что Гусс и Тек верны вам и Андрии. Но если всё же нужно, Гусса хоть упроверяйте, повеселитесь, а вот Янник… — Нок шумно вздохнул и заглянул командующему в глаза. Ну прямо пастух просит волка не терзать ягнёнка. — Мальчик ни в чём не замешан. Даю слово. Он обожает свою тесинду, лук со стрелами, и поддерживает отца. Он не способен на предательство, а сейчас и так натерпелся…

— Да не съем я вашего любимого Янника, да и гусятиной сыт по горло. Налейте вина, мы так и не допраздновали победу.

— Сразу бы так… Рагнар? — Нок потянулся к буфету за кувшином.

— Именно так, Беньямен. — Рагнар тряхнул головой и перебрался на скамью к капитану. — Только другим ни слова. Повиновение вещь полезная, до Иоганна вот только сейчас дошло.

Малыш Рони с жадностью чмокал пропитанной молоком тряпицей. Альда притворялась, что занята только оленёнком. В действительности гораздо больше её волновал муж, но как спросить, она не знала. Рональд был сам не свой после доклада о жестокой расправе над пленными офицерами, а глупая жена не могла подобрать нужных слов. За пленных положен выкуп, и только варвары могут так замучить их, нанизать на колья! В конце концов Альда забралась в кресло с ногами и, поглубже укутавшись в меховой плащ, стала ждать подходящего момента.

Полог шатра главнокомандующего откинулся, впуская мороз и свет.

— Похоже, это ответ на нашу ночную забаву, граф! Вы подумайте, колья, хорошо, что пленных не прислали нам частями… — Грегеш Раппольтейн осёкся, соизволив увидеть графиню Оссори. Исполнительность постыдно отступила перед растерянностью: — Прошу прощения, госпожа графиня, не заметил… Прошу простить. — Раппольтейн исчез, а звенящая тишина осталась.

— Какая забава, Рональд?

Граф Оссори как ни в чём не бывало возлежал на скамье, закрыв лицо баретом. Оставив Рони в кресле, Альда приблизилась к его тёзке и сдёрнула убор. Муж вскинул на неё голубые, безмерно честные глаза под встрёпанными кудряшками:

— Забава, хе-хе… Мы немного покричали под стенами, видимо, осаждённые обиделись…

— Рональд, ты мне лжёшь! — Графиня Оссори баретом ударила мужа по животу. — Клялся, что доверяешь, а сам…

— Это не та правда, которую тебе нужно знать…

— Жена главнокомандующего знает меньше простого солдата!

— Дьявольщина, Альда, тебе эта забава не понравится!

— Я всё равно узнаю, — пригрозила графиня Оссори.

— Какая же ты…

— Ну, какая?

— Упрямая. — Встав, Рональд принялся измерять шагами шатёр. Доски постанывали под его сапогами и вдруг затихли. Меж бровей Рональда прорезалась вертикальная морщинка, глаза потемнели. Альда чуть было не пожалела о своей настойчивости. — Что ж, хорошо. После похорон наших павших мы стали очищать поле от мятежников. Рубили им головы и запускали в стену, а тела топили в реке. Всё это придумал я, Рыжий Дьявол. Ну как вам правда, дражайшая? Так ли вы хотели это узнать?

Альда в ужасе зажала рот рукой и попятилась. Дыхание перехватило, лоб вспыхнул, ноги ослабли. Рыжий Дьявол шагнул к ней, протянул руку. Альда вскрикнула, выгребла из кресла запищавшего оленёнка, чудом не опрокинув жаровню, и отвернулась.

— Альда, ты не понимаешь.

— Нет.

— Я не хотел, чтобы ты знала.

— Зачем ты это сделал? — Альда свирепо сморгнула слёзы.

— Я Рыжий Дьявол, — твёрдо произнёс действительно не совсем человек. — Я должен так делать.

— Нет, не должен. Ты честно сражался, и я восхищалась, но теперь…

— Не говори этого. Я должен был так поступить, я не мог оставить смерть моих солдат без ответа.

— И что, тебе стало легче? — голос подводил её, скорее бы это кончилось!

— Поначалу да. — Он сглотнул, она слышала, как.

— Мятежники вели себя как чудовища. Но ты не лучше, Рональд. Оставь меня. Уходи.