Около полудня они выехали на новую дорогу, вымощенную отшлифованными булыжниками и петляюще уходящую вперед среди леса, по краям которого то и дело попадались невысокие постаменты с водруженными на них вазонами, в коих, вероятно, когда-то росли цветы, украшавшие путь для странников. По окончанию зимы, когда дороги стали безопасными, они покинули гостеприимный дом Саркина, взяв свой путь в сторону Леона, и теперь, спустя немногим меньше полутора месяца, наконец-то добрались до места, откуда им предстоит отплыть на Соул.
Поначалу навстречу им попадались лишь редкие путники, но на подъезде к главным вратам города, людей стало значительно больше, появились фургоны, запряженные волами, реже лошадьми. Мешались вместе стук копыт о камни, треск и скрип колес, людские крики и фырканье лошадей, изредка к которым добавлялся звонкий лай собак. Сам город оказался большим и шумным, однако, как и говорил когда-то еще в доме лекаря Тин, чистым и ухоженным. Здесь не было ни мусора, ни грязи, а вымощенные дорожки между аккуратными домиками старательно выметены.
Едва путники вошли в город, в глаза бросились люди в темной красновато-пурпурной, но все равно заметной форме с множеством нашивок на плечах и груди. Стража. Даша поежилась, надеясь, что им удастся скорее покинуть это кажущееся приветливым, но гнилое изнутри место. Однако все равно придется задержаться: она не хотела уезжать, пока не найдет Дару, в чем ее поддержал Вереск. Девушка хотела сама рассказать, что произошло, и надеялась застать супругу Дзина, если та еще не отправилась в обратную дорогу. Но об этом Даша старалась не думать.
Если девушка увидит, что произошло с их домом, без возможности узнать правду, ее сердце окажется разбито, а разум пошатнется. Поэтому всю дорогу Даша то и дело возвращалась мыслями к ней, моля всех известных богов и духов задержать ту в доме отца до их приезда в город и дать возможность поговорить. Она хотела рассказать то, что Дара наверняка знала и сама, рассказать, как она была дорога Дзину и как много теплых слов тот о ней говорил. Рассказать, что в душе ее мужа жило чувство, изменившее его сильнее, чем все случившееся до и после того, как он обрел ее, свою любовь, свой смысл жизни, свою опору, свое сокровище.
Сейчас Даша, правда, совсем не представляла, в каких словах она объяснит незнакомой девушке о случившемся и стоит ли говорить правду или лучше в чем-то соврать. Во многом она боялась озвучить ту истину, что терзала ее все эти месяцы: Дзин погиб, защищая ее. Если бы она не упала в ту ночь с обрыва, они никогда бы не встретились и добрый лекарь, так милостиво предложивший им помощь и кров, до сих пор был бы жив, трепетно дожидаясь возвращения супруги домой. Ее охватывал промозглый ужас только при мысли о том взгляде, той боли, что будет в его глубине, когда Дара посмотрит на нее после того, как услышит о произошедшем.
Услышит, что ее любимого мира больше нет.
Рядом с ними проехал фургон, и стук его колес отдавался от дороги далекими громовыми раскатами, отчего девушка и вздрогнула, выдернутая из мрачных размышлений. Теперь до ее слуха донеслись и новые звуки: стук молота, тонкий и истеричный плач ребенка, негромкие разговоры ехавших рядом Вереска с Мирайн.
Лошадей вскоре им пришлось оставить возле государственной конюшни, так как дальше с ними проходить было запрещено, и, распределив поклажу, направились дальше пешком. Даша с удивлением отметила, что почти все здания имеют бледно-оранжевые крыши, среди которых за редким исключением попадались синие или лиловые, еще реже зеленые. Тин пояснил, что первые — это жилые дома, а остальные — государственные учреждения разного типа, на коей указывает определенный цвет.
Они продвигались дальше, и камень на душе девушки тяжелел.
Вскоре петляющая среди домов дорога вывела их к нижним ярусам города, откуда виднелось море. Даша поежилась, бросив взгляд на горизонт, где в серо-зеленых волнах поблескивали искры солнечных лучей. С воды подул очередной порыв влажного ветра, обдав лица путников солоновато-кислым запахом. А дальше простирался порт, в котором некоторые стоявшие корабли даже отсюда казались огромными, как дворец, с множеством матч и яркими парусами, украшенными витиеватыми гербами их владельцев. Виднелись там и судна поменьше, торговые галеи, а чуть ближе рыболовные лодки и мелкие парусники, быстрые и маневренные.
Лорэнтиу сообщил, что отправится разузнать все о корабле, на котором им предстоит плыть, а так же переговорит с наставником. Тот специально прибыл в Леон, чтобы встретиться с Тином по отправленной ему ранее просьбе, и Мирайн вызвалась пойти с ним, договорившись встретиться с Вереском и Дашей вечером, в порту, откуда на рассвете им предстоит покинуть город. Вскоре они разминулись и толпа, снующая по улицам, поглотила двух путников, а Даша тревожно огляделась, пытаясь понять, каким образом искать дом семьи Дары. Словно прочитав ее мысли, Вереск припомнил, о чем как-то упоминал молодой человек:
— Дзин говорил, что отец его супруги лучший лекарь города.
— Думаешь, это не преувеличение? — сомнительно глянула на него девушка.
— Кто знает, но мне не кажется, что здесь может быть много хороших лекарей, так что даже если он и не один, мы успеем обойти их всех. К тому же Мирайн отметила нам на карте места известных ей травников и целителей. Уверен, кто-то из них и окажется отцом Дары. Так что не волнуйся, Даша, мы найдем нужный нам дом и человека. — Вереск взял ее за руку. — Держись ближе ко мне, здесь легко потеряться. Начнем с тех, что ближе, хорошо? Я выучил, как нужно спросить и что сказать, поэтому не переживай и полностью положись на меня. Идем, Даша.
Теперь, когда появилась возможность ближе узнать город, девушка ощутила дохнувший в затылок холод: улицы выглядели искусственными, даже украшенные вазонами и клумбами с пестрыми цветами, в домах не теплилась жизнь, все выглядело сошедшим с картины неумелого художника, плоским и навеки застывшим. Но сильнее девушку пугали безликие люди с одинаковым равнодушным выражением лиц, облаченные в темную форму местной стражи. Зная, на что способны эти люди, хотелось бежать из города, как можно скорее. Вздрогнув, Даша свободной рукой поправила скрывающую ее шляпку и опустила голову ниже, почувствовав, как юноша подбадривающе несильно сжал ее ладонь в своей мягкой руке.
Им пришлось опросить не меньше половины значившихся в списке Мирайн лекарей, прежде чем, наконец, достигли нужного им дома, оказавшегося таким же каменным с оранжевой крышей, как и все остальные; просторный и двухэтажный, он был крепким и располагался в центральном секторе. По стенам тянулись тонкие стволы деревьев, подвязанные и оплетающие кронами, с которых свисали гроздья кроваво-алых цветов, кованые арки, тоннелем располагавшиеся вдоль террасы. Ведущая к дому дорожка, была выложена камнями, за которыми простирался газон, местами поглощенный островками ярких цветов и деревянных раскрашенных фигурок.
Хоть дом и не выглядел пугающе, Дашу сковал холод, дрожью пробираясь под одежду, проскальзывая по обнаженным участкам кожи, и внутрь, в саму ее суть. Хотелось развернуться и уйти, не оглядываясь, выбросить все из головы и навсегда забыть увитый красными лианами дом. Хотелось все забыть.
Но это невозможно.
Крепче сжав руку Вереска, девушка шагнула к низенькой калитке, увитой подсохшим плющом, растворила ту и направилась к дому, пробираемая дрожью и паникой, не чувствуя конечностей и почти не видя ничего перед собой. На первый стук в дверь никто не отозвался, как и на второй, но когда Даша занесла уже руку, чтобы снова постучаться, послышались шаги и светлая створка двери распахнулась.
— Добрый день, — приветственно кивнула им девушка. — Вы к отцу? Проходите.
Не в силах ничего произнести, Даша только кивнула, следуя за ней. Бросив испуганный взгляд на Вереска, она закусила губу и вновь опустила взгляд в пол, отстраненно всматриваясь в коричневое с сине-желтым узором ковровое покрытие. Девушка привела их в комнату, попросив подождать, отец вышел и скоро вернется. Теперь Даша могла лучше рассмотреть ее: невысокая, очень приятная, округлое лицо обрамляют золотистые пряди, остальные волосы заплетены в причудливые сложные косы и закреплены на затылке в прическу; светлые глаза с любопытством смотрят на гостей, решительно и открыто. Прислонившись к столу за спиной, она снова улыбнулась:
— Что у вас произошло? Может быть, и я смогу помочь.
Ком встал в горле у Даши.
— Вы ведь Дара? — дрожащими руками она развязала тесьмы и сняла шляпку.
— Садара, — кивнула девушка, чуть удивленно приподняв брови. — А вы кто?
— Меня зовут Вереск, — несколько громче, чем требовалось, произнес молодой человек и тут же откашлялся, продолжив: — А это Даша. Вы сразу поняли, откуда мы?
— Само собой, — усмехнулась девушка, — я долго жила в Диаре.
— Мы встретились там с вашим мужем, — осторожно начал Вереск, — с Дзином.
— Вот как, — черты лица девушки разгладились. — Повезло, вам, гляжу.
— Д… Садара…
— Подождите, — попросила она, — я сделаю чай, что на пустую говорить.
Выскочив из комнаты, она скрылась за поворотом, а Даша ощутила, как тошнота подкатывает к горлу. Может быть, все-таки промолчать? Но при мысли, как эта светлая девушка вернется в родной дом и обнаружит его лишенным своего тепла и души, только сильнее впилась ногтями в ладонь, практически не ощущая рези. Боль душевная затмила боль физическую. Садара вернулась совсем быстро, неся в руках поднос с белым чайником и тремя чашками, по которым она тут же разила светло-зеленый напиток, протянув две чашки гостям, а третью оставив подле себя на столе.
— Я отправляла Дзину нашу почтовую птичку, но та не вернулась. К сожалению, ее обычный путь долог и опасен, скорее всего, ее сожрала более крупная птица или какой другой хищник. Что бы ни было, она и так прожила и помогла нам довольно много. Как поживает Дзин? Надеюсь, он не кормил вас своим жарким и не донимал санитарией и мытьем рук? Он это умеет, все нервы вытянет, как ниточки. К сожалению, мне пришлось здесь задержаться намного больше, чем планировала изначально. Надеюсь, мой муженек не нашел там себе какую-нибудь лесную нимфу и не сбежал с ней в заколдованные чащи? — хихикнула девушка. — Вы пейте-пейте. У нас хорошие чаи, здесь постоянно проходят галеи, торгующие разными сортами.
— Садара, — оборвала ее Даша.
— Я слушаю тебя, — тепло улыбнулась девушка.
— Когда мы оказались в безвыходной ситуации, Ваш муж помог нам, спас и приютил в вашем доме, подарив надежду, — слова давались с трудом, точно горло сдавили ледяные грубые пальцы, не давая вымолвить то, что с большой вероятностью сломает и навсегда лишит света в глазах девушку, с интересом сейчас на нее смотрящую. — Дзин, он удивительный человек, он… — лицо Садары помрачнело. — На дом напали разбойники, которые охотились за мной, и… Их было очень много, когда они ворвались в дом, там были только мы, Дзин пытался защитить нас, защитить… меня.
— Я поняла, — холодно оборвала ее девушка.
Отвернувшись к столу, она шумно выдохнула, опершись руками о его поверхность и склонив голову к груди. Выпрямившись через несколько секунд она, откинула упавшие на лоб пряди и придвинула к себе чашку с чаем, бросив туда небольшой белый шарик, с глухим бульканьем погрузившейся в жидкость.
— Люблю чай с сахаром, — пробормотала Садара, отстраненно мешая ложкой и не сводя взгляда с закручивающегося в маленький ураган чая. Даша неистово сжимала ткань дорожного платья на коленях, не в силах больше вымолвить ни слова, разрывающая боль прорезала тело, казалось, мертвенным льдом въевшись в каждую его клеточку. Наконец, горько усмехнувшись, Садара сделала несколько больших глотков, почти полностью осушив кружку, и обернулась к гостям, с бледной улыбкой глядя на них в пол-оборота. — Знаете, жизнь и смерть не отделимы. И тот, кто умеет исцелять, умеет и убивать.
Из уголка ее пухлых губ просочилась кровь, тонкой струйкой скатившаяся к подбородку. Даша с Вереском ошарашенно вскочили на ноги, перепугано глядя на побледневшую девушку, в последний раз посмотревшую на них и безжизненно рухнувшую на пол. Перед глазами у Даши помутилось, поэтому она толком и не помнила, что произошло дальше. Не помнила, как в гостиную вошел пожилой мужчина и, увидев распростертую на полу девушку, начал громко кричать, гневно и остервенело призывая стражу. Как Вереск схватил ее, выволакивая из дома и увлекая прочь от него, как мелькали улицы и кричали им вслед какие-то люди.
Слышался топот кованых сапог за спиной.
Вереск врезался в стоявшую за поворотом бочку с водой, и та опрокинулась, расплескав содержимое. Слезы душили Дашу, бежать становилось тяжело, но вот город остался позади, они вынырнули в глухой лес, мимо которого, вероятно, и проезжали несколькими часами ранее. Ветви хлестали по лицу и рукам, цепляясь за одежду, разрывая ту, оставляя мелкие саднящие порезы на коже. Мир вокруг крутился перед глазами, пульсируя, то сжимаясь, то разжимаясь; они бежали вперед, пока резко лес перед ними не расступился, и под ногами не разверзлась пропасть, с бушующей в десятках метров внизу рекой. Девушка с ужасом оглянулась, сквозь слезы видя приближающиеся фигуры в красно-лиловой форме.
Вереск заслонил ее собой, глядя в просветы между деревьями, где сверкнули множества стальных глаз, направленных в их сторону. Наверное, все произошло за считанные доли секунды, но для девушки эти краткие мгновения растянулись в мучительные часы, слившиеся с вечностью. Она почти не видела, что происходит, сокрытая телом Вереска. Слышались приближающиеся голоса, звучащие в голове девушки подобно грому и сливающиеся с глухим стуком крови. Словно издалека донесся скрип и свистящий звук, стремительно направляющийся к ним.
— Даша, — улыбаясь, обернулся юноша, — я люблю тебя.
Несколько стрел вонзились в его спину, но, пошатнувшись, Вереск столкнул Дашу с обрыва. Воздух вылетел из груди девушки, ворох мыслей раскаленными спицами вонзился в мозг, разрывая сознание, поглощая еще трепещущие частички разума, швыряя их в беспросветный мрак. Она видела лишь закручивающиеся вокруг всполохи мрачного леса, смешавшегося с обрывом. И отпечатавшиеся в ее памяти ярко-синие глаза. Прыгай! Ей так хотелось дотянуться и схватить его за руку, стащить за собой, спасти… дотронуться. Даша зажмурилась, ощутив внезапный удар и охвативший ее дикий неимоверный холод, и была ли его истоком река или же он брал начало из охваченной болью души девушки… неизвестно. Даша распахнула глаза.
Вода поглотила ее крик.