Глава двадцать первая

Утро ворвалось в сознание Даши головной болью и тяжестью на душе после разговора с лекарем. Перевернувшись на другой бок, девушка ладонью прикрыла глаза от проскальзывающих через крошечное окно солнечных лучей. Рассказ Дзина потряс ее той жестокостью, на которую способны люди по отношению к таким же живым, умеющим страдать, слабым и беспомощным сородичам. Они совершали все эти зверства, словно упиваясь чужой болью; для них чьи-то слезы и переживаемый ужас — наслаждение, что огнем и страстью разливается по телу подобно крови, наполняет его и сливается с самой сутью человека, порождая еще большую жестокость. А попустительство со стороны правителей и постоянная безнаказанность влекут к все большей наглости со стороны работорговцев и простых разбойников, которых на дорогах становится все больше, как когда-то пожаловался проезжий купец, на время задержавшийся в Соари.

В столичных округах всегда тихо и спокойно, поэтому жители этих краев обычно и не подозревают о творящихся в других селениях и городах разбоях. Короли создают покой и рьяно защищают столицу, а деревни, что расположены поодаль, лишь обкладывают налогами, и их жители порой даже не знают, как выглядит правящий ими человек. Солдаты, чьим призванием изначально являлась защита людей, из-за отсутствия иных занятий и должной дисциплины в своих нестройных рядах стали одной из главных и устрашающих угроз для простых людей в городах. Они обирали торговцев, обкладывая их придуманными ими же податями, разграбляли дома, насиловали женщин, что были им привлекательны.

Но в Соари всегда царило умиротворение, а солнечные поля трепещущих на ветру подсолнухов никогда не становились свидетелями кровопролития и жестокости. Разбойники не решались зверствовать в такой близи от столицы, а стражи в крошечной деревне никогда и не было, поэтому с юных лет окруженной теплыми и приветливыми людьми Даше сейчас все открывающиеся ей стороны жизни родного королевства и населяющих его людей казались лишь грезой, кошмарным сном, но никак не живой действительностью. Хотелось спрятаться, закрыться и навсегда забыть эти часы, когда весь ее привычный мир рушился, а она ничего не могла сделать, позволяя жизни и собственной душе разлететься на множество крошечных осколков, что уже никогда не удастся вновь собрать воедино.

Проведя рукой по волосам и еще больше взъерошив их, Даша вздохнула, сгоняя остатки беспокойного сна, полного страха и тревоги, и поднялась с постели. Вереска в комнате не оказалось, и, переодевшись, девушка вышла в ту часть дома, что совмещала в себе кухню и столовую, надеясь, что сегодня жар у Лорэнтиу спал. Однако посла в комнате не оказалось, а постилка, на которой его устроил лекарь, свернутая покоилась возле стены в углу. Ощутив свернувшийся в груди противный ком нехорошего предчувствия, Даша испугано выбежала на крыльцо, поймав на себе удивленный взгляд занесшего над поленом топор Вереска.

— Доброе утро, — ласково улыбнулся ей юноша. — Прости, что шумлю.

— А где Лорэнтиу? — взволнованно спросила Даша, оглядываясь.

— Ушел на озеро, — ответил появившийся из-за дома Дзин. — Я в восхищении перед вашим другом. Очень стойкий юноша. Так скоро прийти в сознание после падения, я немало был удивлен, когда сегодня утром обнаружил его не в постели, а на улице. Думаю, если так дальше пойдет, то окончательно он поправится через пару недель. И коли ваше желание отправиться дальше по-прежнему будет так же сильно, то сможете без опаски пускаться в дорогу. И все-таки терпение его восхитительно. Если хочешь увидеть своего друга, спустись по той тропинке, — он указал рукой направление, — и вскоре выйдешь к озеру.

— Будь осторожна, Даша! — прокричал ей вслед Вереск.

Подхватив полы одежды, девушка поспешила вниз по узкой тропинке, иногда совсем теряющейся среди густой поросли травы. В одном месте дорога шла под откос, и Даша замедлила шаг, боясь споткнуться об невидимые ее взору корни деревьев или полузакрытые в землю небольшие камни. Вероятно, это тоже озеро, в которое они упали, только до этого Дзин вел их совсем другой дорогой, а быть может просто из-за темноты и тревоги за юношу она не смогла толком запомнить их путь. Однако сейчас ее больше волновало не это, а боль Лорэнтиу, что ему в очередной раз приходится переживать по ее вине.

Лес перед ней внезапно закончился, а каменистый берег плавно утопал в светлой воде озера. Даша в смятении остановилась, глядя на простирающуюся вдаль голубоватую гладь. Нет, это совсем другое место, поразившее девушку своей красотой, приносящей в душу умиротворение. Спокойные воды чистого озера окружала узкая полоса берега, за которым возвышался лес и взмывали к облакам могучие скалы, в некоторых местах покрытые невысокими кустами, росшими, казалось, прямо из камня. Ближе к другому берегу над водой поднимались несколько островков, покрытых травой и пестрыми цветами, яркие краски которых были заметны даже здесь.

Лорэнтиу устроился на камнях, опустив по колено ноги в воду, а обнаженный его торс был перетянут тугой повязкой из ткани. Блаженно прикрыв глаза, юноша запрокинул голову, подставляя лицо жарким лучам дневного солнца, но услышав шаги, он посмотрел на Дашу, несмело приблизившуюся к нему. Девушка опустилась рядом на раскаленные за день камни и, поджав под себя ноги, замялась, не смея взглянуть на мужчину и не зная, как начать разговор. Собравшись с мыслями, она хотела уже обратиться к послу, но позади что-то с протяжным хрипом проскользнуло в кронах деревьев, отчего Даша вздрогнула, испуганно обернувшись.

— Не бойся, — юноша отбросил с глаз непослушную челку. — Это просто птица.

— Тин… Я хотела…

— Ты точно не пострадала? — прервал ее Лорэнтиу. — Этот странный парень в маске назвал себя лекарем и рассказал, что с нами произошло. Но, несмотря на его причудливый вид, должен признать, все раны он обработал мне довольно хорошо. Касаемо же тебя он заверил, что никаких серьезных повреждений у тебя нет, только несколько ушибов. Это правда или он соврал мне?

— Правда, — шепотом ответила Даша, ощущая, как по щекам стекают крупные слезы. — Прости меня, Тин! Это все произошло по моей вине! Если бы только я была осторожней… Прости, что ничем не могу помочь тебе, а только причиняю боль и все больше ломаю твою жизнь! Если бы только я могла все вернуть назад, я бы никогда не позволила тебе так поступить. Лучше бы я сама погибла в этом дворце, тогда вам бы с Вереском не пришлось переживать все это и страдать из-за меня. Прости меня, что я такая бесполезная и никчемная. Я только приношу проблемы и обременяю…

— Хм, кстати, — лукаво улыбнулся Тин, наклоняясь к ее раскрасневшемуся от слез лицу, — а мне приснилось или ты там, в лесу, сказала, что я тебе нравлюсь?

— Сказала, — оторопело выдохнула девушка, растерявшаяся от неожиданной перемены темы разговора. — Но разве это имеет хоть какое-то значение, когда!..

— Для меня, — вкрадчиво произнес посол, очерчивая пальцем линию от виска до шеи девушки, — это имеет, пожалуй, самое большое значение. Кажется, — хитро прищурился Лорэнтиу, — я не успел тогда сказать о моих к тебе…

Смущенная Даша резко отстранилась, переведя взгляд на взволновавшуюся от легкого ветерка зеркальную гладь озера. Так и невысказанные слова юноши неясным трепетом разлились в ее душе. Не желая позволять незнакомому чувству проникать все глубже в душу, она стиснула в руках грубую ткань дорожного платья, не сводя взгляда с раскачивающихся на поверхности воды нескольких опадших листьев и всеми силами пытаясь загасить разгорающееся внутри пламя. Лорэнтиу, зачерпнув ладонью воду, провел ею по лицу, после шумно выдохнув.

— Ты ведь не просто посол, — приглушенно обратилась к нему Даша.

— Почему ты так решила?

— Ты очень много про всех знаешь. Тогда ты рассказывал о правителях и их приближенных такие ужасные вещи, — девушка содрогнулась от вновь особенно ярко вспыхнувших в сознании образов, — но ведь присутствовать при их свершении ты никак не мог. Однако обо всем этом тебе хорошо известно. Или ты… действительно был при всех этих пытках над людьми и развлечениях королей, Тин?

— Я командир шепота, — коротко ответил юноша.

— Шепота?

— Это организация при нашей принцессе, — пояснил Лорэнтиу. — Она у нас не такая, как знакомые тебе дочери королевства Диары. Госпожа Юна своенравна и обучена владению как мечом, так и пикой; она метко стреляет из лука и умело ездит верхом; единственная дочь правителя, величественная и смелая, однажды она станет королевой Уэйта. Несколько лет назад госпожа Юна собрала вокруг себя и завоевала доверие людей, которые доносили до нее вести о событиях со всех уголков нашего мира, постепенно сформировавшись в организованный и дисциплинированный штат осведомителей и соглядатаев, который стал назваться «Шепот». Немногим меньше двух лет их командиром являюсь я, заменив умершего от старости прошлого главу.

— И эти люди есть в замке Клеодерна?

— Эти люди, — хищно протянул юноша, — есть везде. Точнее будет правильным сказать, что они есть в тех местах, которые имеют политическое значение для Уэйта: дома важных господ как нашего королевства, так и других стран, дворцы, крупные города и экономически важные центры. Поймать такого человека практически невозможно, а что-то узнать у него тем более. Если один из шепотов попадается, то ни под пытками, ни под сладостными соблазнами он не расскажет на кого служит и в чем заключалась цель его пребывания в королевстве или доме господина. Шепоты хорошо обучены не только сражаться, но и быть политически гибкими, рассудительными, полностью контролирующими свои переживания; так же они намного меньше восприимчивы к боли, нежели обычные люди, и способны без раздумий отдавать себя и свою жизнь королевству или тому, кто… стал им важен.

— И свое звание ты потерял из-за меня, — глухо произнесла девушка.

— Ради тебя, — поправил Лорэнтиу, — а эта формулировка, хочу заметить, существенно меняет положение сложившихся вещей, тебе так не кажется, Даша? И к тому же я думаю, намного важнее всего тот человек, ради которого это все ты готов отдать. Многие проживают жизнь и умирают, так и не встретив родную душу. Не знаю, существует ли судьба. Влияя шепотами на разворачивающиеся события, перестаешь верить, что жизнью этого мира управляют боги. Однако я считаю, что есть люди, которые особенно близки тебе: кто-то в меньшей степени, кто в большей. Нет запланированной на небесах любви, просто ты совершаешь выбор, останавливаясь на чужом человеке или же рискуя не бояться отправиться на поиски человека более тебе подходящего. И если ты кого-то потерял, то это только твой провал и твоя ошибка, а не прихоти богов или судьбы.

— И потеряв, ты обретешь вновь, — эхом она повторила слышанные ранее слова.

— О чем ты? — заинтересованно вскинул брови юноша.

— Одна женщина как-то сказала мне это. Мы встретились, когда я больше двух месяцев назад направлялась в Клеодерн навестить двоюродную бабушку. Мирайн, так ее звали, тоже направлялась в столицу, но когда в лесу мы спаслись от диких кошек, мы расстались, и она отправилась дальше другой дорогой. Для меня эти слова стали особенно важны, ведь в тот день я потеряла очень важную для меня… вещь. И ее слова до сих пор внушают мне надежду, что я смогу ее вернуть, хоть и понимаю, что такое невозможно. Но думать об этом так приятно.

— Моя бабушка постоянно таскала с собой каменного филина размером с небольшую женскую ладонь и называла его не иначе как «Пташка души моей», чем доводила свою команду пиратов до гневной дрожи, однако ее это нисколько не смущало и, посмеиваясь, она продолжала рассказывать игрушке свои планы и даже в шутку спрашивать у той советы. Это было довольно забавно, но я так и не научился привязываться к вещам настолько, чтобы видеть в них нечто большее.

— Мне нравится твоя бабушка, — с улыбкой заметила Даша. — По твоим рассказам она была восхитительной женщиной, знающей, что ей нужно, и не боящейся поступать так, как велит сердце. Она отправлялась по первому зову души, не заботясь о том, что о ней подумают, у нее были мечты, которые она стремилась осуществить. Была решительность и сила, которых так не хватает мне.

— А ты уверена, что они так тебе и необходимы?

— Без них я так и не смогу стать тебе полезной.

— Мне полезной? — усмехнулся юноша. — А кто тебе сказал, что полезной ты можешь мне стать, если будешь решительной и сильной? Ты не думала, что твоя робость и мягкость являются не в меньшей степени привлекательными, чем так желанная тобою смелость. К тому же сила не всегда заключается в способности проломить кому-то голову и пронзить мечом. Сострадание и доброта, как мне кажется, требуют куда больше отваги и смелости, нежели жестокость.

— Но если на нас опять нападут…

— Я всегда смогу тебя защитить, — сурово оборвал ее Лорэнтиу. — А для того, чтобы самой сражаться тебе не хватит твердости и, да, той самой решительности. Если ты намерена отнять чью-то жизнь, то рука твоя не должна дрогнуть, иначе убьют тебя или того, кото ты хотела защитить. Из самой твоей души должно идти желание крови твоего врага, тебя должна переполнять ярость, а сознание вытеснит лишь одна единственная цель — сражение, чтобы убить. Все эти слова, что уничтожают ради защиты, мира, любви, богов, все это — не более чем ложь и жалкие отговорки. Убивают только с одной целью, и цель эта — чья-то смерть.

— Почему ты готов ради меня на это? — со слезами на глазах прошептала Даша.

Вместо ответа Лорэнтиу скользяще улыбнулся и, заведя руку девушке за голову, приблизился к ее вспыхнувшему от смущения и растерянности лицу; запустив длинные пальцы в ее волосы, другой рукой он притянул девушку к себе. Даша судорожно выдохнула, ощутив его теплые губы; она дернулась, но руки Лорэнтиу властно удержали ее, и девушка сама того не осознавая поддалась вперед, неумело отвечая на поцелуй. Умиротворяющее тепло обволокло ее, а по телу прошла легкая дрожь, и Даша обвила юношу за талию, ощущая под ладонями жар его кожи. Отстранившись, Лорэнтиу кончиком языка прочертил линию от губ к уху девушки и вкрадчиво прошептал, касаясь нежной кожи горячим дыханием:

— Потому что ты важна для меня.

Загрузка...