— А вот и мы, — сказала Гермиона ласково.
Малышка кричала у меня на животе, а сквозь приподнятые жалюзи на прозрачной стене операционной виднелась фигура… Высокая, широкоплечая, в чёрной форме и с круглой гладкой головой. Родные голубые глаза между белыми полосками. Он пришёл… Даже ОТТУДА. Он обещал быть рядом и исполнил своё обещание. Несмотря ни на что.
Я не смогла… Не сдержала слёз. Они застилали глаза, а грудь невыносимо сотрясалась и разрывалась. Я смотрела на него и рыдала, а он не растаял в воздухе, не исчез… а ворвался в операционную. Его губы, живые, осязаемые, крепко, почти до боли впились в мои.
— Девочка моя.
Мне это не снилось? Не мерещилось?.. Он… живой?! Да, его щека под моей ладонью, его губы на моих пальцах, его рука вытирала мои мокрые щёки. Не призрачный, настоящий…
— Ты… Тебя… — только и смогло вырваться из стиснутой рыданием груди.
— Пушинка, я с тобой. Всё хорошо.
Гермиона на мгновение застыла, а потом сказала:
— Я рада, что всё кончилось благополучно.
А он… Он коршуном набросился на пищащий и шевелящийся у меня на груди комочек. Казалось, он хотел его проглотить. Нет, не проглотил, а схватил и стал целовать — личико, животик, малюсенькие кулачки.
— Ну всё, всё, — добродушно ворчала Гермиона. — Папаша, верните ребёнка маме.
— Это что за ущемление прав отцов? — возмутился он. — Это мой ребёнок тоже! Почему я не могу его держать?
Малышка выглядела совсем крошечной у его могучей груди — как котёнок. А мою ладонь колола едва заметно проступавшая на его голове щетина… Значит, живой… У призраков щетины не бывает.
— Каспар сказал… что приговор приведён в исполнение, — с трудом выговорила я сквозь всхлипы.
— Гильотина сломалась, — засмеялся он.
Господи, какое счастье — просто ощущать губами его губы…
…Одной рукой бережно прижимая девочку к груди, другой Алекс держал бутылочку. Ну да, с кровью. А что ещё могла есть маленькая хищница? У неё ещё не было зубок, но в качестве пищи ей требовалось нужно отнюдь не молоко. Хищники питаются кровью с рождения.
— Каспар сказал, что ты… предатель. Почему? Что ты сделал?
Он усмехнулся.
— Послал к чертям Общество «Аврора».
— То есть? Как это?
— А вот так… — Алекс хмыкнул. — Каспар, кстати, тоже хорош. Десять минут! Хоть бы намекнул мне, подмигнул бы как-то, что ли… Нет, доиграл роль до конца. Да так, что все поверили, даже я!
— О чём ты? — Я вспомнила холодный и непреклонный голос Каспара по телефону.
Алекс склонился и поцеловал меня в висок.
— Потом, пушинка. Потом объясню. Всё хорошо. Всё — как надо.
— Значит, ты теперь в Ордене?
Малышка почмокивала, сося бутылочку. Алекс, сияя нежностью во взгляде, улыбался дочке.
— Ты моя сладкая красавица… Ну что, как назовём наше чудо?
— Ты не ответил.
Он поднял взгляд — серьёзный и задумчивый.
— Я с Авророй. Где она — там и я. Скажет вступить в Орден — вступлю. Куда я денусь?
— А как же «волки»? Что они подумают?
— Не знаю. Не знаю пока, пушинка. Давай лучше пока выберем имя дочке.
Я сказала:
— Давай назовём её Эйне.
Это имя уже давно скользило прохладной тенью за мной; она лежала тогда в холодильнике со швом на шее и инеем на ресницах, спокойная и чуть насмешливая. Чтобы мама жила, она отдала свою жизнь. Её покой хранила чёрная кошка.
— Думаю, маме будет приятно, — сказала я.