Великий магистр

3.8. Возвращение блудной племянницы

Да чего тут описывать, если я сама чуть не опИсалась! Уж не знаю, с какой скоростью мы летели, но уже через пару минут (впрочем, за точность восприятия времени не ручаюсь) мы приземлились во дворе моего дома. Был поздний вечер или, скорее, глубокая ночь. Майская, кстати. Слава Богу, без утопленницы.

— Мне, конечно, очень приятно находиться в объятиях красивой девушки, — заметил Оскар. — Но, может быть, уже можно отпустить меня? Мы на земле.

Я разжала руки и почувствовала под ногами твёрдую почву.

— Эт-то что так-кое был-ло? — От полноты чувств у меня появился эстонский акцент.

— Скоро и вы будете так летать, милочка, — ответил Оскар, поправляя галстук, свёрнутый набок моими пылкими объятиями.

— Я?!

— Само собой. Идите, я подожду снаружи.

Интересно, ждут ли меня ещё какие-нибудь сюрпризы?!

А вот тётю Лару сюрприз ждал определённо. Он явился среди ночи с острыми клыками и горящими глазами, загремел ключами в дверном замке, споткнулся в прихожей о чьи-то тапки, опрокинул стульчик и уронил сумочку — короче, появился эффектно, с впечатляющим шумовым сопровождением, а-ля слон в посудной лавке. В заключение на пол с оглушительным звоном брякнулись ключи.

А вот сейчас, дорогие мои детишечки, будет страшная сказочка…

Существо, устроившее в прихожей знатный тарарам, стояло, вжав голову в плечи, и ждало появления тёти Лары, которая с колотящимся от страха сердцем кралась из комнаты… Да, стук её сердца был слышен мне ещё из прихожей, а мои ноздри защекотал резкий запах, от которого моё нутро напряглось, а все волосы на теле встали дыбом от возбуждения. Нет, не запах крови, а запах испуганного человека. Господи, что со мной? Я как хищник, почуявший жертву. Но не хочу же я укусить тётю, в самом деле!

Ну, хватит страшных сказок. Тётя человек пожилой, с не вполне здоровым сердцем… Да будет свет! Я клацнула выключателем.

— Тётечка Лара, это я, всё нормально.

— ВИКА?

Меня не было дома две недели. Она заявила в милицию, молилась и лила слёзы ночами. Квартира пропахла сердечными каплями.

— Господи… Викуля… Где ты… Я же думала, что ты…

Через пять минут уже немного успокоившаяся тётя Лара вытирала платочком слёзы, сидя на диване. Я наплела ей что-то про новую работу, про важное задание, расследование — в общем, наврала с три короба, потому что в правду она бы не поверила, а если бы даже и поверила, то не вынесла бы. У меня самой защипало глаза от близких слёз, и я проглотила горько-солёный ком. Я крепко обняла тётю, прижала к себе.

— Викусь, — вдруг заметила она удивлённо, — ты чего как ледышка вся? На улице разве холодно?

Бедная тётя Лара… Если бы она знала.

— Да, прохладно что-то сегодня.

— Так давай я чайку поставлю — согреешься! Я мигом!

Я открыла было рот, но она, шаркая тапочками, уже засеменила на кухню. Там зажёгся свет, зашумела вода. Я сидела на диване в каком-то трансе, обводя взглядом комнату. Знакомые, родные вещи. Такое чувство, будто меня не было целый год… Будто вечность миновала с того утра, когда я в последний раз вышла из дома. Вышла человеком, а вот вернулась…

Тётя Лара не только заварила чай, но и разогрела какую-то еду. Я села к столу, машинально поднесла ко рту чашку и сделала глоток… отвратительной горячей жидкости.

Изумлённые и испуганные глаза тёти.

Сливное отверстие раковины.

А в зеркале — бледная растрёпанная девица с диким, мутным взглядом.

Я забыла, что не могу ни есть, ни пить ничего человеческого. Чай был невыносимой гадостью, глоток которой вылился из меня обратно.

Я оскалила зубы. Да, вот они, здесь, никуда не делись… И это не сон. Знакомые выступающие из дёсен бугорки. Почти незаметные сейчас, но стоит мне почуять кровь… Заработают внутренние мускулы, раздвинутся кости — и пожалуйста, оскал Чужого во всей красе.

Нужно уходить отсюда. Я чудовище.

— Викуля… Что с тобой? — Дрожащий голос тёти.

Мой глухой голос:

— Всё нормально, тёть Лара…

— Не обманывай меня! Я же вижу!

Так, знакомые интонации. Сейчас начнутся расспросы… Что, как, почему. Остановившись на пороге ванной, я сказала:

— Тётя Лара… Я только за вещами. Мне надо снова… (чуть не сказала «улетать») уезжать.

От её взгляда хотелось упасть на колени и молить о прощении. Её губы подрагивали, а глаза снова были на мокром месте.

— Как?.. Куда?..

— Да, тётечка Лара… — Я взяла её за плечи в тщетной попытке успокоить. Тщетной — потому что её губы тряслись всё заметнее, а слёзы увеличивались в размерах с пугающей скоростью. — Снова работа. Я только с тобой увидеться и кое-что из вещей взять…

— В таком состоянии? Не пущу!!

И тётя Лара применила запрещённый приём: обняла, прижалась ко мне и принялась мочить мою грудь слезами. Гладя её по спине и плечам, я растерянно бормотала:

— Ну… тётя Лара… родненькая… Ну тише…

Мне бы давно следовало начать называть её мамой… Потому что все эти одиннадцать лет она и была мне как мать. И сейчас я должна уйти от неё?..

— Я… Я в душ.

Сама не знаю, зачем я это сказала. Помыться на дорожку? Это мысль… А ещё — для паузы, потому что я так не могу!

Я начала раздеваться, а тётя Лара смотрела на меня с робкой надеждой: если я иду мыться, значит ли это, что я остаюсь? Я и сама не знала. Плевать, что меня ждал Оскар… и Аврора. Мне было просто необходимо смыть с себя этот кошмар.

Тёплые струи воды окутали меня, я намылила голову шампунем. Волосы уже засаленные… Мыться так мыться. А может и правда — послать их всех? Остаться дома? Тёте Ларе откроюсь, как-нибудь объясню… Может, она не оттолкнёт меня.

Когда я вышла из ванной, меня уже ждала моя постель со свежим бельём. Тётя Лара, похоже, всё решила за меня. А может, и правда?..

Два глаза с искорками в глубине проступили из темноты дверного проёма, и послышался бархатный голос:

— Простите, дверь была открыта…

Вовремя же он… Сволочь такая.

— Здравствуйте, Лариса Павловна. Я коллега Виктории, ждал её на улице, но она что-то задерживается.

Пару секунд тётя Лара смотрела на Оскара в недоумении, а потом вдруг нахмурилась и заявила:

— А она никуда не поедет.

Господи, если бы она знала, с кем разговаривает!.. Оскар приподнял брови:

— То есть как это?

И пронзил меня таким взглядом, что я натянула одеяло до подбородка.

— А так… Её тошнит, она сама не своя! — ответила тётя Лара решительно. — Куда она может ехать в таком состоянии? Да ещё среди ночи? Нет, вы как хотите, а я её не пущу!

— Лариса Павловна…

Он мягко взял её за локоть, и воинственный блеск в глазах тёти Лары потух, они стали какими-то пустыми и стеклянными. Что он с ней делал? Гипнотизировал?

— Понимаете, у нас через полчаса поезд… — Холеные пальцы Оскара поглаживали тёти Ларин локоть, а голос лился струйкой мёда. — Это чрезвычайно важно, мы с Викторией должны ехать. Вы не волнуйтесь, я буду за ней присматривать… Ни о чём не беспокойтесь, всё будет в полном порядке.

— Ну… Надо так надо… — пролепетала тётя Лара.

— Ну, вот и славно, вот и замечательно! — Оскар интимно-фамильярным жестом обнял её за плечи. — Не могли бы вы помочь ей собраться? Соберите ей минимум необходимых вещей, вы же знаете, что ей нужно… А мы с Викой… подышим воздухом на балконе. Хорошо?

— Да… Хорошо, — печальным эхом отозвалась тётя Лара.

Цепкие пальцы Оскара, стиснув моё запястье, вытащили меня из-под одеяла.

Родной двор и знакомые жёлтые квадратики окон в темноте. Суровый профиль Оскара в тусклом свете далёких уличных фонарей.

— Этот номер не пройдёт, дорогая. И что бы ты стала делать? Как добывать пищу? — Перейдя на «ты», он перестал быть отстранённо-чужим, и я вдруг почувствовала его «я», его личность. — Пункты питания — только для членов «Авроры» и Ордена, а ты ещё нигде не состоишь. Тебе там не отпустят кровь. Убивать ты вряд ли захочешь… Да тебе и не позволят. Видела ребят в чёрной форме? Если они застукают тебя за высасыванием крови из человека… В общем, лучше им не попадаться. Хочешь стать аутсайдером — твоё право, но долго тебе не продержаться. Не выживешь. А Аврора хочет позаботиться о тебе сама, лично. Большей удачи в твоём положении и вообразить нельзя. Кроме того, подумай: твоя любимая тётя уже немолода, слаба здоровьем, одинока… Если ты бездарно сгинешь, ты ей ничем не поможешь. А так у тебя будет возможность поддерживать её. Итак, хорошо подумай, прежде чем сделать глупость.

Может быть, он и сволочь, но, кажется, он… прав.

Посреди комнаты стояла большая спортивная сумка, набитая вещами, а тётя Лара сидела на диване, сложив руки на коленях. При виде её сиротливой позы щемящая боль сжала моё сердце.

— Замечательно, — сказал Оскар одобрительно. — Вы просто молодец, спасибо вам огромное. Вика, иди, одевайся быстрее, а то опоздаем.

Итак… Чёрная водолазка, куртка, свободные брюки, ботинки-«говнодавы» — дорожный прикид. Волосы ещё не просохли, а фен, оказывается, сломан. Придётся лететь так… Глянуть, что тётя положила в сумку? Да как-то всё равно.

Поцелуй в прихожей, тётин грустный взгляд. Молчи, сердце. Глаза, не смейте плакать.

Лестничная клетка. Почтовые ящики. Банка с окурками на подоконнике. Чья-то кошка, свернувшаяся клубком на коврике перед дверью, при виде нас с Оскаром вздыбила шерсть и зашипела. Оскар только усмехнулся.

Вернусь ли я сюда? Увижу ли снова всё это?

Оскар спустился с крыльца и неторопливо пошёл по тротуару. Я недоуменно спросила, следуя за ним:

— Мы что, не полетим?

— Пройдёмся немного, пока не скроемся из виду, — ответил он. — Твоя тётя смотрит вслед из окна. — И тут же, угадав моё непроизвольное желание, опустил руку мне на плечо: — Не оборачивайся.

Лямка сумки врезалась в плечо, а по щекам текли слёзы.

Я так и не сказала ей «мама».