17.2. Великий Понедельник


Хоть нам и удалось заронить в человеческие умы толику сомнения в необходимости уничтожения хищников, процесс расшатывания людских стереотипов шёл не так быстро, как хотелось бы. Человеческое общество разделилось на сочувствующих нам, сомневающихся и противников. Сочувствующих было немного, и никакой реальной силы они собой не представляли; из класса сомневающихся потенциально могли выйти как сочувствующие, так и противники; противники же составляли пока, увы, большинство, и в их-то руках как раз и было сосредоточено и оружие, и власть. Пока сомневающиеся колебались, противники действовали.

В понедельник, в пятом часу утра, многие проснулись от тягостно-тревожного звона паутины. Откинув одеяло, я приподнялась на локте: поясница опять отозвалась ноющей болью. Тяжёлая рука Никиты легла мне на шею:

— Ты чего, Лёль?..

На нас надвигалось что-то чёрное и тяжёлое, его приближение сдавливало мне грудь. В душу вполз холод, опутывая её щупальцами. Я передала по внутренней паутине:

«Подъём! Тревога! Максимальная боевая готовность!»

Вскочив, я стала быстро одеваться. Никита встревоженно спросил, садясь:

— Что случилось?

Я посмотрела на него, ничего не ответив, и он без лишних слов тоже начал натягивать форму. Две недели назад у него прорезались крылья, и он с поразительной быстротой научился летать — всего дней за десять, включая и сверхскоростной полёт. Это словно было у него в крови. С выбором, где служить, он определился уже давно и без колебаний надел форму «чёрных волков».

Угроза была небывалой по своим масштабам, это сразу почувствовали все. Надвигалась битва, от исхода которой зависело, выживем мы как вид или нет.

— Воздух!

Смерть летела с неба: авиабомбы. Люди решили просто разнести замок в прах, считая, что это кратчайший путь к победе над хищниками. Чьи это были самолёты? Была ли бомбёжка согласована с Бельгией, или это была бельгийская авиация? Сейчас всё это не имело значения. Все достойные объединили силы для отражения удара с воздуха, создав вокруг замка невидимый щит…

…Ни одна бомба не попадала в замок, но вокруг царил ужас. Гул, грохот, огонь, тонны взлетающей в воздух земли. Взрывы сливались в сплошной ад. Всё сотрясалось…

Налёт кончился так же внезапно, как начался. Шестнадцать минут — ровно столько он длился. За эти минуты окрестности замка были изрыты, искорёжены, изуродованы до неузнаваемости. Несчастная земля покрылась глубокими шрамами. От деревни достойных, должно быть, не осталось камня на камне. В висках шумело, сердце трепыхалось, в утреннем воздухе пахло гарью. Заметив на замковой стене Вику, я сорвалась на крик:

— А ты что здесь делаешь?! Марш в убежище!

У неё задрожали губы.

— Я вместе со всеми защищаю замок, — тихо сказала она. — Это мой долг.

— Твой долг — думать о ребёнке! — заорала я. — Беременным не место под бомбёжкой! Куда глядит твой муж?! Конрад! Ты что, не можешь уследить за своей женой?!

Я оглядывалась, как безумная. Конрад, с квадратными глазами, уже бежал ко мне по стене. Увидев Вику, он недолго думая схватил её на руки и потащил внутрь, а она возмущённо колотила кулаками по его плечам.

Ветер обдувал мне лоб, занималась заря. Кровавая заря самой главной битвы.

Может быть, последней.

Загрузка...