Великий магистр

18.17. Долг

Сияющая дева в плаще из струящихся волос шагала впереди, раздвигая руками склонённые ветки с длинными гирляндами цветов, а мы с кошкой следовали за ней. Я узнавала этот остров: здесь мы с Юлей когда-то отдыхали, бывала я здесь и с Кариной, переживавшей гибель Гриши, и мы строили на пляже замки из песка. Этот островок всегда был как кусочек иной реальности, где даже время текло по-другому — моё любимое место на земле.

Леледа неслышно скользила впереди, и текучие складки её длинной одежды, сияющей первозданной белизной горных вершин, ни за что не цеплялись: всё как будто покорно и благоговейно расступалось перед ней. Даже веток, склонявшихся к лицу, она едва касалась: они будто сами раздвигались, давая ей дорогу.

Наконец ветки расступились в последний раз, открыв вид на пустынный пляж. Там, почти у самой кромки прибоя, сидела на песке одинокая босоногая фигура…

Подобрав подол одежды, Леледа уселась на песок, вся укутанная своими сказочными волосами. Наверно, это о таких, как она, написаны слова: «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». Её лёгкая, лебединой белизны рука легла на песок, приглашая меня сесть рядом, и я повиновалась. Кошка тоже уселась и принялась умываться лапой, изредка поглядывая на босоногую фигуру, которая, обхватив одной рукой колени, другой что-то чертила на песке.

Это была Юля. Её лицо, спокойное и самосозерцательное, как при глубокой медитации, не отражало никаких страстей, а глаза… Они словно не принадлежали ей. При взгляде в них что-то сжималось внутри: в их глубине проступала обнажённая, смиренная, очищенная от суеты душа. Они были как осеннее озеро в пасмурный, но безветренный день.

«У тебя долг перед ней», — сказала Леледа.

Я посмотрела на неё вопросительно, и в уголках её светлых перламутровых глаз проступила улыбка. Всё-таки, она была нездешним существом — не человеком и не хищником. Из чего её ресницы? Из серебра? Платины? Или они были покрыты мерцающей пыльцой какого-то неземного цветка?

«Благодаря ей ты смогла выполнить то, что тебе предназначено было выполнить, — ответила она. — И её участие в твоих свершениях очень существенно».

«Её как будто бы не спрашивали, хочет ли она в них участвовать», — заметила я.

«О нет, её спросили, — возразила Леледа. — И она дала согласие. Вот её собственные слова».

Она устремила взгляд на Юлю, и та повернула в нашу сторону лицо, посмотрев на нас глазами-озёрами. До моего слуха докатился, как волна прибоя, её голос:

«Да, я готова. Если я могу этим помочь, пусть будет так. Высшая ценность — жизнь, и Аврора достойна её более, чем кто-либо другой. Больше, чем я».

Умолкнув, она снова погрузилась в созерцание, чертя пальцем на песке линии. Леледа проговорила:

«Этой ценности достоин каждый. Счастье — в бытии, в небытии же счастья нет».

«Так пусть она его получит, — сказала я. — Я готова освободить её тело».

«К сожалению, её нынешняя жизнь зашла в тупик, — промолвила Леледа. — Ты помнишь её последние дни: она отрешилась от всего, придавленная грузом своих дел. Но этот поступок перевесил все остальные. Она заслужила шанс получить счастье. Ты можешь выплатить свой долг, если поможешь ей его обрести. Это — дело, которое ты ещё не завершила, и ради которого тебе стоит остаться на земле».

С этими словами Леледа поднялась, с чуть заметной улыбкой окинула меня своим непостижимым перламутровым взглядом и заскользила по песку вдоль кромки прибоя. Отдалившись, она остановилась и обернулась, и за её спиной проступили две пары белых крыльев.

Кошка с урчанием ткнулась носом мне в плечо, и я от всего сердца обняла её.

«Спасибо тебе, мой раненый хранитель… Благодарю тебя за всё».

Я гладила и ворошила её мягкую шерсть, чувствуя, как меня одолевает дремота. Положив голову на шею кошке, я закрыла глаза.