Великий магистр

12.6. Препятствие

— Я не понимаю его логики! — возмущался доктор Береш по телефону. — Ваше воздействие явно даёт положительный результат, а он накладывает запреты… Тем самым он препятствует выздоровлению президента!

Передо мной встало препятствие: Альварес не подпускал меня к Юле. Боялся ли он, что я могу нанести ей вред, или же наоборот — не желал её выздоровления? После некоторых размышлений я пришла к выводу: второе, но под официальным прикрытием первого. Он стремился заполучить власть в свои руки, а для этого Юля отнюдь не была нужна ему живой и здоровой, а потому он запретил доктору Берешу пускать меня в центр — под угрозой увольнения. Это значило, что для снятия приступов возбуждения Юле снова будут колоть спирт.

— Я так и объяснил ему, что спирт допустимо использовать одноразово, а систематическое его применение, да ещё в таких больших дозах, ведёт к разрушению мозга… да просто к гибели пациента! — с негодованием рассказывал доктор Береш. — И что бы вы думали? Он сказал, чтобы я продолжал «лечить» президента по-прежнему, а вас не подпускал к ней на пушечный выстрел! И что я должен после этого о нём думать?

— Он боится, как бы президент действительно не выздоровела, — сказала я. — Хотя, если честно, я не знаю, будет ли у всего этого какой-то результат…

— А я не сомневаюсь, что будет! — с уверенностью ответил доктор Береш. — И я не понимаю, зачем ему препятствовать улучшению в её состоянии!

— Политика — грязная штука, Отто, — вздохнула я. — Лучше не лезьте в неё — запачкаетесь.

— Политика… когда на кону жизнь! Не понимаю!

— Счастливый вы, — невесело усмехнулась я. — Трудно сейчас встретить такую честную и неиспорченную душу.

— Скорее уж несчастный, — с горечью ответил он. — Белые вороны не в чести…

— Кажется, Альварес ошибся с назначением, — проговорила я. — Буду рада видеть вас с нами, Отто.

— Что будем делать? У меня рука больше не поднимется колоть ей спирт.

Я задумалась. Доктор Береш находился между двух огней: с одной стороны, он любил центр, врос там корнями и переживал за его судьбу — что с ним будет, если руководителем назначат кого-то не слишком совестливого и готового из страха перед властью пойти на нарушение врачебной этики? С другой же стороны, выполнение приказа Альвареса было равносильно убийству пациента — этого совесть доктора Береша тоже не могла принять.

— Я подумаю, как с этим быть, — сказала я. — А пока я буду думать, попробуйте во время приступа у президента позвонить мне и дать трубку ей. Может, получится успокоить её и таким образом. Попытаемся, по крайней мере.

— Что ж, попытаемся.

Между тем мои попытки исцелить Юлю вызывали недоумение у собратьев. Всё-таки не до конца они понимали меня…

— Думаешь, в благодарность за исцеление она прекратит попытки уничтожить Орден? — заметил с усмешкой Каспар. — Какие цели ты преследуешь, скажи честно?

— Я ничего не думаю и не преследую никаких целей, дружище, — ответила я. — Я просто не могу поступить иначе. Всё во мне противится мысли о том, чтобы позволить ей умереть таким образом. Не уверена, что удастся вернуть ей разум, но позволить медленно убивать её спиртом я не могу.

— Не знаю, не знаю, — покачал Каспар головой.

— Значит, вы пока не поняли самого главного, чему я пытаюсь вас научить, — вздохнула я. — Того, без чего наш мир летит в тартарары.

— Видимо, плохие мы ученики, — усмехнулся он.

— Вы не плохие, — сказала я. — Возможно, вы ещё не совсем готовы. Эта война отличается от первой в энергетическом плане… Она требует перехода на новую ступень. Поменялось и сдвинулось всё. На первый план выступают совсем другие вещи… Сейчас важнее не то, кто умеет лучше драться, а кто умеет предотвращать драку. Не то, кто первый уничтожит врага, а кто сделает его другом. Не то, кто нанесёт более глубокую рану, а кто сумеет исцелить её. Возможно, я не совсем понятно говорю, но я и сама не до конца могу всё объяснить. Кас… Вы всё ещё мыслите и чувствуете в категориях той, первой войны, вот в чём проблема. А сейчас всё по-другому.

— Да что тут сложного, — проговорил Каспар. — Ты уже говорила об этом… Мы должны научиться любить наших врагов, так?

— Да, — кивнула я. — А ещё не считать их врагами.

Он вздохнул.

— Вот бы ещё научить ИХ не считать врагами нас…

Я сказала:

— Если не научимся — погибнем.

Каспар сначала усмехнулся, потом нахмурился.

— Даже так?

— Да, так. Увы.

Звонок от доктора Береша не заставил себя долго ждать. Он застал меня в деревне достойных; я ходила по домам, наблюдая за тем, как достойные налаживают свой быт, и выясняя, что им ещё необходимо. Те достойные, которых эксперимент Юли вырвал из семьи, забрали близких сюда — зачастую из комфортабельных домов и квартир со всеми удобствами, но никто не жаловался. Среди достойных царила атмосфера дружбы и единения, сплочённости и взаимопомощи; хоть каждый из них имел полный комплект вооружения, жизнь текла в мирном русле, без ссор и стычек.

В трубке слышался тоскливый вой, и я, выскочив из дома на улицу, закричала:

— Юля! Юля, это я! Я здесь, слышишь меня? Успокойся, не плачь! Я с тобой.

Видимо, доктор Береш поднёс телефон к её уху, и она услышала меня, потому что вой затих, слышалось только жалобное поскуливание. Я без остановки продолжала говорить ласковые слова, и на том конце линии настала тишина. Я замолчала, вслушиваясь, а потом удивлённый голос доктора Береша сказал:

— Просто невероятно… Вы и по телефону сумели её успокоить.