УЗЕЛ ВЕЧНОСТИ

Глава 7. ВОЗВРАЩЕНИЕ ВОРОНОВ

Работа по восстановлению Динас Дура пошла дружно и стала быстро приносить плоды. Люди хотели уничтожить все следы пожара. Они представляли самые разные кланы, разные племена. Это были воины, фермеры, ремесленники, вдовы, сироты, беженцы — и все трудились, не покладая рук. Работая рядом с ними, я понял, что Динас Дур был для них больше, чем убежищем; он стал домом. Прежние узы и привязанности рушились, возникало новое родство; в совместной работе складывалось новое племя, совершенно особый клан, отличавшийся от других племен Альбиона.

Жизнь в кранноге, жестоко пострадавшем от огня, постепенно возвращалась к прежнему ритму. Тегид созвал своих мабиноги и возобновил ежедневные уроки, передавая молодежи знания бардов. Ската тоже собрала своих учеников, и тренировочный двор снова наполнился криками молодых воинов и стуком деревянных мечей по кожаным щитам. Фермеры вернулись к своим выжженным солнцем посевам, надеясь спасти хотя бы часть урожая теперь, когда засуха кончилась. Пастухи выгоняли стада на опять зазеленевшие луга.

Я наблюдал за ходом восстановительных работ и пришел к выводу, что люди решили как можно быстрее оставить позади недавний ужас и старались освободиться от ненужных воспоминаний, стремясь превратить Динас Дур в рай на севере. Но раны были слишком глубокими, и, несмотря на самоотверженный труд, понадобится немало времени, прежде чем Альбион сможет залечить раны. Поэтому, говорил я себе, мне нужно остаться, чтобы увидеть возрождение земли и людей. Да, впервые за последние годы мужчины и женщины смотрели в будущее не со страхом и отчаянием, а с надеждой.

Спустя несколько дней вернулись Вороны. Они привезли с собой одного-единственного пленника. Но люди все равно обрадовались.

— Вот видите, — говорили они друг другу, — никому не выстоять против Серебряной Длани! Мы победили.

Вороны везли угрюмого пленника. Его посадили в седле задом наперед, руки связали за спиной, а на голову накинули плащ.

— Приветствую Стаю Воронов! — крикнул я еще издали, едва первая лодка коснулась берега. — Вижу, охота оказалась успешной.

— Мы быстро управились, и приз хорош, — согласился Бран. — Но стоило дорого. Пусть Найл сам тебе расскажет.

— Как это случилось? — растерянно спросил я, увидев пропитанную кровью повязку под плащом Найла.

Ворон хотел отмахнуться — дескать, не стоит и говорить, но даже это скупое движение заставило его поморщиться.

— Я хотел как лучше, господин, ну и перестарался, — ответил он, стискивая зубы. — Больше не повторится, обещаю. Мне еще повезло; словил удар мечом, когда падал. Могло быть и хуже.

— Да уж, мог и головы лишиться, — добавил Алан Трингад. — Хотя, может, это и к лучшему было бы. Пока не решили.

Люди засмеялись, но в основном интерес у них вызывал пленник. Посыпались вопросы.

— Довольно неприятный тип, — сказал Бран. — Он решил умереть и хотел, чтобы мы сопровождали его.

— Взяли врасплох, — добавил Дастун, — иначе он наверняка постарался бы нас прикончить.

Только теперь я заметил, что и Дастун, и Эмир тоже ранены: Дастун держал руку на перевязи, а нога Эмира была забинтована чуть выше колена. Я спросил, как они получили ранения, и Дастун заверил меня, что заживет все намного быстрее, чем гордость их пленника, который никак не желал смиряться со своей участью.

— Могло бы быть и хуже, если бы он не поскользнулся на мокрой траве и не стукнулся головой, — добавил Гаранау; показывая, как это было. Люди опять засмеялись. Но засмеялись как-то нерадостно, скорее, от облегчения, и для того, чтобы унизить пленника. Никто не забыл недавних бед.

— Хорошо, что обошлось без потерь, — сказал я. — Вы рисковали и, конечно, заслужили награду, а мое уважение у вас и так есть.

Бран заявил, что ему хватит и последнего, но Алан возразил, что не отказался бы и от первого. Пленник, до сих пор хранивший упорное молчание, ожил. Извернувшись в седле, мужчина зарычал:

— Освободите меня, сукины дети! Тогда посмотрим, как вы со мной справитесь в честном бою!

При этих словах у меня похолодело внутри — не от его слов, конечно, а от того, что я узнал голос.

— Ну-ка, снимите его с седла, — приказал я. — И плащ заберите. Хочу посмотреть ему в лицо.

Вороны грубо вытащили пленника из седла и бросили передо мной на колени. Бран сдернул плащ. Конечно, я узнал его и, честно говоря, надеялся больше никогда не увидеть.

Паладир не сильно изменился с нашей последней встречи в ту ночь, когда он вонзил нож в сердце Мелдрона Маура. Правда, я потом видел его мельком на вершине скалы в Инис Скай, когда он бросил Гвенллиан на камни, но тогда я не успел его хорошенько разглядеть. Сейчас, глядя на него, я снова поразился его размерам: руки огромные, плечи широченные, а туловище больше похоже на ствол дуба. Даже такие крепкие воины, как Бран, Дастун и Алан Трингад, рядом с бывшим героем Придейна выглядели как-то несерьезно. Понятно, что без боя он не сдался, так что Вороны обошлись с ним, мягко говоря, сурово. На одной скуле иссиня-черный синяк, нос опух, нижняя губа разбита. Но менее высокомерным он не стал.

— Позовите Тегида, — распорядился я, не желая поворачиваться спиной к Паладиру. — Пусть придет поскорее.

— Главный Бард здесь, господин, — ответил знакомый голос.

Я обернулся и увидел Тегида и Калбху, стоявших в первом ряду. Они разглядывали Паладира, как редкостную зверушку. Впрочем, во взгляде Тегида читалось мрачное удовлетворение. А вот глаза Паладира вспыхнули злобой. Тегид повернулся к Брану:

— У него были Поющие Камни?

— Были, Пандервидд, — ответил Бран. Он кивнул Дастуну, тот снял с седла кожаную сумку и подал нам.

— Мы его поймали вместе с ними, — объяснил Гаранау. — А теперь рады вернуть на законное место в Динас Дуре. — Он открыл сумку и показал белесые камни, а потом передал сумку Тегиду.

— Он был один или с ним был кто-то еще? — спросил Лорд Калбха. Я внимательно следил за выражением лица Паладира, но оно не дрогнуло.

— Нет, господин, — ответил Ворон. — Мы прочесали местность и особое внимание обращали на следы. С ним никого не было.

— Приготовьте тюрьму здесь, на берегу, потому что я не позволю ему снова ступить на кранног. — Лорду Калбхе я сказал: — Отправь самого быстрого всадника в Дун Круах. Пусть скажет Кинану, что мы поймали человека, ответственного за смерть лорда Кинфарха, и ждем его возвращения. Справедливость должна быть восстановлена.

— Сделаю, Серебряная Рука, — ответил король Круина. — Он отправился недавно. Мы догоним его, прежде чем он доберемся до Дун Круах. — Калбха призвал одного из своих людей, и они ушли.

— Что ты намерен делать с Поющими Камнями? — спросил Тегид с сумкой в руках.

— Я придумаю место для их хранения, — ответил я. — В следующий раз их так просто не украдут.

Оставив пленника под охраной десятка воинов, Тегид, Калбха и Вороны вернулись со мной в зал. Я указал на очаг в центре большого помещения.

— Пусть Поющие Камни закопают под очагом. Если кто-то захочет в очередной раз их похитить, весь кранног будет об этом знать.

— Хорошо придумано, господин, — согласился Бран.

Принесли инструменты, с трудом подняли массивный очаг и вырыли под ним глубокую яму. Туда поместили дубовый сундук с Камнями, и вернули очаг на место.

— Пусть все люди видят, — заявил Тегид, воздевая руки. — Не было надежней фундамента чем тот, на котором стоит Динас Дур.

Я отправил Воронов отдыхать, а затем вызвал Скату и Гэвин в зал, где сообщил им, что негодяй, повинный в смерти Кинфарха, краже Камней и поджоге каэра, пойман.

— Это Паладир, — сказал я.

Гэвин охнула; лицо Скаты ожесточилось.

— Где он?

— При нем были Поющие Камни. Сомнений в его виновности нет.

— Где он? — повторила она вопрос голосом, в котором сквозила неприкрытая ненависть.

— Заперт на берегу, — ответил я. — Его будут охранять день и ночь, пока мы будем решать, что с ним делать.

Она развернулась и направилась к выходу.

— Ската, подожди! — окликнул я ее, но она даже не обернулась. Пришлось ее догонять. Так мы оказались возле импровизированной тюрьмы. Она ссорилась с охраной, требуя открыть дверь. Когда я подошел, охранники вздохнули с облегчением.

— Не надо, Pen-y-Cat, — сказал я. — Тебе нечего здесь делать.

Она вызверилась на меня.

— Этот ублюдок убил моих дочерей! На мне долг кроки! — Судя по всему, она собиралась взыскать долг прямо сейчас.

— Он никуда не денется, — я попытался успокоить ее. — Пусть пока побудет здесь, Pen-y-Cat. Я отправил сообщение Кинану, и мы устроим суд, как только он вернется.

— Я хочу видеть животное, которое убило моих дочерей, — настаивала она. — Хочу посмотреть ему в лицо.

— Еще увидишь, — пообещал я. — Скоро… просто подожди немного. Пожалуйста, Ската, послушай меня. Не надо ничего делать до возвращения Кинана.

— Но я должна посмотреть на него!

Я понял, что любые мои уговоры на нее не подействуют.

— Хорошо. — Я велел охранникам открыть дверь. — Выведите его.

Паладир вышел на свет. Руки связаны, на ногах цепи. Выглядел он уже не таким наглым, как раньше, во всяком случае, на нас смотрел настороженно. И, как выяснилось, не без оснований.

Быстрее, чем взмах кошачьего хвоста, нож Скаты метнулся к горлу Паладира.

— Мне доставит большое удовольствие выпотрошить тебя, как свинью, — процедила она, проводя ножом ему по горлу. Нож оставил на шее пленника тонкую красную дорожку.

Паладир напрягся, но не издал ни звука.

— Нет, Ската! — крикнул я, отталкивая ее. — Ты на него посмотрела, этого пока довольно.

Губы Паладира скривились в насмешливой улыбке. Ската тут же плюнула ему в лицо. Я ждал чего угодно, но бывший герой сумел обуздать свой гнев. Дрожа от ярости, он тяжело сглотнул и с ненавистью посмотрел на нее.

— Уведите! — приказал я стражникам и посмотрел, как Ската уходит, высоко подняв голову, с глазами, полными непролитых слез.

Кинан вернулся. Я созвал первый в своей практике суд. В прерогативу короля входило и вынесение приговоров. Ну уж если кому и нужен был приговор, так это Паладиру. И приговор мог быть только один — смерть.

Мой трон установили в западном крыле зала. Надев торк Мелдрона Маура и корону из дубовых листьев Великого Короля, я уселся на трон: Гэвин и Тегид заняли свои места — моя королева стояла рядом со мной, ее рука лежала на моем левом плече, а мой Главный Бард — справа от меня.

Когда все собрались, под звуки каринкса вперед выступил Пандервидд Альбиона. Накинув на голову полу плаща, он поднял посох.

— Люди Динас Дура, — звучно произнес он, — внимайте голосу мудрости! Сегодня король вершит суд. Его слово — закон, и Его закон — справедливость. Услышьте меня: нет иной справедливости, кроме слова короля. — Он трижды стукнул посохом о камень и повернулся ко мне. — Введите пленника! — приказал Тегид.

Толпа расступилась, и шесть воинов вывели Паладира вперед. По нему нельзя было сказать, что плен как-то повлиял на бывшего героя. Он выглядел все таким же надменным, самодовольно улыбался и шел с высокоподнятой головой. В плену он не растерял свою гордость. Он подошел к подножию трона и встал, расставив ноги, с ухмылкой на лице.

Бран не стал терпеть такую наглость. Вожак Воронов пару раз стукнул Паладира по коленям обухом копья и заставил опуститься на колени. Не сказать, что это существенно изменило поведение пленника; он по-прежнему смотрел на меня со странным пренебрежительным выражением. Может быть, так он проявлял свое мужество?

В зале воцарилась гробовая тишина. Все здесь знали, в чем обвиняют Паладира, и многие готовы были потребовать от него уплаты долга крови. Тегид холодно посмотрел на пленника, сжимая посох, как воин копье.

— Это двор Лью Серебряной Длани, Aird Righ из Альбиона, — произнес он властным голосом. — Сегодня тебе воздадут по справедливости, от которой ты так долго ускользал.

Когда Тегид назвал меня Верховным королем, Паладир перевел взгляд с барда на меня. Казалось, он несколько озадачен услышанным, и мне показалось, что в лице его впервые мелькнуло нечто похожее на страх. Или это было что-то другое?

Главный Бард, исполняя роль моего голоса, продолжил серьезно и строго.

— Кто подает жалобу на этого человека?

Несколько женщин — матери задохнувшихся младенцев — крикнули разом, а другие — жены погибших воинов — чуть позже.

— Убийца! — кричали они. — Я, я обвиняю его! Он убил моего ребенка! — Им вторили другие голоса: — Он убил моего мужа!

Тегид послушал возмущенные крики, а затем призвал к тишине.

— Мы услышали ваши обвинения, — сказал он. — Кто еще подаст жалобу на этого человека?

Ската, холодная и острая, как клинок у нее на боку, шагнула вперед.

— Он виновен в убийстве моей дочери Гвенллиан, Бенфейт из Инис Скай, я обвиняю его. За участие в убийстве моей дочери Гован из Инис Скай, я обвиняю его. — Она произносила слова с ледяной ясностью и большим достоинством; мне показалось, что она готовилась произнести свои обвинения множество раз, пока ждала этого дня.

Следующим вышел вперед Бран Бресал, и занял место рядом со Скатой.

— Я обвиняю его в краже Сокровища Альбиона и убийстве людей, охранявших сокровище.

Рядом с ними встал Кинан.

— Я обвиняю его в поджоге каэра, унесшем жизнь моего отца и жизни многих невинных мужчин, женщин и детей.

Он говорил очень резко и его слова вызвали у слушателей очередную вспышку ярости. Тегид терпеливо переждал голоса очень многих людей, стоявших в зале. Затем он снова попросил тишины.

— Мы услышали ваши обвинения. Третий раз и последний: кто еще подаст жалобу на этого человека?

Ему никто не ответил, и тогда встал я. Не знаю, уместно ли на суде говорить королю, но, честное слово, меня это мало беспокоило. Моя жалоба возникла раньше всех тех, которые мы уже услышали.

— Я обвиняю этого человека, — сказал я, ткнув пальцем ему в лицо. — Я знаю, что ты с помощью тех, кого уже нет среди живых, нашел и убил Фантарха, то есть хотел уничтожить Придейн. — По рядам собравшихся прокатился мрачный ропот. — Однако, я не могу доказать твое участие в этом гнусном деле, значит, не могу выдвинуть обвинение. — Подняв серебряную руку, я указал на Паладира. — Но я своими глазами видел, как ты убил Мелдрона Маура, Великого Короля, которому я наследую. Ты притворился, что раскаиваешься, и убил Великого Короля. В твоем предательстве и в убийстве, совершенном тобой, я обвиняю тебя.

Я сел. Тегид трижды медленно поднял и опустил свой посох.

— Против тебя, Паладир, выдвинуты тяжкие обвинения. Ты своей рукой убил своего короля Мелдрона Маура. Ты своей рукой убил Гвенллиан, Бенфейт из Инис Скай, ты нарушил древние законы защиты, правом которой пользовались все те, кто укрылся в этом королевстве.

В зале стояла удивительная тишина. Людей потрясла чудовищность преступлений Паладира. Но, судя по его виду, пленник если и раскаивался, то, казалось, не очень беспокоился о своей участи. Он упорно смотрел в пол перед ступенькой трона. Я подумал, что он давно смирился с наказанием, заслуженным столькими мерзкими поступками.

— За эти преступления, как и за те, которые ты совершил, служа Бешеному Псу Мелдрину, ты осужден, — заявил Тегид. — У тебя есть что сказать, прежде чем выслушаешь приговор короля?

Паладир оставался равнодушным, и я даже подумал, что он так и не заговорит. Но он медленно поднял голову и посмотрел Тегиду в глаза. Высокомерие не оставило его. Он сказал:

— Я услышал тебя, бард. Вы меня осуждаете, ну что же, это ваше право. Я этого не отрицаю. — Он перевел на меня глумливый взгляд, и желудок у меня сжался от дурного предчувствия. Не отводя глаз, Паладир сказал: — Ты говорил, что здесь, в этом зале, Верховный Король Альбиона. Если не соврал, давай испытаем его королевскую власть, которой он гордится. Слушайте меня все: я заявляю naud.

Слово долго висело в воздухе притихшего зала. Лицо Тегида побледнело. Остальные уставились на коленопреклоненного Паладира в полном изумлении. Не желая верить тому, что мы все слышали совершенно ясно, Тегид переспросил:

— Ты действительно заявляешь naud?

Видимо, Паладир и рассчитывал на подобный эффект. Он с трудом встал на ноги.

— Да! Вот я стою осужденный перед королем. И требую возмещения за свои преступления. Даруй мне это, если можешь.

— Нет! — раздался крик.

Я увидел Скату; она стояла качаясь, словно раненая копьем. Она снова закричала, и Бран, стоявший рядом, обнял ее — то ли для того, чтобы утешить, то ли для того, чтобы удержать.

— Нет! Не бывать этому! — снова закричала она. Лицо исказилось от ярости.

— Нет… — тихо простонала рядом со мной Гэвин. Губы у нее дрожали, глаза наполнились слезами. Она отвернулась.

Кинан, сжав кулаки, рвался вперед; Дастун, Найл и Гаранау с трудом удерживали его за плечи. Позади них толпа опасно качнулась вперед, требуя для Паладира смерти.

Тегид, неожиданно ставший грозным, приказал людям замолчать. Вороны сдержали людей, и они успокоились. Восстановив подобие порядка, Главный Бард наклонился ко мне, явно расстроенный.

— Я откажу ему, — сказал я.

— Ты не можешь. — Он явно думал быстрее меня.

— А мне плевать! Я не позволю ему избежать наказания.

— У тебя нет выбора, — просто сказал он.

— Почему, Тегид? — В отчаянии прошептал я. — Не понимаю. Придумай что-нибудь.

Он серьезно покачал головой.

— Сделать ничего нельзя. Паладир предъявил право на naud, и ты должен его удовлетворить, — объяснил он, — иначе власть в Альбионе перейдет в руки убийцы-предателя.

Тегид сказал правду. Требование науда было только отчасти просьбой о помиловании — это все равно, что уповать на милость суда. Но здесь дело в другом: этот удар был направлен в самое сердце суверенитета.

Заявляя право на науд, виновный не только взывал о милости, но и фактически перекладывал свою ответственность за преступления на самого короля. Конечно, король мог согласиться, а мог и отказать. Удовлетворение требования означало бы, что преступления как бы и не было: наказание, которого требовало правосудие, перешло бы на само правосудие. Естественно, такое возможно лишь в том случае, если правосудие вершит сам король. А вот если король откажет, виновному придется понести наказание, назначенное правосудием. Казалось бы, выбор прост, но, отказываясь удовлетворить право на науд, король фактически объявляет себя ниже преступника. Ни один король не унизит себя таким образом и не допустит, чтобы королевская власть была опозорена на глазах у всех.

Если посмотреть под правильным углом, эта обратная логика становится удивительно ясной. В Альбионе правосудие — не абстрактное понятие, касающееся только наказания за преступление. Для жителей Альбиона у правосудия всегда человеческое лицо. Если слово короля является законом для всех, кто находится под его защитой, тогда сам король становится правосудием для своего народа. Король — воплощение справедливости.

Привязка правосудия к личности означает, что виновный может предъявить королю иск, на который он не имеет права: науд. И как только он заявляет о своем праве, король в роли судьи должен продемонстрировать честность. Таким образом, справедливость — это совесть короля, то есть справедливость ограничена только личным представлением короля о себе как о короле. Заявление права на науд равносильно вопросу: насколько велик король?

Паладир решил подвергнуть меня испытанию. Если я откажу ему, значит, признаю, что мой суверенитет имеет границы. Более того, люди будут точно знать пределы моей власти, а ведь их не должно быть.

С другой стороны, если бы я оставил за Паладиром право на науд, я показал бы себя несравненно выше преступника. Ибо если моя власть способна пренебречь даже преступлениями Паладира, значит, я и в самом деле великий король. Будучи Aird Righ, моя королевская власть не имела границ. По сути, от меня потребовали взять его преступления на себя. Сделай я это, и тогда виновный может считать себя свободным.

Тегид, нахмурившись, словно это я во всем виноват, смотрел на меня.

— Ну что ты решаешь, Серебряная Рука? Каков будет твой ответ?

Я посмотрел на Паладира. Его преступления требовали наказания. Ни один человек не заслуживал смерти больше.

— Я предоставлю ему право на науд, — сказал я, чувствуя себя так, словно меня ударили ногой под дых. — Но ведь я могу поставить условие?

— Можешь, если это касается защиты твоего народа, — предупредил бард. — Других вариантов нет.

— Ну вот и хорошо. Отправим его туда, где он больше никому не сможет причинить вреда. Есть такое место?

Тегид прищурился.

— Тир Афлан, — с удовольствием произнес он.

— «Грязная земля»? Где это? — За все время моего пребывания в Альбионе я не слышал об этом месте.

— На востоке, за морем, — пояснил он. — Для рожденного в Альбионе это безрадостное и пустынное место. — Тегид позволил себе мрачную улыбку. — Возможно, Паладир предпочтет смерть.

— Быть по сему. Вот мое решение: пусть отправляется в Тир Афлан, и пусть сгниет там в муках.

Тегид выпрямился и повернулся к Паладиру. Он поднял посох и громко стукнул им об пол.

— Выслушайте приговор короля, — произнес он нараспев. — Ты заявил свое право на науд. Король удовлетворяет его.

Заявление произвело сенсацию. Возмущенные крики наполнили зал; кто-то рыдал, кто-то принял мое решение молча, играя желваками на скулах. Тегид призвал к тишине.

— По решению короля, ради защиты народа Альбиона, ты изгоняешься со всех земель, находящихся под его властью.

Лицо Паладира ожесточилось. Кажется, такого развития событий он не предвидел и сейчас лихорадочно продумывал свои действия. Наконец он решился и с вызовом спросил:

— Если все земли находятся под твоей властью, Великий Король — эти слова были насмешкой в его устах — куда же мне идти?

Хороший вопрос. Паладир не только был силен, как бык, он еще и думать умел. Если я Верховный король, значит, весь Альбион под моей властью. То есть на Острове Могучего или на любом из родственных ему островов ему нет места. Но у Тегида был готов ответ.

— Ты отправишься в Тир-Афлан, — ответил он. — Если там ты найдешь людей, готовых тебя принять, там и останешься. Но с того дня, как ты ступишь на земли Тир Афлана, возвращение в Альбион означает для тебя смерть.

Надо отдать ему должное, Паладир принял судьбу с ледяным достоинством. Он больше не сказал ни слова, и Бран с Воронами вывели его из зала. Тегид объявил суд завершенным. Люди мрачно потянулись из зала, ни одного довольного лица я не увидел.