Осторожно, как воры, боящиеся разбудить спящих обитателей, мы вошли в темную башню.
Влажно. Пахнет землей и мокрым камнем, как в пещере. Однако постепенно, когда глаза привыкли к мерцающему свету, мы начали различать в темноте отдельные детали.
Мы стояли в большом зале, в два или три раза больше, насколько я мог судить, чем большой зал любого короля. В центре возвышались каменные колонны, поддерживающие верхний этаж. В столбы на разной высоте были вделаны огромные железные кольца.
— Посмотрите-ка! — позвал издалека Дастун.
В дальнем углу лежали бронзовые колесницы с оторванными колесами, погнутыми или сломанными шестами. Во многих местах металл позеленел от времени. Высокие круглые бока колесниц казались плетеными, но на самом деле они были сделаны из треугольных бронзовых прутьев, тонких, но очень прочных. Рядом высилась пирамида из больших дисков, сложенных один на другой. Тут же лежало множество огромных топоров необычной формы: короткое лезвие с одной стороны уравновешивалось тупым набалдашником с другой. Их было несколько сотен, примерно столько же, сколько дисков, при ближайшем рассмотрении диски оказались бронзовыми щитами.
Бран достал один из щитов, вызвав пыльную лавину. Он с натугой поднял диск за край и вытянул перед собой; щит оказался огромным, намного больше тех, что использовали воины Альбиона. Единственным его украшением можно было назвать несколько странных символов в центре вокруг простого изображения толстой змеи.
— Тот, кто держал этот щит, был сильнее меня, — заметил Бран, кладя щит на место и забирая факел.
Мы еще поосматривались, но, кроме аккуратного ряда коротких тяжелых бронзовых копий ничего больше не нашли и решили подняться по каменным ступеням на следующий ярус.
Круглые окна в центре каждой из четырех стен позволяли свету проникать в большую квадратную комнату, пол которой был завален шлемами с высоким гребнем наверху. Мы уже поняли, что всё здесь бронзовое, шлемы не исключение, из украшений только змея с плоской головой. Алан подобрал один и надел на голову, но шлем явно был сделан для человека вдвое крупнее его. На полу лежали сотни таких шлемов с гребнями, но больше в комнате ничего не было.
Этажом выше обнаружился большой каменный стол, на котором стояли огромные чаши из серебра и бронзы, был даже один золотой сосуд. Серебро почернело, а бронза поросла патиной, но золото блестело так же, как в тот день, когда кубок сделали; он тускло светился, ловя отблески факелов. А еще на столе нашлись три кучки серебряных и золотых монет в сгнивших остатках кожаных сумок. Серебряные монеты сильно окислились, но золото сияло ярко.
— Вот их король, — сказал Тегид, держа перед глазами монету. — Только я не могу прочитать его имя.
На монете был изображен воин. В одной руке он держал короткое копье, а в другой — шипастый топор. Голова оставалась непокрытой, длинные волосы до плеч, борода и усы. Грудь обнажена — ни торка, ни других украшений. На нем были полосатые штаны, на ногах — высокие сапоги. Слова, написанные странными буквами, роились вокруг его головы, словно осы, но прочитать, что там написано, было некому.
Каждый из нас взял по пригоршне монет, чтобы показать остальным, а Кинан забрал золотой кубок.
— Для Танвен, когда я ее увижу, — пояснил он.
Рядом со столом на большом железном треножнике стоял огромный бронзовый котел. Под ним виднелся круг из почерневших от огня камней, а внутри котла — твердые, как камень, остатки последней еды. Но мое внимание привлекла внешняя сторона котла. Вся она была покрыта чеканкой: воины на колесницах неслись по дну котла, длинные волосы развевались на ветру; следующий ярус изображал узкоглазых всадников, они размахивали мечами и копьями; выше вышагивали ряды пеших воинов, они шли плечо к плечу, с круглыми щитами и шлемами, какие мы видели в нижнем зале; верхний ярус отображал крылатых людей, у каждого в правой руке змея, а в левой — ветка какого-то незнакомого дерева. Край котла представлял собой чешуйчатую змею, кусающую себя за хвост.
— Люди-Змеи, — сказал Тегид, указывая на воинов.
— Ты знаешь о них?
— Их историю помнят дервидды, но, как и песнь Тир Афлана, никогда не поют. — Я подумал, что он больше ничего не скажет, но Тегид, задумчиво глядя на котел, продолжал: — Говорят, что Змей проснулся и во главе могучего воинства подчинил эти земли. Когда врагов больше не стало, Люди-Змеи начали воевать между собой. Они разрушили все, что построили, и когда умер последний из них, Змей уполз обратно в подземный мир и заснул до поры. Но когда-нибудь он снова проснется.
— И что способно его пробудить?
— Великое зло, — коротко ответил Бард.
В зале было полно самых разных предметов: чашки, миски, множество коротких мечей с костяными рукоятками, навсегда застрявших в ножнах; круглые щиты; коллекция маленьких горшков, фляжек и коробочек из мягкого красноватого камня, — все пустые; несколько длинных изогнутых половников и вилок с длинной ручкой для доставания мяса из котла; топоры; ножи разных размеров; бронзовая маска, изображающая бородатого воина с длинными усами и змеиным шлемом на голове; рот разинут в немом крике; в каждом углу стояло по светильнику с вырезанными из камня масляными лампами.
Под одним из щитов Эмир нашел интересную вещь — венец из маленьких дисков, обвивающих конический рог. Повертев его в руках, он объявил:
— Я думаю, это корона. — Как и большинство других предметов, он был сделан из бронзы, но рассчитан на голову человека гораздо крупнее любого из нас.
— Mo anam! — пробормотал Кинан, примеряя на себя корону, — они что, эти змеелюди, гигантами были?
— Взгляните сюда! — позвал Гаранау, поднося факел к дальней стене.
Мы подошли к нему и увидели картину на стене. Отличную картину, без сомнения, хотя краски давно выцвели. На нас смотрел человек-змей, мясистые губы изогнуты в насмешливой улыбке, бледные глаза рептилии смотрели весело, рот был открыт, виднелся раздвоенный язык. Поток кудрей отчасти скрывал лицо, но все еще прекрасно можно было различить крылатое туловище и поднятую руку с черной змеей.
Мы все еще смотрели на картину, когда Найл обнаружил железную лестницу, приставленную к нише у одной стены. Лестница вела через отверстие в потолке на крышу. Воин быстро вскарабкался наверх и позвал нас. На крыше не было ничего примечательного, но вид оттуда открывался захватывающий.
Далеко внизу, среди упавших колонн виднелся наш лагерь: люди и лошади толпились на берегу. На западе возвышался гигантский холм, вершина которого терялась в низких облаках, а на востоке река текла между скалистыми берегами. На севере, за высокой каменной стеной, лежала бесконечная череда невысоких, заснеженных холмов, похожих на замерзшие белые морские волны.
Размеры и безграничность ландшафта, как и всего того, что мы видели в башне, заставляли нас чувствовать себя маленькими, слабыми и глупыми из-за того, что мы вторглись туда, где нам не место. Я долго вглядывался в холмистую местность в поисках хоть какого-нибудь признака жилья, но не увидел ни дыма, ни тропы, по которой можно было бы идти дальше.
— Что думаешь, бард? — спросил я Тегида, стоявшего рядом со мной.
— Думаю, что лучше нам убраться отсюда побыстрее, — ответил он.
— Я согласен, но куда идти?
— На восток, — ответил он без колебаний.
— Почему на восток? Почему не на юг или на запад?
— Потому что Гэвин мы найдем на востоке.
Это меня заинтриговало.
— Откуда ты знаешь?
— Помнишь, как Мелдрин бросил нас на произвол судьбы?
— Вряд ли я когда-нибудь это забуду.
— Тогда в обмен на глаза мне было дано видение. — Он произнес это так, как будто просто поменял одну пару штанов на другую.
— Помню. Ты пел об этом.
— А само видение помнишь?
— Смутно, — признался я.
— А я запомнил его очень хорошо. — Он закрыл глаза, как будто хотел увидеть это заново, а потом неожиданно начал петь, а я слушал и вспоминал ужасную ночь.
Тегид пел только для меня, тихим голосом. В песне говорилось о долине и крепости на блестящем озере. Он пел о троне из оленьих рогов, покрытом белой бычьей шкурой, стоящем прямо на холме, на траве. Он пел о полированном щите, на ободе которого сидел черный ворон с распростертыми крыльями, поющий свою хриплую песню. Потом там говорилось о сигнальном костре. А еще бард пел о призрачном всаднике на бледно-желтом коне, выезжающем из тумана. Из-под копыт коня летели искры. А дальше он рассказывал о большом военном отряде, смывающем в горном озере кровь с израненных тел; о золотоволосой женщине в залитой солнцем беседке и о Кургане Героя.
Что-то я узнавал: Друим Вран, Динас Дур, мой трон из рога; златовласая женщина в беседке была, конечно, Гэвин в день нашей свадьбы. Но о многом я забыл напрочь.
Песнь кончилась. Бард помолчал и сказал:
— Эта земля тоже была в моем видении. Пока я сюда не пришел, я этого не понимал.
— Подожди. В твоем видении не было никакой башни!
— Не было, — признал он, — но была эта земля. Я узнаю ее по ощущениям, по вкусу, по запаху. — Его глаза блуждали по далеким холмам, силясь проникнуть за их пределы. — Это мирское царство ждет великая работа.
— Пока меня это совершенно н волнует. Моя задача — спасти Гэвин, прежде чем… — Я прикусил язык. Никто к нам особенно не прислушивался, но рядом все же стояли люди.
— Прежде, чем родится ребенок, — закончил за меня Тегид.
— Прежде чем с кем-либо из них что-нибудь случится.
— Мы отправились в путь с надеждой и будем доверять Быстрой Твердой Руке и впредь. Она нас направит.
— Да, небольшое руководство сейчас не помешало бы, — признался я, глядя на холмы и пустое небо. Ни единой дороги я по-прежнему не видел.
— Лью, — сказал он, — нас ведь и до сих пор вели.
Мы спустились с крыши и вышли за ворота. По совету Тегида мы прикрыли за собой каменную дверь. Спустились к реке к ожидавшему нас отряду, показали наши находки, и у многих возникло желание вернуться и забрать остальные монеты, но Тегид не позволил. Поворчали, но согласились. Никому не хотелось возвращаться в башню, уж слишком унылой выглядела эта местность. Кроме того, уже темнело, и никто не хотел оставаться за кругом костров после наступления темноты.
Той ночью мы слушали жалобный посвист ветра в обломках стены высоко над головой. Я спал плохо, в моих снах то и дело возникали крылатые змеи и люди в бронзовых доспехах. Дважды я просыпался и вставал, чтобы посмотреть на башню — черную громаду на фоне еще более черного неба. Казалось, она наблюдала за нами, как хищная птица с высокого насеста, ожидая возможности распахнуть крылья тьмы и напасть на нас. Не только меня тревожили плохие сны; лошади вздрагивали, кто-то из воинов кричал во сне.
На следующий день мы продолжили путь. Единственными звуками, сопровождавшими нас, оставался лишь свист ветра в холмах.
Снег мерно покрывал землю; мы закутались во все теплое, что нашлось, и кое-как прожили этот день. Пейзаж мало менялся, — стоило мне поднять голову, я видел все те же обрывистые берега и темную щербатую стену над головой.
Так продолжалось пять дней: холод, снег и беззвездные ночи, наполненные завывающим ветром и тревожными снами. Мы терпели, то дрожа от холода в седлах, то ведя коней в поводу, просто чтобы размять ноги, а ночами жались к огню в надежде согреться. К исходу шестого дня обрывистые берега стали ниже, река разлилась шире.
Спустя два дня мы дошли до места, где обрыв заканчивался, а стена поворачивала на север через бесконечные холмы. Перед нами щетинился лес. Он показался мне огромным войском, преграждавшим дорогу. Дух мой дрогнул. Тир Афлан — бескрайняя пустошь. И где здесь искать Гэвин? И как искать?
— Послушай, бард, ты уверен, что нам туда? — спросил я у Тегида, когда мы остановились напоить лошадей. Стена осталась позади, впереди была опушка леса, но по-прежнему никакого намека на тропу мы не видели.
Тегид ответил не сразу, да и потом не смотрел на меня.
— Лес перед тобой старше Альбиона, — сказал он, перекатывая посох между ладонями.
— Я не про это спрашивал! Нам действительно надо идти через этот лес?
— До того, как первые люди ступили на прекрасные берега Альбиона, этот лес уже был древним. Ученое Братство считало, что все леса мира — всего лишь дети этих деревьев.
— Это все очень интересно! — взорвался я, — но мне нужен от тебя только один ответ. Ты понимаешь, куда мы идем?
— Мы идем в лес, — ответил он. — Вечный лес даст нам то, что мы ищем, или оно само нас найдет.
Барды! Что с них взять?