Тайга

Глава 23

В боксерском зале меня встретил Кайл. Он был настоящим амбалом. Тяжелые руки, широкие ладони и плечи, казалось, делали его неповоротливым, но это было не так.

— Заходи. Марк будет позже, начнем без него, — пробасил охранник, приглашая встать на маты в центральной части зала. — Дралась когда-нибудь? — Кайл серьезно смотрел на меня с двухметровой высоты своего роста.

— Н-нет… — промямлила я, жалея, что все-таки согласилась на тренировки.

— Отжиматься умеешь?

— Могу немного…

— Тогда ложись.

— В смысле? Зачем? Куда?

— На пол, куда же еще? Показывай, как отжимаешься.

Я легла и постаралась отжаться.

— Понятно, не умеешь… — почесал затылок оборотень. — А теперь сожми ладони в кулак, поставь ноги шире плеч и при движении следи, чтобы локти не отходили в стороны.

Он несколько раз отжался, демонстрируя правильную технику. Его скорость при этом была такой высокой, что от удивления я третий раз за день раскрыла рот.

— У меня так не получится…

— Больше дела, меньше слов, давай! — рявкнул Кайл.

Я постаралась повторить, но и двух раз не смогла отжаться.

— Больше не могу, — тихо простонала, растянувшись на матах. — Может, попробуем в перчатках побоксировать?

— Что?! В перчатках побоксировать? — передразнил Кайл, коверкая голос. — Для начала ты должна отработать разгон и силу удара, в этом деле главное — отжимание и штанга. Ясно?

Следующие несколько часов, несмотря на жуткую усталость, я отжималась, поднимала гири, приседала и бегала по кругу. Кайл и Роман не желали слышать о моей усталости. Когда я в изнеможении падала на пол, пытаясь отдышаться и выпросить пятиминутный перерыв, они начинали издеваться и подтрунивать. Превозмогая боль, я поднималась и продолжала тренировку с пугающим остервенением. И откуда только взялось это упорство? Объяснений не было. В глазах мелькали звездочки, мышцы будто горели, пот струился по вискам, но я не сдавалась. Это моя внутренняя борьба, и мне обязательно нужно одержать победу! От спорта еще никто не умирал. Давай, Морозова, ты сможешь!

Уже в раздевалке, зашнуровывая кроссовки, я выпустила эмоции наружу и расплакалась. От утомления и физической нагрузки, боли… Все внутри тряслось и кружилось. В голове дышал туман. Закрыв глаза руками, я предалась жалости к себе.

— Что-то случилось? — послышался совсем рядом мягкий и тихий баритон Марка.

Я не заметила, как он вошел и открыл свою кабинку. На его плече висело полотенце. Марк стоял возле стены и сочувственно смотрел на меня.

— Милана, — позвал он, когда я двинулась к выходу, — подожди…

Марк поймал мою ладонь и, развернув к себе, прижал к груди.

— Отстань, — попыталась я отстраниться, но он обхватил меня и еще крепче сжал в объятиях.

— Может, хватит? — шепотом спросил Марк.

— Ты о чем?

Мне стало стыдно за свои слезы. Я знала, что надо уйти, знала, но не могла заставить себя сделать этого.

— О нас. Я вижу, как тебе плохо, понимаю, как тяжело. Почему ты все время отталкиваешь меня? Поверь, я не такой ужасный, — его голос был мягким, как шкура пушистого соболя.

В эту минуту мне очень захотелось обнять его в ответ. Рассказать, как устала, как сложно заставлять себя не думать о родителях, Кате. Как трудно появляться в школе, жить вдали от дома, быть сильной и независимой. Как страшно сознавать, что так будет всегда. Мне так много хотелось рассказать, но вместо этого я еще сильнее разрыдалась.

Марк гладил мою голову и понимающе молчал. В его объятиях, словно в пуленепробиваемой мягкой коробочке, мне стало надежно и спокойно. Холодная раздевалка вдруг превратилась в уютную комнату с лисенком, подушечкой и наглухо закрытыми дверями, о которых я мечтала в школе.

— Мне пора, — я нашла в себе силы и отстранилась, — ты не ужасный, просто ты… чужой, — соврала я и, убрав его руки, быстро вышла из раздевалки.

…Мы молча возвращались в логово. Он сосредоточенно смотрел на дорогу, а я делала вид, что читаю учебник.

На следующий день Марк не появился, да и в последующие недели старался не мелькать перед глазами.

Каждое утро Кайл и Роман бежали рядом со мной от логова до школы, где передавали «вахту» Сергею Михайлову и Дэну Волкову. Я ходила тенью по школе, ни с кем не разговаривала, всецело отдаваясь учебе. Постепенно учителя и ребята перестали обращать на меня внимание. Они жили яркой жизнью, готовясь к экзаменам и выпускному.

После уроков я спешила к автомобилю телохранителей и тренировалась в спортивном клубе. Со временем привыкла и даже подружилась с высоченными громилами и Марией, все чаще начинала шутить в их компании. Несмотря на мои уговоры, фотографию Алекса волчица так и не показала.

— Прости, Марк запретил, я не могу ослушаться его и еще… Не рассказывай мне секретов. Он сразу прочитает их, а мне совсем не хочется потерять подругу, — виновато произнесла она.

Вечерами я общалась с Катей по скайпу. Они с Андреем шли на поправку и готовились к выписке. В выходные гуляла в лесу и разговаривала с деревьями. Во мне росла уверенность: они слышат меня, не зря же склоняют ветви, едва прикасаюсь к ним. В окружении Кайла и Романа я ходила в хижину, построенную отцом, и продолжала кормить животных. Птицы и грызуны не боялись меня и как ручные сидели рядышком.

Я много болтала с Василием о смысле жизни, важности предназначения, оборотнях, вожаке… Марк редко присутствовал на тренировках, а если такое и случалось, молча наблюдал со стороны. Иногда хвалил, подбадривал или разочарованно качал головой. Мы почти перестали спорить, все чаще смеялись, когда обсуждали что-то. Я пыталась сдерживать негативные эмоции, а он старался не навязываться и не давить, если с чем-то был не согласен. В последнюю неделю вообще исчез из поля зрения, и лишь тогда я поймала себя на мысли, что постоянно думаю о нем. В каждом фильме и песне о любви я видела себя с Марком. Будто их специально написали для нас! Мне часто вспоминался вечер, когда Марк спас меня от бандитов. Перед глазами всплывали его губы на моих кровавых ладонях, тревожный взгляд возле кровати с балдахином, объятия в раздевалке, аромат тела, надменное лицо, задумчивость, улыбка… Я вспоминала и еще… очень скучала.

Но это неправильно и безрассудно! Я не должна, а все равно скучала. Сердцу нужно меньше времени, чтобы принять то, от чего отказывается разум. Пытаясь выйти из наваждения, я умоляла сознание открыть эпизоды, которые помогли бы забыть самовлюбленного и жестокого оборотня. Но ни случай в ресторане, ни угрозы Димке, ни усиленные занятия на тренировках не могли вычеркнуть Марка из памяти. Я скучала, когда просыпалась, слушала учителей, грустила о родителях. Когда, прильнув к подушке и стесняясь собственных мыслей, мечтала о нем. И даже когда решилась впервые после трагедии войти в свою квартиру, я тоже скучала.

…Оставив охранников в подъезде и повернув ключ в замочной скважине, я с замиранием сердца вошла в любимый дом. Несколько недель мне было страшно перешагнуть порог квартиры, где уже не зазвучит голос родителей. Где не увижу семью за ужином, не поцелую маму, не прижмусь к отцу. Они больше не обнимут, не подставят плечо. Я больше никогда не буду счастлива в этом уютном семейном гнездышке…

Вот я машинально щелкнула выключателем справа от двери и, словно по молчаливой команде, повесила пуховик на вешалку. Медленно и неуверенно подошла к большой фотографии в белой рамке на стене. На снимке наша семья улыбалась: мама, папа, Катя и я смешно сморщили лоб и растянули губы, когда заметили, что фотограф стукнулся головой о камеру.

Я сняла со стены фоторамку и крепко прижала ее к груди. Казалось, в горле что-то застряло и мешает дышать. Волнение сковало ноги, и, медленно опустившись на колени, я положила снимок на пол.

— Простите, простите… мне так вас не хватает… — В висках отчетливо пульсировала кровь и сердце разрывалось на острые щепки. Ковер в нашем коридоре мягкий, пушистый. Он, будто отец, обнял мои руки, плечи, голову. — Я так вас люблю…

В эту минуту мне показалось, что кто-то погладил мои волосы. Ощущение повторилось, и я открыла глаза.

— Ты не виновата, — чуть слышно промолвил Марк, сидя рядом. Он смотрел на меня взглядом, полным сострадания. — И ты права: если бы не мой приказ убить вас с Азаровым, ничего этого не случилось бы. Не уверен, что сможешь простить, но я должен извиниться. Возможно, оказавшись вдали от города, смогла бы стать счастливой. Ты многое пережила, прости… Не знаю, является ли моя любовь оправданием, но сейчас ты в опасности. Можешь ненавидеть, но тебе нельзя оставаться без моей защиты. Обещаю сделать твою жизнь спокойной, все для этого сделаю.

Пока он говорил, слезы на моем лице высохли, и теперь только мысли о нем владели рассудком. Он извиняется, переживает. Может ли это быть правдой? Разве способна Морозова вызывать такие эмоции у опытного серьезного мужчины? Марк безупречно сложен, привлекателен, умен, щедр… Он бывает жестоким, вспыльчивым, но вместе с тем ему не чуждо сострадание, забота… Скорее всего, его слова вызваны желанием успокоить внучатую племянницу Ангелики, которую он любит до сих пор. А я лишь тень, слабый отголосок прекрасной сильной женщины. И к своему сожалению, понимаю, что никогда не смогу зажечь в его сердце огонь. Хотя сознаю: в моем он уже горит.

Марк взял меня на руки, прошел в зал, осторожно положил на диван и сел на пол. Сейчас, когда его лицо было так близко, а запах сводил с ума, мне очень захотелось прикоснуться к нему, прижаться и никогда не отпускать. Если бы он только знал, как я нуждаюсь в нем, как скучаю и волнуюсь от взгляда светло-карих глаз, сразу бы догадался, что давно прощен. Но сказать о своих чувствах не решусь. Хотя, если груз вины действительно тяготит сильные плечи, постараюсь освободить его от воображаемой ответственности. Не хочу нести в его жизнь страдания.

— Марк… — (Надо же?! Как приятно произносить его имя.) — У меня нет ненависти к тебе. Мы оба не виноваты, просто так вышло.

Он покачал головой, пытаясь возразить, но я не дала ему высказаться.

— Не надо считать себя ответственным за все, что со мной случилось. Возможно, благодаря именно тебе я стану той, кем должна стать. Я не хочу прекращать тренировки и действительно боюсь оставаться без твоей защиты.

— Милана, своей добротой ты вгоняешь меня в краску. Если так и дальше пойдет, скоро любой сможет раздавить влюбленного оборотня, словно мелкую букашку, — пошутил Марк, буравя меня взглядом. На его губах блуждала улыбка, но во взгляде сквозило напряжение.

— У букашек тоже есть душа, — я вспомнила о Василии, — они знают много пословиц и умеют разговаривать. Они помогают, подсказывают, переживают и радуются, как мы…

— Ну вот опять — добра и бесподобна.

Я наигранно зевнула, чтобы избавиться от желания броситься ему на шею. Марк поправил маленькую подушечку под моей головой.

— Не знала, что умеешь поправлять подушки, — улыбнулась я. — Мне казалось, что ты не обращаешь внимания ни на кого, кроме себя. Только не обижайся…

Марк хитро прищурился и рассмеялся. Потом насупился как ребенок и, искажая голос, протянул:

— Не видать тебе глазуньи на завтрак! Нет тебе прощения! — Он легко дунул мне в лицо, всколыхнув челку, и продолжил обычным голосом: — Ты права. Я ненавидел всех. После того как потерял Лику, злился на себя, на людей, на то, что они смертны, на жизнь, которая утратила смысл. Я убеждал, что у меня есть все, о чем можно мечтать! Но не хватало главного… Того, ради кого стоит жить, кто подарил бы смысл существования. И знаешь, в тот момент, когда кажется, что смысл и радость навсегда утрачены, они тебя сами находят…

— Они тебя нашли?

Вместо ответа Велозаров поднял взгляд, и я заметила едва уловимую улыбку. Внезапно у соседей заиграла музыка и кто-то крикнул из окна: «Юля! Я тебя люблю!» Марк засмеялся, подошел к подоконнику и плотно закрыл штору.

— Нам не обязательно сегодня ехать в логово. Если хочешь, можешь переночевать здесь, я буду рядом. Кстати, появилась информация о медальоне. Я выяснил, где Азалия…

По выражению лица Марка было заметно, что ему неприятно говорить об этом.

— Почему она уехала? — перебила я, пытаясь выяснить о его чувствах к бывшей подруге, и тут же прикусила язык, чтобы не быть замеченной во внезапной ревности.

— Азалия могла причинить тебе вред. Мы долго были вместе, она не раз помогала, и в знак благодарности я отдал ей твой кулон. Думал, что он поможет сохранить жизнь волчицы вдали от дома, — Марк вздохнул, и его лицо стало бледнее обычного. — Азалия очень опасна. Мне нужно срочно найти ее и забрать медальон, но сейчас она под защитой абасов.

— Значит, когда мы ехали в машине, ты не шутил о каких-то абасах?

Марк покачал головой.

— Они живут в городе? Среди нас? — переспросила я.

Пытаясь начать ясно мыслить, я села и потерла лицо ладонями.

Марк опустился на диван и положил руку на мое колено.

— Не бойся, абасы редко наведываются, и без особого повода мы не можем появляться на их территории. Мы недолюбливаем друг друга. Придется ждать приглашения.

— А какие они?

Марк задумался.

— Это призраки из Якутии — одноглазые, одноногие, высокие, иногда безголовые. Они бывают разными. Если захотят, смогут стать похожими на тебя или меня. Не пьют кровь, как упыри, а высасывают душу… Абасы читают мысли, но мне удается прятать свои. — В светло-карих глазах Марка сверкнул серебристый цвет. — Их укус смертелен. Присосавшись к жертве, они выпивают ее душу. Но смерть — это не самое страшное… Укушенный начинает превращаться в деретника — ходячего мертвеца, которым управляют абасы. Деретники живут недолго, но даже за короткое время успевают съесть дюжину живых особей, некоторые из них бессмертны.

— Ничего себе… Вы их боитесь?

— Нет, — выпалил Марк. — В чем-то оборотни уступают каменным детям, но наши челюсти, сила и реакция сдерживают абасов. Их можно убить, когда они обретают плоть, а без тела они опасны лишь тем, что наводят страхи, доводящие до сумасшествия. Правда, в драку мы не спешим. Бестелесных намного больше, и они не прощают смерти одного из своих. Поэтому придется ждать приглашения.

Вожак сдвинул мою челку набок и снова посмотрел в глаза.

— Не бойся, я не позволю причинить тебе вред. А пока… Чего ты хочешь? — на его лице появился азарт. — Все что угодно для любимой!

— Марк, — перебила я и убрала его руку, — повторяю, ты ни в чем не виноват и не нужно говорить о любви. У каждого из нас своя история, а история об абасах напугала до чертиков. Может, чаю?

Это предложение было единственной разумной мыслью, которая пришла в голову. Мама не раз таким вопросом останавливала беседу, а после угощения направляла разговор в нужное русло.

— Непременно! — Он вскочил с дивана. — Не двигайся, мне известно, где кухня…

Я хитро прищурилась и, пытаясь разрядить накал собственных эмоций, постаралась пошутить:

— Ты же говорил, оборотни не прислуживают?

— Прислуживают, еще как прислуживают, особенно если им это нравится! — хлопотал на кухне Марк, громко брякая посудой.

Велозаров ночевал в кресле, а утром проводил меня до дверей класса.

— Мне придется опоздать к началу тренировки, — предупредил он, не обращая внимания на удивленные взгляды школьников и учителей, толпившихся возле кабинета истории. — Надеюсь, привыкла к моей охране?

Конечно, я привыкла. Мне даже нравился их уверенный бас, надежность и целеустремленность, которую они по крупицам вкладывали в свою подопечную.

…После двухчасовой разминки и отжиманий Кайл зашнуровал боксерские перчатки на моих руках.