Тайга

Глава 19

Люди просыпаются, но не сразу понимают, где находятся и что произошло. Какое-то время они пребывают под впечатлением от приятного сна. В моем сновидении наша семья отдыхала на берегу таежной реки, по которой мы с Катей плыли на березовом плоту, сопровождаемые вереницей облаков. Папа варил уху; мама колдовала над миниатюрными бутербродами. Запах горячего хлеба и яичницы словно разбудили мое сознание. Я открыла глаза и сладко потянулась. Голубые стены, прозрачный балдахин заставили вернуться в реальность, и боль от недавних потерь снова накатила мучительно и жестоко.

— Только не реви! Не на то глазза, чтоб текла слезза! — прожужжал Василий. — Если каждое утро будешь сопливеть, не выдержу. Хранитель должен контролировать эмоции, может, именно с этого и начнешь?

— Ладно, — шмыгнула я носом, — постараюсь не раскисать. И не нужно махать недоверчиво усами. Видишь, щеки сухие? Обещаю: больше никогда не увидишь меня в зареванном виде. Ладно, как я здесь оказалась?

— Обычное дело: уснула в вертолете, а оборотень перенес в кровать.

Я резко откинула одеяло: джинсы с рубашкой все так же были на мне.

— Не трогал он тебя, успокойся. Марк три недели мог делать с ней что угодно, а она вдруг спохватилась и вспомнила о девичьей чести.

— И что, он видел меня, ну…

— Не ззнаю, чего ты там мычишь, но я же говорил, что волк не выходил из спальни, даже когда тебя осматривали врачи.

— Так, все, проехали, — чувствуя, что начинаю краснеть, я встала и двинулась в ванную.

После душа закуталась в махровый халат и подошла к туалетному столику. Жасминовый чай, теплый бутерброд и яичница на перламутровой тарелке благоухали и вызывали нечеловеческий аппетит.

— Чего же ты ждешь? — подталкивал приступить к трапезе Василий, быстро ползущий в мою сторону. — Беда бедой, а еда едой! Откуда вззять силы, если не будешь есть? Клянусь, я не притрагивался к ззавтраку, но очень рассчитываю на приглашение…

— Конечно, угощайся.

Рука сама потянулась к ломтику горячего хлеба, на котором удобно расположился сочный бекон с веточкой укропа. Во рту стало сладко, как когда-то в детстве. Не думала, что аппетит будет настолько сильным: проглотив все до последней крошки, я накинулась на яичницу и даже не заметила, как тарелка опустела. Прогоняя мысли о добавке, я подошла к шкафу и достала одежду. Рядом с вещами была и заколка. Закрепив ее в волосах и накинув школьный рюкзак на плечо, я направилась к выходу.

— Куда собираешься? — голос Марка застал врасплох.

Он стоял в дверях, скрестив руки на груди. Хорошее настроение вмиг улетучилось. Опять придется вступать в словесную борьбу.

— Надо стучаться, прежде чем заходишь в комнату, где могут переодеваться.

— Не слышу ответа, — Марк не отводил взгляда.

— В школу.

— Нет.

— Я что, опять твоя пленница?

— Нет, но в школу, к людям, тебе нельзя.

— Я обещала сестре, а если хочешь помочь, научи защищаться. Я Хранитель, пусть пока слабый и утративший силу медальона, но все равно Хранитель. Помоги стать сильной и самостоятельной. Ты не сможешь всю жизнь прятать меня в логове. Сам говорил, что во мне кровь волевой женщины.

— А теперь медленно иди к нему и помни: улыбка, улыбка и еще разз улыбка! — посоветовал Василий с набитым хлебными крошками ртом.

Я подошла к Марку, подняла голову и заставила себя расплыться в покорной и заискивающей улыбке:

— Пожалуйста, помоги…

Эта просьба вызвала у Велозарова замешательство. Он слегка развел руки в стороны, поднял плечи и удивленно поджал губы.

— Хорошо. Не ожидал застать вместо криков и истерик адекватную реакцию. Пошли.

…Марк вел серебристый внедорожник, кожаная обивка которого сверкала белизной. Я сидела на соседнем сиденье и смотрела на темные очертания деревьев, проскальзывающих за окном. В салоне тихо играла музыка и пахло мужским парфюмом.

— Может, ты права, — рассуждал Велозаров. — Ведьма не решится устроить переполох в школе.

Я поддакнула и добавила:

— И еще я хочу жить в своей квартире…

— Нет. Тигры не сунутся в наше логово, зато спокойно забегут в твою каморку. Так что это не обсуждается.

— Договорились, но находиться под постоянным контролем у меня не получится.

— Привыкай, пока не нашли медальон.

— Знаешь, где он?

«А он неплохо выглядит: острые черты лица, гладковыбритая кожа без намека на возрастные морщины. В сочетании с модной стрижкой, наверное, симпатичный…» — глядя на Марка, подумала я, и, желая прогнать эти мысли, ущипнула себя за палец.

— Медальон у Азалии, мне пришлось отдать его. Нужно найти, где она скрывается.

Дальнейших объяснений не последовало; в салоне джипа повисла тишина.

— Во сколько заканчиваются уроки? — поинтересовался Велозаров, когда мы подъехали к школьной парковке.

— В три.

— Я буду здесь, не задерживайся. И еще… Этот телефон всегда должен быть при тебе, понятно? — безапелляционно произнес он, опуская в мой карман новенький «Верту». — В нем хорошая система навигации. Если что, смогу узнать, где ты…

Наши глаза встретились.

Наверное, из-за тяжелого завтрака мне стало душно. Я проглотила слюну, подкатившую к горлу, и спрятала лицо в меховом капюшоне пуховика.

— Хочешь, пойду с тобой? — предложил Марк и положил руку на мое запястье, когда я открывала дверь.

— Зачем?

— Поддержу. Ты впервые после трагедии идешь в школу. Тебе будет тяжело, хотя… Сама справишься. — он приоткрыл окно джипа и крикнул. — Роман, Кайл, периметр чист?

…Школьные дорожки были запорошены снегом и приставали к подошве кроссовок. Я шла медленно, будто мне впервые предстояло войти в незнакомый класс. Школьники и учителя замолкали и оборачивались мне вслед. Кто-то смотрел с сочувствием, кто-то удивлялся моей новой прическе, а кто-то не обращал внимания. Гудела перемена: кругом суета, крики детворы и сплетни среди старшеклассников. Я волочила ноги по широким светлым коридорам и чувствовала, как сердце сжимается: мама больше не выйдет навстречу, не окликнет, не прижмет к себе. Никогда мы не засмеемся в столовой за чаем, и больше никогда я не буду ждать ее возле кабинета директора…

— Милана! — приветственно вскрикнул Орлов, едва я оказалась в классе. — Садись ко мне!

Одноклассники обступили нас. Соболезнования, сочувствие, желание подбодрить и слезы девчонок окружили меня коконом доброты и поддержки. Это немного успокоило, и едва прозвенел звонок, я постаралась включиться в учебу.

«Молодец, что сменила имидж. Тебе идет каре, пепельный цвет тоже к лицу», — прочитала я на клочке бумаги, протянутом Димой.

«Не специально, волосы сами побелели», — написала я ниже и вернула листок.

Орлов удивился и снова склонился над бумагой.

«Круто! Как ты?»

«Тяжело. Постоянно кажется, что увижу маму…»

Дима понимающе вздохнул, почесал за ухом и написал: «Чем могу помочь?»

«Не напоминай об этом…»

Во время перемен ко мне подходили люди, лица которых я с трудом узнавала из-за слез. Казалось, все считали долгом произнести слова соболезнования и восхищения мамой. Ее любили. Она была лучшим директором за всю историю школы. Но для меня она, прежде всего, была мамой — любимой, нежной, родной, внимательной. Не желая ни с кем делить боль потери, я мечтала поскорее оказаться в маленькой комнате с наглухо закрытыми дверями. Мне хотелось отгородиться от посторонней жалости и горьких воспоминаний. Обнять лисенка, прижаться к подушке и проплакать до конца жизни. Господи, ну почему они погибли?!

— Уехали! Сколько разз говорить: не погибли, а уехали! — напомнил Василий из кулона. — Уехали на отдых. Там им хорошо, горазздо лучше, чем тебе зздесь!

Локтя коснулась чья-то острожная рука. Я подняла глаза: над партой нависал Орлов, вид у него был загадочный.

— Пошли быстрее, не пожалеешь…

Я неуверенно поднялась. Вдруг Димке нужна помощь? В любом случае это отвлечет от траурных мыслей, и день поскорее закончится. Мне нужно хоть что-нибудь: любое событие, способное отключить память и помочь рассудку заработать в нормальном режиме.

Мы поднялись на третий этаж, и Димка показал на люк в потолке.

— Была там?

Услышав отрицательный ответ, Орлов быстро взобрался по железной лестнице и отодвинул чугунную крышку.

— Лезь ко мне!

Очутившись в теплом помещении, я застыла, пытаясь привыкнуть к темноте. Запах сырости сковал воздух. Димка бесшумно закрыл люк, присел и двинулся вглубь чердака неслышным крадущимся шагом. Через несколько минут он остановился и щелкнул зажигалкой. Вспыхнуло яркое пламя свечей.

— Ну как, нравится?

Я осмотрелась. Железные, проржавевшие от времени трубы окружали небольшой участок пола, застеленный картонными листами. Я уловила дикий восторг на лице Димы и кивнула, чтобы не расстраивать его.

— Приземляйся, если не боишься пыли, — предложил Орлов. — Это мое тайное место, — восхищенно протянул он и сел, скрестив ноги. Я последовала его примеру.

— А что такого в этом месте? — я постаралась придать голосу наигранно-восторженный тон, заметив, с каким упоением Дима озирается по сторонам.

— Здесь можно подслушивать секреты девчонок, которые болтают всякое в женском туалете. Видишь трубу? Она как раз оттуда…

В этот момент из-за моего дыхания пламя свечей ярко вспыхнуло и удлинилось до потолка. Будто узкий огненный столб возник перед глазами.

— Что это?! — взвизгнул Димка и вскочил. Им явно овладевала паника. Он чесал голову, приседал, чтобы ближе осмотреть свечи, резко поднимался и задумчиво тер подбородок.

— Ни фига себе… — Димка достал из кармана пачку сигарет и протянул мне. — Будешь?

— Нет, у меня полно других поводов преждевременно покинуть этот мир… И тебе не советую. — его реакция на длинное пламя рассмешила. Я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.

Он не послушал и, окутанный сигаретным дымом, несколько раз попытался задуть взбесившееся пламя. Спустя три минуты огонь все же соизволил впустить темноту.

На чердаке зависла тишина, которую нарушил звонок с урока. Мы поднялись и побрели к выходу. Приоткрыв люк, Дима долго следил за ребятами, которые радовались окончанию учебного дня, шумно галдели и не спеша выходили из кабинетов.

Я помнила, что Марк просил не задерживаться, но не могла бросить Орлова и допустить, чтобы одноклассники узнали о тайном месте друга.

Наконец все разошлись, и Дима помог спуститься.

— Ну, что? Отвлеклась немного?

— Да, спасибо, а ты?

Отодвинув локоть в сторону, Орлов предложил взять его под руку.

— Честно?

— Угу.

— Лучше бы сидел на уроке. В жизни не вернусь туда!

Мы засмеялись, взяли рюкзаки, оделись и вышли на улицу. Яркие солнечные лучи и белый снег ослепили, и, поскользнувшись на пороге школы, я чуть не растянулась, неуклюже размахивая конечностями.

— Спокойно! — весело скомандовал Дима, подставляя под мое плечо руку. Я устояла, но по инерции ударилась лбом о подбородок Орлова.

— Прости. Случайно вышло! — хохотнула я и коснулась рукой его лица.

Он обхватил мою ладонь и поцеловал ее. В серых глазах вспыхнули искры, которые смутили. Уж их-то я совсем не хотела разжигать…

— Дима, — одернула я руку, — мы же договорились.

— Просто у тебя холодные пальцы…

На его лице появилась растерянность. Прикусив нижнюю губу, Димка поправил шапку и отвернулся. В его облике было столько отчаяния, что мне тут же захотелось утешить и сказать что-то подбадривающее, но я боялась оказать медвежью услугу. Оставалось только молчать, опустив голову. Орлов повесил рюкзак на мое плечо и двинулся прочь.

Я смотрела ему в спину, ругая себя и жалея, что умудрилась разбить сердце, по всей видимости, бывшего друга. Как бы мне хотелось, чтобы Орлов оставался добрым надежным товарищем, с которым легко и беззаботно общаться. Видит Бог, я совершенно не ожидала от него нежных чувств.

«Решено, отныне ни с кем никаких разговоров!» — приказала себе, застегивая молнию на куртке.

— Готова? — послышался знакомый грубый баритон. Я вздрогнула и обернулась.