Тьма. Густая, абсолютная, словно погружение в чёрные воды забытого озера.
Тишина. Глухая, бездонная, нарушаемая лишь редкими каплями влаги, падающими где-то в глубине пещеры.
Затем — осколки сознания, медленно возвращающиеся, как прилив, несущий обломки кораблекрушения к берегу. Сначала — лишь смутное ощущение собственного тела. Потом — боль. Острая, жгучая, пронизывающая каждую клетку. И наконец — память.
Гилен открыл глаза, и веки его слиплись от запекшейся крови. Над ним нависала гора иссохших костей, некогда бывших химерами, теперь рассыпающихся в прах при малейшем движении, словно пепел от сгоревшего пергамента. Он медленно поднялся, разгребая останки руками, и кости крошились под его пальцами, превращаясь в серую пыль, оседающую на изодранной одежде.
Воздух в пещере изменился. Больше не было яда, разъедающего лёгкие, не было удушающей тяжести, давившей на грудь — лишь лёгкий запах сырости и пепла, как после большого костра.
Гнойник исчез. На его месте осталась лишь куча серого праха, ещё тёплая на ощупь, будто в ней тлели невидимые угли. В ней пульсировала остаточная энергия, но теперь она была заперта, словно в клетке, связанная рунами, выжженными его кровью.
Гилен встал, пошатываясь, опираясь на дрожащие руки. Тело ныло, каждая мышца кричала о переутомлении, в висках стучал тяжёлый молот, а лёгкие всё ещё горели, будто в них остались частички того адского яда.
Моргенштерны валялись рядом, полузасыпанные пеплом. Оплавленные, покрытые трещинами — чугун не выдержал кислотного дыхания Древа, но всё ещё держал форму, словно не желая сдаваться.
Он поднял их, усмехнулся — губы потрескались, и в уголках рта выступила кровь — и прицепил к поясу. "Ещё послужат. До следующего раза".
Затем носком сапога разгрёб пепел, вороша его, как археолог, ища артефакт в древнем захоронении. И увидел.
Изумруд. Размером с кулак, он светился изнутри, как заточённая молния, переливаясь оттенками зелёного — от тёмного, почти чёрного, до ядовито-салатового. Зелёный туман клубился в его глубине, пульсируя в такт далёкому сердцебиению, будто камень всё ещё был связан с чем-то огромным и древним.
Гилен взял камень в руки, проверяя на сколы, трещины, изъяны — ничего. Совершенный.
"Источник энергии. Самовосполняющийся. Неиссякаемый".
Но... ядовитый для его Истока. Прикосновение к нему вызывало лёгкое жжение, будто камень пытался проникнуть в его кровь, заразить её своим светом.
"Местные маги должны за него убить. Или заплатить такую цену, что убийство покажется милосердием".
Когда Гилен выбрался, вытащив себя на последних силах, мир вокруг казался другим.
Воздух стал чище, свежее, без привычного привкуса гнили и разложения. Даже солнечные лучи, редкие и бледные в этом проклятом лесу, пробивались сквозь чащу, будто впервые за долгие годы, освещая землю золотистыми пятнами.
И самое главное — монстры исчезли. Ни бармагистов с их щупальцами, ни крылотеней с когтями-бритвами, ни древоборцев с ветвями-хлыстами. Лишь тишина и покой, нарушаемые лишь шелестом листьев и редкими птичьими криками.
"Разбрелись. Вернулись в свои норы. Или просто испарились, как кошмар на рассвете".
Гилен вдохнул полной грудью, ощущая, как чистый воздух наполняет лёгкие, поправил шляпу, сдвинув её набок, и тронулся в путь, шаг за шагом удаляясь от пещеры.
В кармане тяжело лежал изумруд, напоминая о себе каждым движением. Камень судьбы. Камень, который, он знал, изменит всё.
Гилен шагнул из чащи, резко зажмурившись от неожиданно яркого дневного света. Его рука автоматически прикрыла глаза - после долгих часов в полумраке пещеры солнце резало как нож. Когда зрение адаптировалось, он окинул себя беглым взглядом: одежда превратилась в лохмотья, изодранные когтями и прожжённые кислотой, плащ висел клочьями, обнажая многочисленные затянувшиеся раны. Но больше всего его раздражало другое - у дальнего дерева, прямо у его тайника, расположилась группа из восьми наёмников.
И в руках у рыжебородого здоровяка был его рюкзак. Тот самый, что он с такой осторожностью спрятал перед входом в пещеру, зарыв под корнями старого дуба.
Наёмники оживились, как стая гиен, заметив добычу. Их смех разнёсся по лесу, грубый и бесцеремонный.
— О, смотрите! Чудо какое-то выжило! — захохотал самый молодой из них, тыча грязным пальцем в сторону Гилена. Его глаза блестели от глумливого веселья.
— Да и правда, в гром краше кладут, а в таком виде его и хоронить-то даже жалко! — подхватил другой, широко ухмыляясь и показывая отсутствующие передние зубы.
— Эй, парень, тебя там собаки грызли, что ли? — добавил третий, нарочито оглядывая его потрёпанный вид.
Гилен медленно подошёл, сохраняя ровный, размеренный шаг. Его длинные пальцы лениво постукивали по рукоятям моргенштернов, будто отбивая невидимый такт. Когда он остановился в паре шагов, двое самых крупных вышли вперёд, их ухмылки стали ещё шире.
Гилен глубоко вздохнул, чувствуя, как усталость давит на плечи, но голос его прозвучал ровно и чётко:
— Если вы не вернёте рюкзак и всё, что в нём было — пожалеете о своём решении трогать чужие вещи.
Новая волна хохота прокатилась по группе.
— О-о-о, страшно! — скривился рыжебородый, презрительно оглядывая оплавленные моргенштерны. — Да у тебя и оружие не лучше тебя выглядит! Или это теперь модно — чугун жевать?
Гилен молча снял моргенштерны с пояса. Его движения были точными, выверенными, несмотря на усталость. Цепи развернулись с тихим звенящим звуком, чугунные шары покачивались, словно живые.
Он встал в стойку "Кровавый Шквал" — ноги уверенно упёрлись в землю, распределив вес, руки расслабились, но не потеряли силу. Дыхание выровнялось, став глубоким и размеренным. Его глаза, холодные и непроницаемые, изучали противников, оценивая каждого.
Он ждал. Ждал их первого движения. Ждал их ошибки.
Внезапно сиплый голос рявкнул:
— Заткнитесь, болваны!
Среднего роста коренастый мужчина с лицом, изборождённым шрамами, врезал подзатыльник ближайшему насмешнику. Его движения выдавали опытного бойца, а глаза — человека, видевшего слишком много, чтобы недооценивать противника.
Он резко вырвал рюкзак у своих людей и повернулся к Гилену. Его голос теперь звучал совсем иначе:
— Ошибка вышла.
Швырнув рюкзак к ногам Гилена, он начал методично доставать из карманов своих людей припасы, наборы для ухода, даже монеты — всё, что успели стащить.
— Недопонимание вышло. Бывает — наёмники бросают схрон и не возвращаются. Особенно из Чёрного Леса.
Он замолчал, внимательно оглядывая Гилена. Его взгляд скользнул по оплавленному оружию, рваной одежде, затянувшимся ранам. Потом спросил тише, почти уважительно:
— А где остальные-то? Команда твоя? И что там было, раз тебя так... обласкали?
Гилен поднял рюкзак, быстрыми движениями проверил содержимое. Поправил ножны с мечом, рукоять меча тоже оплавилась. Затем поднял глаза на говорившего. В его взгляде не было ни злости, ни угрозы — только холодная уверенность:
— Команды не было. А там... было то, что теперь мертво.
Повесил оружие на пояс, и развернулся, чтобы уйти, оставляя за собой гробовую тишину. Наёмники расступились, не осмеливаясь даже дышать, пока он не скрылся из виду.
Он сделал два чётких шага, сапоги мягко хрустнули по сухим веткам, затем резко развернулся, плащ развелся за ним как тень. Его глаза, скрытые за дымчатыми линзами, холодно скользнули по лицам наёмников, оценивая каждого, будто сканируя на предмет угрозы.
— Больше там делать нечего, — его голос звучал ровно, но в нём чувствовалась стальная усталость. — Разведка не нужна — монстры разбежались. Пещера была не проклята... в ней зрел зародыш Древа. Того самого, что порождает Чёрную Хворь.
В воздухе повисло тяжёлое молчание. Даже ветер стих, будто прислушиваясь. Лишь потрескивание костра нарушало тишину.
— По состоянию гнойника было ясно — через пару дней здесь появилась бы новая зона заражения. — Он провёл рукой по оплавленному краю моргенштерна. — Пришлось действовать. На будущее — внутри смертельная концентрация ядов. Без иммунитета туда соваться — самоубийство.
Пока он говорил, выражение лиц наёмников менялось, как осеннее небо перед грозой: сначала недоверие, кривые усмешки, потом шок, широко раскрытые глаза, и наконец — тихое, почти неуверенное уважение. Они смотрели на его обгоревшую одежду, на оплавленное оружие, на лицо, покрытое едва затянувшимися царапинами, которые ещё розовели на бледной коже.
Это был не просто выживший. Это был тот, кто прошёл через ад и вернулся, принеся с собой предупреждение, а не просьбы о помощи.
Коренастый мужчина резко выпрямился, как по команде, ударил себя в грудь ладонью — глухой звук удара по кольчуге прокатился по поляне.
— Капитан "Стальных Псов" — Гарольд Вельд, — представился он, голос хриплый от многолетнего курения. — Раз уж наше задание отменено... не составишь нам компанию до города?
Гилен окинул себя беглым взглядом — рваный плащ, обожжённые сапоги, пустой кошель, болтающийся на поясе. Уголок его рта дёрнулся в чём-то, отдалённо напоминающем усмешку.
— Да. Так будет... практичнее.
На привале. Костер трещал, языки пламени лизали чугунный котёл, над которым клубился ароматный пар. Гилен сидел чуть в стороне, в полусвете, ковыряясь в походном наборе для починки одежды. Игла то и дело соскальзывала с толстой ткани, швы выходили кривыми, но хоть что-то теперь держалось вместе.
— Ну и заплатки... — пробормотал он, отбрасывая плащ после пятой неудачной попытки. В его голосе звучало скорее раздражение, чем злость — как у человека, который слишком устал, чтобы по-настоящему злиться.
— Эй, еда готова! — крикнул один из наёмников, молодой парень с веснушками, протягивая дымящуюся миску.
Гилен полез в рюкзак... и нахмурился, пальцы замерли в воздухе.
— Ложки нет.
— Бери любую, — махнул рукой рыжий детина, жевавший свою порцию. — У нас этого добра...
— У меня была своя. Деревянная. Со сколом сбоку.
Наёмники переглянулись. Металлические ложки лежали в чистоте, сверкая в огненном свете, а он искал какую-то деревяшку? Но капитан, не говоря ни слова, кивнул — и через минуту ложку нашли под кучей снаряжения, где её случайно закопали.
Гилен взял её, повертел в пальцах, осмотрел скол у края, кивнул — и только тогда начал есть, тщательно размешивая густую похлёбку. Остальные молчали, украдкой поглядывая на него. В их взглядах читалась одна мысль: "Странный тип... но чёрт возьми, он только что спас их всех от новой Чёрной Хвори".
Солнце клонилось к закату, окрашивая дорожную пыль в золотистые тона. Капитан Гарольд, шагая рядом с Гиленом, искоса посматривал на своего молчаливого спутника. Его взгляд скользил по потрёпанному плащу, задерживался на свежих шрамах, отмечал точные, выверенные движения этого человека.
— Не хочешь с нами дальше? — наконец нарушил он молчание, жестом указывая на свою команду, что шла впереди. — Команда крепкая, задания берём разумные. Никакой лишней бравады.
Гилен покачал головой, не замедляя шаг:
— Нет.
"Так проще," — промелькнуло у него в голове. "Никаких обязательств. Никаких вопросов. Никому не нужно объяснять, почему я возвращаюсь один".
Тень пробежала по его лицу, но тут же исчезла, сменившись обычной невозмутимостью.
Когда "Стальные Псы" вместе с Гиленом вошли в городские ворота, уже зажигались первые фонари. Они направились к гильдии наёмников, их шаги гулко отдавались по мостовой. Гарольд, не выдержав, снова заговорил:
— Ну хоть пару контрактов? Раз уж ты такой крутой... — он сделал паузу, оглядев Гилена с ног до головы, — ...а судя по всему, так оно и есть.
— Нет. — ответ Гилена был краток, как удар кинжала.
Но Гарольд не расстроился. За свои сорок лет он видел немало таких, как Гилен — одиночек, которые либо собирали вокруг себя легендарные отряды... либо бесследно исчезали в глухих землях, оставляя после себя лишь истории у костра.
— Как знаешь. — пожал он плечами. — Мы сегодня же берём задание — ждать не станем. Но если передумаешь... — капитан указал на неприметный двухэтажный дом с вывеской в виде стального пса, — ...мы живём здесь. Не дворец, конечно, но лучше, чем ночевать в таверне.
Гилен молча кивнул и свернул в переулок, направляясь к знакомой кузнице. Его силуэт быстро растворился в вечерних сумерках.
Когда Гилен скрылся из виду, рыжий детина по имени Тормод громко хмыкнул:
— Ну и чудак. Спас пол-королевства, а ведёт себя, будто украл курицу.
Гарольд задумчиво провёл рукой по щетине, его глаза были прикованы к тому месту, где исчез Гилен.
— Этот парень не так прост, как кажется. — произнёс он наконец. — Четыре дня назад у того леса всё могло закончиться куда хуже, если бы не он.
Молодой лучник Элрик вздохнул, поправляя колчан за спиной:
— Жаль, что не хочет с нами идти. С таким бойцом мы бы...
— Если не хочет — значит, есть причины. — резко оборвал его Гарольд. — И нам лучше о них не знать.
В его голосе прозвучала такая твёрдость, что даже вечно болтливый Тормод замолчал.
Кузница встретила Гилена знакомым жаром и звоном молота. Воздух здесь был густ от запахов угля и раскалённого металла. Старый кузнец, узнав вошедшего, лишь кивнул, не став тратить слова на приветствия.
Гилен выложил на закопчённый стол оплавленные моргенштерны. Цепи висели, как потрёпанные верёвки, чугунные шары покрыла сеть трещин.
— Возьмёшь?
Кузнец скривился, поднял одно оружие, покрутил в мозолистых руках, постучал по чугуну:
— За десяток серебра каждый. Чугун-то весь пошёл трещинами. — он потянул за цепь, которая тут же развалилась у него в руках. — Видишь? Такое теперь только на переплавку.
Гилен молча достал клинок с оплавленной рукоятью и с потрепанными ножнами, затем положил его на стол.
— Хватит на новую оплётку для меча?
Боргерт вздохнул, но взял клинок, вытащил из ножен. Лезвие блеснуло в свете горна — удивительно, но оно осталось невредимым.
— Лезвие целое... Ладно, подожди.
Полчаса спустя меч снова выглядел достойно — рукоять перетянута свежей тёмной кожей, гарда очищена от копоти и отполирована до блеска. Боргерт с удовлетворением осмотрел свою работу:
— Буду рад такому клиенту ещё раз, — усмехнулся он, возвращая оружие. — Особенно если будешь так же щедро платить за переплавку хлама.
Гилен кивнул, пристегнул меч к поясу и вышел на ночную улицу. Его пальцы непроизвольно сжали рукоять — твёрдую, новую, готовую к следующим испытаниям. Впереди лежали тёмные переулки города, а за ними — новые дороги, новые битвы. Он глубоко вдохнул ночной воздух и шагнул вперёд, растворяясь в темноте.
Интерлюдия: Миара
Тёплый свет масляных ламп мягко разливался по кухне, смешиваясь с золотистыми отблесками заката в оконных стёклах. Ароматы жареной дичи с розмарином, свежеиспечённого ржаного хлеба и пряных трав витали в воздухе, создавая уютную атмосферу домашнего очага. Миара, аккуратно поправляя белую льняную салфетку, расставляла на дубовом столе глиняные миски с тушёными овощами, румяный пирог с лесными ягодами, кувшины с прохладным яблочным соком и тёмно-рубиновым вишнёвым компотом. Её пальцы на мгновение коснулись мешочка на груди, где лежали те самые загадочные кристаллики.
— Дедушка! Ужин готов! — её голос, звонкий и тёплый, наполнил дом, как наполняет его свет зажжённых свечей.
Марик вошёл, потирая натруженные руки, его седая борода колыхнулась от глубокого вдоха. Он опустился на резной стул с довольным вздохом.
— Ух, как пахнет! Прямо как в старые времена, когда твоя бабка ещё стряпала. — в его голосе звучала тёплая ностальгия, а глаза блестели от воспоминаний.
Миара нетерпеливо вертела деревянную ложку в пальцах, оставляя мелкие царапины на её гладкой поверхности. Её нога под столом ритмично постукивала по полу.
— Завтра, наконец, выдвигаемся. Я уже собрала всё, что нужно для торговли. И... кое-что ещё. — её взгляд скользнул к окну, за которым темнел вечерний лес.
Марик поднял седую бровь, отхлебнув компота. Капелька напитка задержалась в его усах.
— Кое-что? Или кое-кого ждёшь в Причале? — его голос прозвучал мягко, но проницательно.
Щёки Миары вспыхнули румянцем, но она не стала отрицать. Её пальцы сжали край стола.
— Гилен там. Я... чувствую. — она коснулась мешочка на груди, где кристаллики отозвались лёгким теплом.
— Чувствуешь? — Марик покачал головой, его морщинистое лицо выражало беспокойство. — А если его уже и след простыл? Или если твои сны — не предчувствия, а чьи-то проделки?
— Нет! — Миара резко тряхнула головой, и её каштановые волосы рассыпались по плечам. — Они настоящие. Я знаю. — в её голосе звучала непоколебимая уверенность.
Марик вздохнул, но уголки его губ дрогнули в улыбке.
— Ладно, ладно. Только смотри — не разбивай сердце о чужие доспехи. Этот парень... он не из тех, кто оседает в тёплых домах.
— Я не прошу его оседать, — прошептала Миара, но в глубине души сомнения терзали её. Её пальцы непроизвольно сжали мешочек с кристаллами.
В своей небольшой комнате, освещённой колеблющимся пламенем свечи, Миара осторожно развязала шнурок мешочка. Кристаллики, высыпаясь на ладонь, заиграли в свете огня, переливаясь всеми оттенками синего, зелёного и красного, будто подмигивая ей, рассказывая безмолвные истории.
— Скоро увидимся, — её шёпот смешался с потрескиванием свечи. Она провела пальцем по гладкой поверхности самого крупного кристалла, чувствуя его прохладу и странное, едва уловимое пульсирование. — Я обещаю."
Она легла спать, закуталась в одеяло и закрыла глаза. Тёплая тьма окутала её сознание, мягкая и убаюкивающая.
И вдруг — он появился.
Гилен стоял перед ней, но каким он был непохожим на того холодного воина! Его улыбка была совсем другой — не сдержанной и отстранённой, а тёплой, словно первые лучи солнца после долгой зимы. Глаза, обычно скрытые за линзами, теперь смотрели прямо на неё, полные незнакомой мягкости.
— Мы встретимся, — его голос звучал нежно, почти ласково, совсем не так, как она помнила. — Ты хочешь этого?
— Конечно хочу! — Миара шагнула вперёд, её сердце бешено колотилось в груди.
Он протянул руки, и она бросилась в объятия, чувствуя, как его сильные пальцы смыкаются у неё на спине... Но в тот же миг сон распался, как хрупкое стекло. Гилен растворился в зелёной дымке, а Миара проснулась с внезапной, острой пустотой в груди. Её руки сжали одеяло, пытаясь удержать ускользающее ощущение.
За окном ещё царила ночная тьма, лишь где-то далеко кричала сова. Она сжала кристаллики в кулаке и закрыла глаза, отчаянно пытаясь вернуть тот миг, ту улыбку, то тепло.
Но осталось только эхо... и тихий, упрямый шёпот надежды, что, возможно, не все сны — всего лишь сны.
Первые лучи солнца, словно жидкое золото, заливали крыши Альдерсгейма, превращая обычную черепичную кровлю в сверкающие драгоценные пластины. Миара выскочила из дома, словно пружина, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Её кожаный сапожок выбивал дробь по каменным ступеням, а руки то и дело тянулись к мешочку на груди, где лежали те самые загадочные камешки, теплеющие в такт её учащённому сердцебиению.
— Ну наконец-то! — прошептала она, окидывая взглядом оживлённый двор.
Телеги, гружёные тюками с тончайшими шелками, мешками ароматных специй и хрупкими ящиками с хрустальными изделиями, уже стояли в готовности. Воздух был наполнен запахом свежего хлеба и лошадиной сбруи. Миара не могла сдержать улыбку — сегодня начиналось их путешествие к Солнечному Причалу.
Марик вышел следом, тяжело вздыхая. Его старческие, но всё ещё цепкие пальцы проверяли крепление последнего тюка, а проницательный взгляд скользнул по оживлённой фигурке внучки. Губы старика недовольно подёрнулись, образуя сеть морщин вокруг рта.
— Ты выглядишь так, будто уже держишь его за руку, — проворчал он, поправляя ремень с характерным щелчком.
Миара лишь рассмеялась, её пальцы ловко заплетали каштановую косу, вплетая в неё ленту цвета весеннего неба.
— А может, и держу. Мысленно. — Её глаза блестели, отражая утреннее солнце.
Марик нахмурился, его брови, седые и кустистые, сомкнулись в одну сплошную линию. Он подошёл ближе, и его тень накрыла Миару, словно предупреждение.
— Слушай, девочка... — его голос звучал необычно серьёзно. — Такие сны просто так не снятся. Особенно если он в них улыбается, как жених на пороге. Ты сама-то понимаешь, насколько это подозрительно?
Миара закатила глаза, её пальцы нервно перебирали край передника.
— Дедушка, — она сделала глубокий вдох, — я точно знаю, что мы встретимся. Так же, как знала, что надо накормить того "бродягу", как ты его назвал.
Марик фыркнул, его грузная фигура покачнулась в такт этому звуку.
— Ну да, ну да, — буркнул он, потирая переносицу, — а потом этот "бродяга" устроил резню в особняке лорда. Очень утешительно.
На мгновение Миара задумалась, её взгляд устремился куда-то вдаль, где за городскими стенами уже виднелась дорога к Причалу. Но тут же она твёрдо покачала головой, и каштановые пряди заплясали у её плеч.
— Он не мог поступить иначе. И я... я должна увидеть его снова.
Марик открыл было рот, чтобы возразить, но вместо этого лишь махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.
— Ладно. Только смотри — если он опять вляпается в какую-нибудь кровавую историю, я тебя за уши оттащу домой, хоть ты и не маленькая уже.
У городских ворот уже кипела жизнь. Десяток телег, окружённых наёмниками с тяжёлыми алебардами, готовился к отправлению. Марик поздоровался с капитаном охраны — коренастым мужчиной с шрамом через левый глаз, который блеснул в утреннем свете, как серебряная нить.
— Места хватит ещё для двух телег? — спросил Марик, отсчитывая монеты владельцу каравана, дородному купцу в расшитом золотом камзоле, который блестел на солнце, как рыбья чешуя.
— Для вас — всегда, старина, — усмехнулся купец, его тройной подбородок задрожал от смеха. Он кивнул на телегу, где среди тюков оставалось немного свободного места.
Миара уже устроилась на одной из повозок, её ноги в кожаных сапожках болтались в такт её нетерпению. Марик с трудом взгромоздился рядом, кряхтя, как старый медведь, и в этот момент его вдруг пронзило странное предчувствие. Холодок пробежал по спине, несмотря на утреннее тепло.
Он огляделся — вокруг суетились погонщики, их голоса сливались в неразборчивый гул, лошади ржали и били копытами, торговцы кричали последние напутствия. Всё как обычно. Но что-то было не так.
— Дедушка? Ты чего замер? — Миара тронула его за рукав, и её пальцы казались неожиданно горячими.
— Так... показалось, — пробормотал он, потирая виски, где уже начинала пульсировать знакомая боль.
Караван тронулся, телеги скрипя выехали за городские ворота, оставляя за собой клубы пыли.
А где-то впереди, за много миль, Гилен в этот самый момент резко оборачивался, будто почувствовав лёгкий зов, похожий на дуновение ветра, несущего запах вишнёвого компота и пряных трав...