Гилен мчался сквозь густую чащу, ветки хлестали по лицу, оставляя кровавые полосы. Его проклятия лились непрерывным потоком, смешивая грубый местный с изысканными терминами Вечного в причудливую бранную симфонию.
"Жалкие смертные! Совсем обнаглели! Бегать от каких-то приматов — это позор для любого, у кого в резюме значится "уничтожение миров!"
Он резко развернулся, его Алый Взгляд зафиксировал мелькающие между деревьями силуэты. Десяток? Два? Больше? Их тени сливались в единую угрожающую массу.
"О, вот же жеванный баг! Видимо, мой "портрет" уже развесили по всем тавернам с пометкой "Живым или мёртвым, желательно второе".
Последние три часа превратились в бесконечный адский квест с однообразным, но смертельно опасным геймплеем:
Обнаружить засаду. Быстро и неэстетично завалить пару охотников: когти в горло, удар в солнечное сплетение - ничего личного. Поглотить их кровь как энергетик. Услышать крики "Он здесь!", всегда одинаково истеричные. Снова бежать, с каждым разом все медленнее.
Первые полчаса это даже забавляло - всплеск адреналина, острота ощущений. Следующие полчаса — раздражало, ведь повторяемость убивала весь кайф. Сейчас он готов был сжечь весь лес, буквально, только бы это прекратилось.
Его организм работал на грани сбоя, как перегруженный сервер: ускорение крови, мышцы получали больше кислорода, но сердце колотилось как сумасшедший барабанщик на последнем концерте; замедление метаболизма, экономия сил, но мысли становились вязкими, как холодный мед.
"Чёртов смертный движок! Вечные-то просто используют свой источник, который у каждого свой, и спокойно полетели бы, а мне приходится пользоваться этим паршивым крово-накопителем!"
Он споткнулся о корень, чертовы неоптимизированные hitbox'ы! Чуть не упал лицом в грязь, выругался еще более изобретательно и рванул вперёд.
Внезапно земля исчезла под ногами — он сорвался в овраг (спасибо, темнота), кувыркаясь по склону в грациозном, на его взгляд, беспорядке.
Верхом на гравитации, самом ненадежном транспорте, он приземлился в мелкий ручей, фонтаном обдав себя ледяной водой.
"По крайней мере, освежился".
Наверху раздались крики, предсказуемо, как синтаксическая ошибка:
— Он внизу! Окружаем!
Гилен выплюнул воду, оказалось, ручей использовали лесные звери, оскалился, зубы сверкнули в лунном свете.
"Ну что ж… Похоже, пришло время перейти ко второй фазе".
Гилен резко замер, его пальцы непроизвольно сжали древко алебарды. Лесная тишина, только что нарушаемая лишь погоней, теперь разрывалась неестественным детским смехом - слишком чистым, слишком звонким для этого места. Звук вибрировал в воздухе, отражаясь от деревьев, создавая жуткую стереофонию.
"Этот звук... его не должно существовать. Он как глюк в коде реальности".
Потом голос - детский и беззаботный - прошептал прямо из трещины в коре соседней сосны:
— Ой, какой гость нежданный! Не хочешь ли остаться у меня... ненадолго?
Гилен резко активировал Алый Взгляд. В ста метрах от него, среди деревьев, стояло существо, от которого пространство искривлялось, как горячий воздух над пламенем. Его форма постоянно менялась: то высохшая старуха с крючковатым носом и пальцами-ветвями, то черноволосая девушка с глазами, полными звёзд.
Вокруг неё плясали руны-Коды, будто встроенные в саму ткань реальности:
[Искажение реальности: Активировано][Регенерация: ∞][Контроль климата: Активировано]
Но самое страшное - голос продолжал доноситься отовсюду: из-под корней деревьев, из трещин в камнях, даже из собственной тени Гилена.
Он прищурился и ответил, глядя прямо на мерцающий силуэт:
— Сожалею, но у меня попутчики.
Из куста папоротника раздался новый голос - теперь юной соблазнительницы, сладкий и липкий, как ядовитый мёд:
— Ой, ну это же не проблема!
Смех снова зазвенел, но теперь он трансформировался в старческий хрип, льющийся сверху, будто с вершин древних деревьев:
— Все они останутся здесь... НАВСЕГДА.
Воздух вдруг стал ледяным, каждый выдох превращался в облако пара. Листья вокруг покрылись инеем, хрустя под ногами. Где-то вдали завыл ветер - не природный звук, а скорее крик самой пустоты.
Гилен почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Его рука непроизвольно потянулась к кровавым рубинам в кармане.
"Бежать бесполезно. Охотники — уже не главная проблема".
Он медленно повернулся, ощущая, как пространство вокруг начинает жить собственной жизнью. Деревья скрипели, меняя положение, тени удлинялись неестественным образом. Где-то в чаще что-то шевелилось - что-то большое.
Голос её рассыпался на десятки разных тембров — то детский шепот, то старческий хрип, то пение юной девы. Каждое слово вибрировало в воздухе, оставляя после себя легкий морозный след.
— Меня зовут Сухонь... если это имя вообще что-то значит. — Звук вился вокруг, как змея, обвивая деревья и камни. — Смертные дали его мне так давно, что я забыла, было ли у меня другое.
Гилен не моргнув ответил, его голос был ровным, несмотря на ледяной холод, сковавший тело:— Гилен.
Тишина повисла между ними, тяжелая и звенящая. Затем — всплеск смеха, похожий на звон разбитого стекла, и перед ним материализовалась девушка в платье, сотканном из теней и звёзд. Ее фигура мерцала, как мираж в пустыне.
Глаза — бездонные, будто в них плавали целые галактики, сверкающие холодным светом. Улыбка — острая, как лезвие, обещающая одновременно и ласку, и смерть. Сухонь слегка склонила голову — не в поклоне, а как равная равному, оценивающая достойного противника.
— Падший... — прошептала она, и в этом слове звучала тысячелетняя тоска. — Я тысячелетия ждала встречи с Вечным.
Гилен усмехнулся, его губы искривились в полуулыбке:— Падения случаются. Падают не только звезды, но и галактики, и даже порой... Вечные.
Он посмотрел на неё, пытаясь просканировать ее сущность. Строки кода вокруг этого существа переплетались в бесконечные узлы, а переменные меняли значения быстрее, чем он успевал их прочесть. "Быстрее, чем успевала эта смертная оболочка..."
— Зачем помогла? И что хочешь взамен? — спросил он, не опуская руку с алебардой.
Сухонь не шагнула, а проплыла по земле, словно туман, ее платье колыхалось в несуществующем ветре.
— Мне скучно, Гилен. Мир стал... предсказуемым. — Ее голос звенел, как зимний ветер, завывающий в пустых коридорах заброшенного замка. — Но если уж ты спрашиваешь... однажды ты поможешь мне. Потому что этот мир в опасности.
Она рассмеялась, и в смехе звучали крики ворон, шепот мертвых и скрип старых деревьев.
— Не думаешь же ты, что его спасут эти жалкие Девять Героев?
Гилен хмыкнул, его глаза сверкнули рубиновым огнем:— Раз уж я гость... не против побеседовать?
Сухонь кивнула, и вокруг них расцвели ядовито-синие цветы, их лепестки мерцали в темноте, как фосфор. Воздух наполнился сладковатым, дурманящим ароматом.
— Говори, Падший. У нас есть время. — Она сделала паузу, ее глаза сузились. — Пока твои преследователи не опомнились и не придумали чего-то нового.
Гилен сидел на замшелом валуне, покрытом узорами из лишайников, будто древними рунами. Перед ним, словно сотканная из лунного света и теней, парила Сухонь. Ее фигура переливалась, как дым на ветру, то обретая четкие очертания, то расплываясь в туманной дымке. Их разговор тек легко, как ручей в горах — плавно, но с подспудным ощущением скрытой глубины.
— Сколько циклов этой планеты ты уже видела? — спросил он, наблюдая, как ее образ колеблется между юной девой с кожей цвета лунного камня и древней каргой с пальцами, скрюченными, как корни мертвого дерева.
— Ммм... — она задумалась, играя прядью волос, которые то казались шелковисто-черными, то седыми, как паутина. — Точно не скажу. Меньше тридцати тысяч, наверное. Двадцать семь? Двадцать восемь? Время для меня давно потеряло смысл.
Они говорили о королях, чьи имена стерлись из летописей, о империях, превратившихся в пыль, о богах, которых забыли даже их жрецы. Сухонь знала всё — но отвечала уклончиво, словно играла в игру, где правила знала лишь она. Каждое ее слово было загадкой, каждое предложение — ловушкой для невнимательного слушателя.
Когда Гилен спросил о Черной Хвори, воздух вокруг вдруг застыл, будто сама природа затаила дыхание. Даже сверчки, до этого заполнявшие лес стрекотом, разом замолчали.
— Это не просто болезнь, — прошептала Сухонь, и в ее глазах-галактиках замелькали черные дыры, поглощающие свет. — Это проклятие, пожирающее саму Жизнь. В его сердце — замок...
Она содрогнулась, обхватив себя за плечи, будто внезапно ощутила ледяное прикосновение незримого ужаса.
— Он... отрицает красоту. Искажает реальность. Там, в самых его глубинах...
Вдруг она резко вскинула голову, будто услышала что-то, недоступное ушам смертных. Ее глаза расширились, и на миг в них мелькнуло нечто, похожее на страх.
— Я сказала слишком много. Мне пора.
Гилен протянул руку:— Подожди...
Но было поздно. Сухонь растворилась, словно мираж, оставив после себя лишь дрожащий на ветру туман и ощущение, будто мир на мгновение сжался, а затем снова расправился. Лишь обрывки кода телепортации мерцали в воздухе, как угасающие звезды:
[Природный портал: Активирован][Координаты: Заблокировано]
Гилен остался один. Над головой кружила ворона, ее черные крылья мелькали в лунном свете. Она каркнула три раза — звук, похожий на насмешку или предупреждение.
"Кто или что может напугать древнюю ведьму? И почему она боится назвать имя владельца того замка?"
Ветер принес запах гниющих листьев и чего-то еще — металлического, словно кровь на лезвии. Где-то вдали завыли волки, их голоса сливались в жуткий хор. Охота продолжалась — но теперь у Гилена появилась новая цель, темная и неясная, как тень того самого замка, о котором шептала Сухонь.
Он встал, ощущая тяжесть не только от ран, но и от новых вопросов, которые, возможно, были опаснее любых клинков. Лес вокруг будто прислушивался, затаившись, и даже луна, пробиваясь сквозь тучи, светила теперь иначе — словно предупреждая.
Но Гилен уже сделал выбор. Он шагнул вперед, в ночь, оставляя за собой лишь следы на влажной земле и тишину, в которой эхом звучали последние слова древней владычицы.
Интерлюдия: Южные острова Аргентайна
Туман здесь был не природным явлением, а живым существом. Он обволакивал всё вокруг липкими, дрожащими щупальцами, цепляясь за кожу, просачиваясь в легкие, вплетаясь в саму ткань мыслей. Дышать им — значило терять себя. В ушах стоял постоянный шепот: обрывки чужих воспоминаний, кошмары, которых ты никогда не видел, желания, чуждые твоей природе. Голоса смешивались в жуткую симфонию безумия.
А в эпицентре этого ада, словно черное сердце острова, возвышалось Древо.
Десять метров извивающихся корней, покрытых пульсирующей плотью вместо коры. Его ветви тянулись к небу, как скрюченные пальцы, а вместо плодов — кровавые пузыри, из которых с хлюпающим звуком рвались наружу новые чудовища.
Твари, защищающие Древо, будто были слеплены из самых темных кошмаров:
"Шепчущие" — человекоподобные существа с вытянутыми конечностями, их рты на ладонях безостановочно вопили стихами на мертвых языках, слова которых оставляли кровоточащие раны в сознании.
"Костяные пауки" — скелеты, сросшиеся в чудовищные конструкции, напоминающие абажуры из ребер и черепов, их многочисленные конечности скрежетали при движении.
"Плачущие" — пульсирующие пузыри из плоти, покрытые сотнями глаз, из которых струились кислотные слезы, разъедающие все на своем пути.
"Певцы" — гибриды птиц и младенцев с перекошенными лицами, их колыбельные заставляли кровь в жилах сворачиваться, а разум — трещать по швам.
Их были тысячи. И с каждой минутой — больше.
Альрик Железный Крест. Он шел сквозь толпу чудовищ, как жнец сквозь поле спелой пшеницы. Его доспехи, покрытые древними рунами, гудели от напряжения, вспыхивая ядовито-зеленым огнем. Двуручный меч-пила ревел, оставляя за собой кровавую пыль из расчлененных тел.
— Вы — ГНИЛЬ! — его голос звучал, как скрежет металла под прессом. — И я ВАС ВЫЖГУ!
Каждый взмах — десять расчлененных тел. Каждый шаг — груда костей под ногами. Но монстры не останавливались, не чувствовали страха.
Двести лучших бойцов Аргентайна. Двести отчаянных, кто согласился на эту миссию.
Гном с парой огненных топоров крутился, как смертоносный волчок, оставляя за собой горы обугленных трупов. Его борода была опалена, но глаза горели яростью. Эльфийка в доспехах из сгущенного света метала стрелы, которые взрывались ослепительным пламенем, сжигающим саму суть Черной Хвори. Человек в плаще из живых теней резал клинками, пропитанными ядом древних змей — каждая царапина заставляла чудовищ взрываться черной слизью.
Но туман и Древо не прощали ошибок. Погибшие поднимались.
Один наемник, мертвый, со вспоротым животом, вдруг задергался — его кожа лопнула, и из него вылез новый "Шепчущий", уже повторяющий первые строки проклятых стихов. Другой вскрикнул в агонии — и его голос превратился в ту самую колыбельную, от которой у живых ломило зубы и текли кровавые слезы.
— К ДРЕВУ! — проревел Альрик, прорубая путь сквозь живую стену уродцев. Его доспехи трещали под напором атак, руны пылали все ярче.
Но даже ему, Железному Кресту, было тяжело. Пот стекал по лицу под шлемом, мышцы горели от напряжения.
Черная Хворь не просто убивала. Она переписывала законы Жизни. Каждая смерть здесь лишь подпитывала ее. Каждая капля крови — делала сильнее. А Древо пульсировало в такт этим мыслям, будто читая их, будто... смеясь.
Доспехи Альрика вспыхнули ослепительным зеленым светом, будто внутри лат вспыхнула целая россыпь звезд. Из-под стальных пластин вырвались сотни светящихся горошин - крошечных рунических бомб, каждая из которых с математической точностью нашла свою цель среди моря уродцев.
Взрывы разорвали первые ряды чудовищ, превратив их в кровавую пыль. На мгновение образовался чистый коридор, ведущий прямо к пульсирующему Древу.
— Восстаньте, Стражи! — прогремел голос Героя, и земля ответила мощным толчком.
Из трещин в почве поднялись три исполинских голема, их глиняные тела мгновенно покрылись пластинами прочнейшей стали, словно невидимый кузнец выковал для них доспехи. Безликие и безмолвные, они двинулись вперед, сокрушая всех на своем пути. Их шаги сотрясали землю, а стальные кулаки превращали чудовищ в кровавое месиво.
Наемники ринулись в образовавшуюся брешь, используя момент с воинской дисциплиной. Гномы-берсерки, их бороды заплетенные в боевые косы, с диким рёвом врезались в толпу, их огненные топоры оставляли за собой кровавые жнивья из расчлененных тел.
Эльфийские лучницы в легких доспехах из мифрила синхронно выпускали стрелы со взрывными наконечниками, создавая огненные бури среди скоплений врагов. Люди в тяжелых латах шли стеной, щит к щиту, создавая живой бастион. Их копья методично пронзали тьму, а лица под шлемами были непроницаемы.
Потери были неизбежны, но их удалось минимизировать — годы тренировок и боевой опыт сделали свое дело. Каждый удар был точен, каждый шаг — выверен.
Трое белых магов в белоснежных одеяниях вступили в магический круг, их голоса слились в древнем речетативе, наполняя воздух золотистым сиянием:
— Священный Свет, разорви тьму!
Наемники мгновенно окружили их, подняв щиты и клинки — никто не смел пропустить ни одного монстра к магам. Их глаза горели решимостью, мышцы напряглись в ожидании атаки. Древо зашевелилось, его корни вырвались из земли, а кора покрылась пульсирующими жилами. Оно почувствовало угрозу.
Волна ментальной атаки прокатилась по полю боя, искажая саму реальность. Трое наемников вдруг закричали — их глаза лопнули, как перезревшие плоды, а изо ртов полезли черные щупальца, извивающиеся в предсмертных судорогах.
Еще двое схватились за головы — их кожа начала пузыриться и лопаться, обнажая розовую плоть, которая тут же темнела, превращаясь в нечто чудовищное.
Монстры ожесточились, их атаки стали еще безумнее, движения — более скоординированными, будто Древо направляло их ярость.
Герой и его големы ринулись на самых страшных тварей, создавая плацдарм для магов. Первый голем схватил "Певца" за тонкую шею и разорвал его пополам, но колыбельная еще несколько секунд звучала из разорванной глотки. Второй встретился с "Костяным пауком" — их схватка напоминала битву двух механизмов, пока стальные кулаки не раздавили хитиновый панцирь. Третий пробился к "Шепчущему", но тот успел прокричать заклинание — металл голема начал ржаветь на глазах, покрываясь язвами и трещинами.
Альрик лично отрубил голову гигантскому слизню, на спине которого кривились лица погибших наемников, застывшие в вечном крике. Но монстры не кончались — из кровавых плодов Древа рвались новые уродцы, их вопли сливались в жуткую симфонию.
Рунический круг в воздухе вспыхнул, как миниатюрное солнце, и столб ослепительной энергии ударил в Древо. Кора обуглилась, пузырясь черным дымом. Кровь в жилах Древа закипела, взрываясь алыми фонтанами. Плоды один за другим взрывались, разбрасывая вокруг куски плоти.
Древо содрогнулось всем своим исполинским стволом — но не пало. В ответ оно издало вой, от которого еще пятеро наемников упали, их тела скрючились в неестественных позах, кожа лопнула по швам. Они превращались в уродцев прямо на глазах у товарищей.
Монстры рванули в атаку с новой, нечеловеческой яростью. Их глаза горели единой мыслью — защитить Древо любой ценой.
Битва была далека от завершения. Воздух дрожал от магии и боли, земля пропиталась кровью, а небо почернело от дыма. Но в глазах Альрика Железного Креста все еще горел огонь непокорности — он не отступит. Не может отступить.
Воздух дрожал от магического напряжения, когда маги выпустили второй залп священного света. Каждая вспышка прожигала тьму, оставляя после себя ослепительные шлейфы, будто небеса разверзлись, чтобы излить свой гнев. И тогда пространство над полем боя исказилось — сперва едва заметной рябью, затем резким, болезненным разрывом, из которого хлынул ледяной ветер.
Из этой раны в самой реальности ступил он. Рыцарь Смерти.
Его доспехи, белые, как кость древнего исполина, дымились, словно святость испарялась с них под напором скверны. Каждый шаг оставлял на земле выжженные следы, трава чернела и скручивалась, будто в агонии. Его пустые глазницы, наполненные мертвым сиянием, медленно скользили по полю боя, оценивая, выбирая жертву.
Альрик узнал его мгновенно.
— Рыцарь Смерти... — его голос прогремел, низкий и тяжелый, будто удар молота по наковальне. Челюсти сжались, пальцы впились в рукоять меча-пилы так, что сталь скрипела под напором. Он не отводил взгляда, чувствуя, как холодная ярость пульсирует в висках. — Держите строй!
Он не стал ждать ответа. Бросив последний взгляд на магов, укрывшихся за спинами големов и наемников, Альрик рванул вперед. Реактивные ускорители в его латах взревели, оставляя за ним шлейф искр, а земля вздыбилась под тяжестью рывка.
Тем временем маги завершали третий, последний ритуал. Их голоса слились в едином хоре, дрожащем от напряжения, но не дрогнувшем перед лицом тьмы.
— Священный Огонь, сожги скверну!
Словно в ответ на их мольбу, с небес обрушился столб ослепительного света. Он вонзился в Древо — не просто ударил, а пронзил, как копье, в самое сердце гнили. И на этот раз оно не выдержало.
Кора вздулась, покрылась паутиной трещин, и из них хлынула густая, черная жижа, пахнущая гнилью и тленом. Плоды, еще мгновение назад пульсирующие мерзкой жизнью, взорвались один за другим, разбрызгивая вокруг гниющую плоть. Корни задергались, словно в последней агонии, судорожно сжимаясь и разжимаясь, а затем... обмякли.
С глухим стоном, больше похожим на вздох проклятой души, Древо рухнуло. Оно не просто падало — оно рассыпалось, разваливаясь на куски, которые, едва коснувшись земли, превращались в труху.
Альрик и Рыцарь Смерти сошлись в поединке, где каждый удар мог стать последним.
Клинок нежити рассек воздух с ледяным свистом, оставляя за собой мертвенные инеевые следы. Альрик едва успел отклониться, почувствовав, как лезвие проходит в сантиметре от его горла. Холодный ветерок, оставшийся после удара, обжег плоть даже сквозь доспех.
Меч-пила в его руках взревел, зубцы завертелись с яростным воем, рассекая тьму. Техномагия его доспехов работала на пределе: руны вспыхивали синим огнем, отражая проклятую энергию ударов, а реактивные ускорители шипели, позволяя ему молниеносно менять позицию.
Но Рыцарь Смерти не был простым врагом. Он двигался неестественно плавно, словно сама тень скользила по полю боя. Один неверный шаг — и клинок нежити вонзился Альрику в бок, пробив доспехи с хрустом ломающихся пластин.
Боль пронзила тело, горячая и острая, но Альрик лишь стиснул зубы. Зеленый огонь в его глазах вспыхнул ярче, яростнее.
— Ты... уже... мертв... — прохрипел Рыцарь, его голос звучал, как скрип ржавых петель на воротах в преисподнюю.
Альрик ухмыльнулся.
— Да нет — еще нет!
И с последним рыком меч-пила обрушился в ответный удар. Лезвие вошло в доспехи нежити, как в гнилое дерево, разрубая от плеча до бедра. Кости хрустнули, черная жижа брызнула на землю, а затем — белое пламя вспыхнуло внутри его доспехов.
Рыцарь Смерти замер. На мгновение. А потом рассыпался в прах. С гибелью Древа и Рыцаря что-то изменилось в самом воздухе.
Монстры, еще минуту назад яростные и неудержимые, словно лишились своей силы. Одни бросились в бегство, спотыкаясь и воя, другие сражались в отчаянии, но их движения стали медленными, неуверенными.
Наемники добивали их, освобождая землю от скверны. Серый туман, веками окутывавший остров, медленно отступал, нехотя отпуская свою добычу. И тогда — через десять долгих минут — впервые за бессчетные годы над южными островами взошло солнце.
Его свет упал на поле боя, на израненную землю, на усталые лица победителей. Альрик опустился на колено, сжимая рану. Кровь сочилась сквозь пальцы, но боль уже притупилась. Он поднял голову, глядя вдаль, туда, где тьма все еще клубилась на горизонте.
Битва была выиграна. Но война — еще нет.