Рубиновый рассвет. Том II

Глава 26

Чёрный Лес стоял перед Рубином, как стена из скрюченных теней, выросшая из самой земли, будто костяные пальцы мертвеца, вцепившиеся в небо. Деревья, изогнутые неестественными углами, словно застывшие в предсмертной агонии, тянули к нему ветви-когти, их сучья скрипели на ветру, будто пытаясь ухватить за края плаща. Воздух над почвой колыхался, словно над раскалённым камнем, хотя здесь не было ни солнца, ни жары — только мгла, густая, как смола, липкая и тяжёлая, оседающая на коже тонкой плёнкой.

Гилен стоял неподвижно, его плащ едва шевелился в этом странном, застывшем воздухе. Алый Взгляд выхватывал движение — нечто пряталось между стволами, скользило в трещинах коры, уползало в узкие щели под корнями. "Не выходит наружу. Боится? Или... ждёт?"

Пещера была где-то там, в самой глубине. И если проклятие уже вырвалось на свободу — то этот лес был лишь его предвестником, первой лапой, протянутой в мир.

Солнце, клонящееся к закату, не проникало сюда. Даже его косые лучи, золотые и тёплые, гаснут на границе чащи, будто лес пьёт свет, впитывает его, как губка впитывает кровь.

Гилен медленно обходил опушку, его сапоги бесшумно ступали по пожухлой траве. Он искал следы, руны, что угодно — но кроме гниющего безмолвия, ничего не было. Ни птиц, ни зверей, ни даже насекомых. Только тишина, настолько плотная, что в ней звенело в ушах, будто кто-то кричал на частоте, недоступной человеческому уху.

"Они не выходят. Но почему?"

Ответа не было. Граница между светом и тьмой оказалась резкой, как лезвие. Один шаг — и мир изменился.

Гилен вошёл, держа меч наготове. Лезвие, заточенное по всем правилам ровно так, как учил Торин — "Меч — это продолжение руки, а рука — продолжение мысли", блестело тускло, будто и оно теряло силу в этом месте, будто сама тьма пыталась задушить его холодный блеск.

Здесь не было ветра, но ветви шевелились сами, извиваясь, как змеи, их кончики дрожали, будто пробуя воздух на вкус.

Шорохи. Топот, лёгкий, как падение листа, но слишком ритмичный, чтобы быть случайным. Шёпот, которого не должно быть — голоса, переплетающиеся в странную, нечеловеческую мелодию.

Алый взгляд скользил над лиственной пеленой, словно искрящийся луч закатного солнца. Выбирая направление, где мир природы раскрывал себя иначе: там, среди ветвей, притаилось нечто странное, казалось бы, обычный сук, однако от него исходила мерцающая пульсация, подобная биению живого сердца. Внизу, возле корней вековых деревьев, тоже шевелились едва заметные нити энергии, вибрируя тонко и настойчиво, будто тайный орган леса, который скрывался глубоко под поверхностью земли. Даже сами стволы казались обманчиво спокойными, некоторые молчаливо наблюдали, лишь чуть прикрываясь маской смерти, готовясь показать свою истинную природу в нужный миг.

И все они смотрели на него.

Лес словно жил своей тайной жизнью: запахи здесь пульсировали, сменяя друг друга быстрее, чем сердце стучало в груди. Каждый новый аромат приносил свою историю, своё предупреждение.

Сначала повеяло запахом гнили — сладкий, липкий, словно разлагающееся тело давно умершего зверя. Лес впитал эту смерть глубоко внутрь себя, пропитался ею до корней. Следующая волна принесла железный привкус крови, острый и пронзительный, точно лезвие ножа, готового рассечь живое мясо. И вот уже снова воздух наполнился медовым ароматом, густым и тяжёлым, почти вещественным, настолько насыщенным, что начинала саднить глотка, предательски подступала тошнота. Казалось, сама природа играла этими оттенками смерти и жизни, приглашая заглянуть глубже, узнать её страшную правду.

Звуки проникли в сознание плавно, словно волны прибоя: сначала едва уловимый шорох, постепенно нарастающий до многоголосого шепчущего эха. Странный скрип напоминал потрескивание старых костей, тершихся друг о друга среди деревьев, ломающих живую древесную плоть изнутри. Тяжёлые шаркающие шаги мягко ступали по опавшей осенней листве, порой замирая в задумчивости, будто прислушиваясь к чему-то незримому.

Тонкий прерывистый голосок зазвучал вдруг совсем близко — тихий, едва различимый, но настойчивый: "Войд-иди-и..." За ним последовало резкое весёлое чириканье, похожее на писк сотен крошечных птиц, взметнувших крылья разом. Это был смех, лишённый радости, холодный и механический, рождающийся где-то глубоко в лесной чаще и разливающийся вокруг подобно серебристым ручейкам надломленных ветвей.

И движение — всегда краем глаза. Тени ползли по стволам, извиваясь, как дым. Что-то дышало за спиной — горячее, влажное, пахнущее медью и гнилью.

Но когда Гилен оборачивался — там ничего не было. Только лес. Только тьма. И чувство, что сюда нельзя было заходить.

Гилен увидел атаку еще до того, как она началась - Алый Взгляд отметил внезапный всплеск грязно-зелёной ауры в темноте между корнями. Его пальцы сжали рукоять меча на долю секунды раньше, чем из тени вырвалось нечто - бесформенная масса с десятком щупалец, каждая из которых заканчивалась костяным крюком.

Меч встретил атаку с резким звоном, искры вспыхнули в темноте. Сталь прогнулась под ударом, издав жалобный стон - Торин бы убил его за такое обращение с клинком. Но делать было нечего - лезвие держалось, а значит, битва продолжалась.

И тогда лес ожил по-настоящему.

Призраки материализовались из воздуха, их полупрозрачные формы колыхались как дым. Безмолвные, они не могли причинить физического вреда, но их ледяные пальцы тянулись к вискам Гилена, пытаясь влить в сознание чужие воспоминания - видения кровавых битв, крики умирающих, боль сотен незнакомых смертей. Это бы у них вряд ли получилось, но позволять им лезть в голову всё равно было нельзя.

Крылотени срывались с ветвей, их кожистые крылья шуршали как пергамент. Размером с кошку, но с когтями как бритвы, они сбивались в стайки и пикировали, оставляя на его руках тонкие кровавые полосы. Одна вцепилась в плечо, её игольчатые зубы пробили кожу, впрыскивая жгучую слюну.

Бармагисты вылезли из земли, их слепые морды с веером острых зубов хватали за ноги. Один вцепился в голень - боль пронзила ногу как раскалённый гвоздь. Гилен с силой стряхнул тварь, услышав хруст ломающихся костей.

Живые плющи опутали его руки, их липкие усики впивались в кожу, сжимаясь с силой удава. Каждое движение требовало нечеловеческих усилий - ветви тянули его к земле, к вечному сну под слоем гниющих листьев.

Пауки, чёрные и блестящие, размером с собаку, плевались липкой паутиной. Один плевок попал в лицо - слепящая боль, будто кислотой облили. Второй паук прыгнул с дерева, его ядовитые клыки блестели в тусклом свете.

Гилен рубил, резал, бил - его меч описывал смертоносные дуги, отсекая щупальца и крылья. Кинжал в левой руке находил глаза и глотки. Но их было слишком много. Каждый убитый монстр заменялся двумя новыми. Его дыхание стало тяжёлым, рубаха прилипла к спине от пота, а в горле стоял вкус крови и железа.

Он понял: долго не продержаться. Начал отступать к границе леса, пятясь шаг за шагом, но монстры не отпускали. Паутина опутала правую руку, сковывая движения - он с трудом разорвал её зубами, оставив на губах жгучую слизь.

Бармагист вцепился в голень, его зубы пробили кожу - Гилен с силой ударил рукоятью меча по его черепу, услышав хруст. Крылотень впилась в плечо, её когти вонзились в мышцы - он содрал её с себя, швырнув в наступающих пауков.

С последним усилием он рванулся вперёд, сквозь стену плющей, чувствуя как они рвут кожу - и вывалился на опушку, истекая кровью. Тело горело от десятков ран, но лес остался позади.

Тело горело. Яд растекался по венам, превращая кровь в жидкий огонь. Каждый удар сердца разносил яд дальше, жгучие волны боли прокатывались от кончиков пальцев до шеи.

Пот лился ручьями, смешиваясь с кровью из царапин, образуя розоватые лужицы на земле. Каждый мускул сводило судорогой - пальцы непроизвольно сжимались, спина выгибалась, челюсти смыкались так сильно, что звенело в ушах.

Но Гилен заставил себя сесть, опираясь на дрожащие руки. Он скрежетал зубами, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.

"Нужно... не выводить яд... а усвоить..."

Исток Крови внутри него взбунтовался - чужая отрава пыталась разорвать сосуды, она была необычной, чужеродной, и тело к такому не было готово.

Но Гилен заставил её работать. Сквозь боль, сквозь туман в сознании, он направлял яд внутрь, заставляя каждую клетку адаптироваться, перестраиваться, становиться сильнее.

Кровь кипела в жилах, пульсируя в висках горячими ударами. Мышцы дергались непроизвольно, как у повешенного в последних судорогах.

Сердце билось так бешено, будто хотело вырваться из груди, каждый удар отдавался болью во всём теле.

"Не... сдамся..."

Он не имел права умирать здесь. Не от этого. Не так.

Время перестало существовать. Оно растеклось, как лужа ртути, потеряв всякий смысл и форму.

Гилен сидел, скрестив ноги, погруженный в себя настолько глубоко, что не мог сказать - день сейчас или глухая ночь. Его сознание сузилось до микроскопической точки, где бушевала невидимая война. Кровь сражалась с чужим ядом, меридианы горели, как раскаленные провода под кожей, передавая волны мучительной боли.

Одна ошибка - и токсины разъедят каналы, превратив их в гниющую паутину.Одна ошибка - и Исток Крови будет отравлен, лишив его силы.Одна ошибка - и процесс станет необратимым, оставив лишь пустую оболочку.

Он сжимал зубы до хруста, челюсти свело так сильно, что казалось - вот-вот треснут коренные. Каждый удар сердца был под контролем, каждая капля яда - под пристальным вниманием. Тело не отвергало отраву, а перерабатывало, заставляя чужое стать своим.

И когда, наконец, баланс начал смещаться в его пользу - стало чуть легче. Но лишь чуть. Боль не ушла, она просто изменила свой характер - из режущей стала тянущей, из острой - глухой.

Сколько прошло времени? Часы? Сутки? Внешний мир перестал иметь значение.

Но в какой-то момент он ощутил это - тончайшую нить энергии, протянувшуюся сквозь его тело. Новый меридиан, рожденный в муках, выкованный в агонии.

"Меридиан Железного Жала".

Он пульсировал, как свежая рана, даруя устойчивость к ядам. В будущем, возможно, даже позволит превращать яд в оружие. Но цена была высока - он пожирал кровь из Истока, требуя постоянной подпитки для переработки ядов.

Гилен попытался изучить его подробнее, но сознание уже накрывала черная волна. Последнее, что он почувствовал - лицо, ударяющееся о пыльную землю, прежде чем тьма поглотила его полностью.

Солнце. Жгучее, беспощадное, оно прожигало веки даже сквозь закрытые глаза.Пыль. Она въелась в губы, скрипела на зубах, смешавшись с привкусом крови и железа.

Гилен открыл глаза, и первое, что осознал - не боль, а усталость. Глубокая, всепоглощающая, будто кто-то вычерпал его до дна. Каждый мускул ныл, каждое сухожилие кричало о перенапряжении.

Он поднялся с трудом, спина затрещала, как старый деревянный пол. В воздухе повис запах пота, крови и чего-то прогорклого - возможно, его собственного тела.

Меч лежал рядом, верный спутник. Лезвие было погнуто, зазубрено - придется нести кузнецу, если хочет сохранить оружие. Кинжал... сломан. Переломлен пополам, как сухая ветка. Гилен бросил его в кусты без сожаления - остался еще один, спрятанный в сапоге.

Одежда превратилась в лохмотья, едва прикрывающие тело. Но под ней... Кожа затянулась.

Меридиан Кровавый Шов сделал свое дело - раны закрылись, оставив лишь бледные шрамы, которые исчезнут через пару дней. Гилен провел пальцами по самым страшным повреждениям - укусу бармагиста на бедре, царапинам от плющей на руках.

"Будет болеть еще сутки".

Но он выжил. И стал сильнее. И лес все еще ждал его.

Рубиновые глаза за затемненными стеклами очков холодно оценивали изогнутые стволы, будто взвешивая шансы на новую попытку. Железное Жало вытянуло слишком много крови из Истока - теперь нужно время на восстановление.

"И новое оружие. А денег теперь почему-то не хватает".

Губы искривились в горькой усмешке. Вот ирония - бывший Вечный, когда-то способный переписывать реальность по своей воле, теперь считает медяки, чтобы купить маломальский клинок у городского кузнеца. Но задание нужно выполнять.

Отошел на безопасное расстояние от леса, разжег небольшой костер огнивом. Разложил плоские речные камни у огня, положил на них полоски вяленого мяса - жесткого, как кожаный ремень, но питательного. Достал мешочек со специями из Аргентайна - смесь перцев, сушеных трав и чего-то с глубоким дымным ароматом, что напоминало о далеких южных землях. Посыпал мясо, перевернул.

Запах разнесся мгновенно, заставив слюну наполнить рот.

Когда мясо подрумянилось, уложил его на лепешки, сверху - ломтики острого сыра с голубой плесенью. Первый укус - и желудок взвыл от благодарности, сжимаясь болезненно-приятными спазмами. Запил водой из фляги, чувствуя, как организм оживает, наполняясь силой.

После еды достал походный набор для починки. Иглой с прочной шелковой нитью заштопал разорванный плащ, залатал рубаху в местах самых заметных разрывов. Сапоги требовали больше работы - пришлось вспоминать, как Торин учил обращаться с кожей, натирая ее специальной мазью и аккуратно подшивая оторванные подметки.

"Если бы видел меня сейчас... наверное, ржал бы до колик".

Прошло несколько часов. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона. Гилен встал, потянулся, чувствуя, как затекшие мышцы наполняются теплом. Одежда сидела крепко, сапоги не скрипели и не натирали.

Подошел к кромке леса. Там, где кончалась зеленая трава и начинался кошмар. Огляделся, нашел скрытое место между корнями старого дуба - достаточно глубокое, чтобы спрятать вещи, но не настолько, чтобы их не найти при необходимости. Разделся, сложил одежду, рюкзак с припасами. Прикрыл камнями и свежесорванной травой.

"Если не вернусь - будут искать голого медного наёмника. Или не будут".

Исток наполовину полон. Но если поглощать кровь монстров...

Руки сжались в кулаки. Из суставов с хрустом выросли Кровавые Когти - пятнадцать сантиметров хрупкого, но смертоносного оружия, мерцающего в последних лучах солнца.

Шаг в тьму. Лес взревел от его вторжения, ветви заскрипели, будто протестуя против его возвращения. Крылотени - первыми. Гилен крутился, как вихрь, Когти рассекали тьму, оставляя за собой алые следы. Яд их клыков жгёл кожу, но Железное Жало гасило боль, превращая ее в далекий фоновый шум.

Бармагисты - из-под земли. Один - вспорот когтями от горла до брюха, внутренности вывалились на лесную подстилку. Второй - добит точным ударом ноги в висок, череп хрустнул, как скорлупа. Кровь брызнула, теплая и густая.

Гилен прошептал древние слова: "Хар-Гаал".

Кровь ожила. Поднялась алым туманом, закрутилась спиралью вокруг его рук, впиталась в кожу, наполнила Исток свежей силой. Чистая. Добытая в честном бою.

Теперь - дальше. Глубже. К пещере. К проклятию. К ответам.

Лес изменился - не просто ожил, а преобразился в нечто чужеродное. Те, что притворялись деревьями - древоборцы - внезапно вытянули ветви, превратив их в гибкие хлысты из живой древесины. Каждая ветвь покрылась острыми шипами, рвущими плоть при малейшем касании.

А потом земля затряслась. Из трещин выползли кристалломорфы - существа из сросшихся минералов, их тела переливались холодным бирюзовым светом. Их движения были неестественно резкими, как у марионеток.

Один щёлкнул, словно разряженный конденсатор - и молния вздыбила воздух перед Гиленом, опалив кожу едким запахом озона. Волосы на его руках встали дыбом.

Другой выплюнул шрапнель из острых камней - осколки просвистели в сантиметрах от лица, оставив на щеке тонкую кровавую полоску. Гилен крутился как волчок, рубил древоборцев, рвал когтями кристалломорфов - но их было слишком много. Ветви хлестали, оставляя на его спине кровавые полосы. Кристаллы жгли кожу электрическими разрядами.

Яд снова пульсировал в крови, но теперь Железное Жало работало как часы - превращая отраву в топливо. Каждое убитое существо давало новую кровь. Каждая капля питала Кровавый Шов, затягивая раны почти мгновенно.

Но...Их было слишком много.И лес, казалось, бесконечен.

— Жёванный баг! — вырвалось у Гилена сквозь стиснутые зубы. Кровь капала из носа, смешиваясь с потом на губах.

— Уродливее этой сборки может быть только гнилая пучина межсетевых ошибок! — Его ругательства, полные чужеродных этому миру терминов, звучали диссонансом среди древних деревьев.

Но лес не понимал. Он только атаковал с новой яростью.

Гилен начал отступать, используя тела поверженных монстров как живые щиты. Новая тактика - не убивать, а прорываться. Древоборцы тянулись за ним, но он резал их ветви одним точным движением, не давая схватить. Кристалломорфы стреляли камнями - он уворачивался, используя стволы как укрытие.

Перед самым выходом она появилась - Шептунья. Дух Леса принял облик миловидной девушки с бледной кожей и глазами, глубокими как тёмные озёра. Её волосы шевелились сами по себе, как корни.

— Ты не должен уходить... — её голос был шелестом осенних листьев под ветром.

Гилен злобно посмотрел на неё - и прошёл мимо, не снижая темпа. Его взгляд говорил яснее слов: "Попробуй останови".

Она не стала преследовать. Он вывалился из Леса, развеяв Кровавые Когти с облегчением. Тело горело - в Истоке оставалось критически мало крови. Остаточный яд снова поднимал температуру, заставляя кожу пылать.

Гилен рухнул на землю, тяжело дыша. Его грудь вздымалась, как кузнечные мехи. Глаза закрылись на секунду - веки казались свинцовыми.

"Нужны... союзники".

Мысль была горькой, как полынь. Ему было привычнее справляться одному. Но сейчас...

"Нужно найти тех смертных. Наёмники. Тех, кто захочет заработать на этом контракте".

Один - он не справится. И это... раздражало больше всего. Его пальцы впились в землю, вырывая клочья травы.

Гилен шагал, проклиная каждый камень, каждую кочку на своем пути. Его босые ноги с силой вдавливались в грунт, оставляя за собой четкие отпечатки, будто он намеренно метил дорогу для тех, кто мог идти следом.

Он вернулся к схрону между корнями дуба, где оставил свои вещи. Погнутый меч лежал там же, где был брошен - Гилен резко поднял его, осмотрел повреждения и с недовольным фырканьем пристроил на пояс, чтобы не болтался. Надел шляпу, смахнув с нее пыль, поправил очки на переносице. Каждое движение было резким, угловатым - будто он ссорился с собственной амуницией, наказывая ее за свое поражение.

Дорога к городу вилась перед ним ленивыми петлями, словно насмехаясь над его спешкой. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, рисуя на земле насмешливые узоры.

"Великий падший Вечный, поверженный деревьями. Какой позор". - мысль жгла сильнее, чем раны.

Солнце светило слишком ярко, слишком навязчиво. Воздух пах нагретой хвоей и дорожной пылью - обыденно, пошло, будто мир специально подчеркивал ничтожность его проблем. Даже птицы щебетали как-то назойливо, их трели резали слух, как тупой нож.

Каждый шаг отдавался в висках тупым раздражением, с каждым вздохом гнев копился где-то в глубине грудной клетки, тяжелым комом.

Припасы кончились. В рюкзаке остались лишь крошки от лепешек да пустая фляга.

Гилен сидел у костра, поворачивая на самодельном вертеле тощую тушку кролика - добытого с неожиданным трудом. Его пальцы, привыкшие держать оружие, неуклюже управлялись с простой палкой. Мясо подгорало с одной стороны, издавая треск и дымясь.

"Раньше я стирал миры. Теперь вот - жарю кроликов". - горькая усмешка искривила его губы.

Он злобно ковырнул мясо ножом - клинок легко проткнул верхний слой, обнажив розоватую, недожаренную плоть внутри.

Съел всё равно. Жевал медленно, чувствуя, как жесткие волокна сопротивляются зубам. Запил водой из ручья - холодная влага смыла вкус крови и пепла. Набрал воды там же.

Раздражение не уходило. Но теперь оно было... другим - более глубоким, более сложным.

Он ловил себя на том, что думает о них. О Миаре с ее вечными вопросами. О старике Марике. Даже о "Пламенном Щите" - этих шумных, нелепых наемниках. О кашей этой подгоревшей...

"Я ничего им не должен". - повторял он себе снова и снова.

Но это не помогало. Будто где-то за грудиной застрял осколок - острый, не дающий забыть:"Обещал разобраться с последствиями убийства лорда. Оставил камни на хранение. Не предупредил, что ухожу. Ну и что?"

Глупость. Чистейшая глупость. Они - смертные. Временные. Мимолетные. А он...

"Падший. Но всё равно - не их уровня".

Но почему-то мысль о том, что они могут решить, будто он сбежал, бросил их... раздражала сильнее всего. Он резко вскочил, с силой швырнув камень в ближайшее дерево. Удар разнесся эхом по лесу, вспугнув птиц. Но облегчения не принесло.

Только теперь он понял - это не просто раздражение. Это что-то другое. Что-то, чего он не испытывал никогда. И от этого осознания стало только хуже.

Он шагал по дороге, угрюмо оправдываясь перед самим собой, будто вел внутренний суд над своими чувствами:

"Смертные сами придумывают себе лишнее. Ожидают. Привязываются. А потом разочаровываются".

Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы на загрубевшей коже. Но раздражение уже выгорело, оставив после себя лишь тянущую, непривычную грусть - странное чувство, будто в груди образовалась пустота, которую он не знал, чем заполнить.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в блёклые оттенки выцветшей акварели - бледно-розовые, сиреневые, с грязноватыми прожилками облаков. Деревья стояли неподвижно, их листья поникли, будто уставшие от собственного существования. Даже птицы молчали, нарушая привычный порядок вещей своим неестественным безмолвием.

Воздух был тёплым, но не согревающим - словно все тепло мира ушло куда-то, оставив лишь его бледную имитацию. Гилен шёл, чувствуя, как камешки скрипят под сапогами, как пыль оседает на потертые голенища.

"Как будто весь мир вдруг потускнел".

Мысль пришла неожиданно, заставив его на мгновение замедлить шаг. Он огляделся - ничего не изменилось, но все вокруг казалось каким-то... приглушенным.

Солнечный Причал встретил его оглушительным шумом - крики грузчиков, звон монет в кошельках торговцев. Запахи жареной рыбы, смолы и морской соли смешивались в густой коктейль, бьющий в нос.

Гилен сразу направился к кузнецу - низкорослому коренастому человеку с закатанными рукавами, обнажающими руки, покрытые шрамами от искр и ожогов. Лицо кузнеца было вечно хмурым, будто он постоянно размышлял о несовершенстве мира.

— У меня меч погнулся, затупился и тут вот пара сколов. Сколько возьмешь за починку и сколько займет времени?

Кузнец взял меч, покрутил в мозолистых руках, фыркнул, оценивая качество стали:

— Хорошая сталь... Возьму десяток серебра. Сделаю завтра. Сейчас заказ для гильдии доделываю.

Гилен кивнул и ушёл, не торгуясь. В другое время он бы, возможно, поторговался - но сейчас ему было все равно.

В таверне он заказал мясную похлёбку с тёмным хлебом - густую, с кусками баранины, и кружку холодного пива. Еда оказалась на удивление вкусной - горячей, насыщенной, с дымным послевкусием копченого сала и тмина. Пиво - горьковатым, но освежающим, с легким хмельным ароматом.

Гилен ел медленно, никуда не торопясь, чувствуя, как тепло разливается по телу. Впервые за долгое время он позволил себе просто... быть. Без мыслей о битвах, без планов, без этой вечной спешки.

Какая-то девушка подсела без приглашения - рыжеволосая, с яркими губами, окрашенными в цвет спелой вишни, и слишком настойчивым взглядом. Ее платье было достаточно открытым, чтобы привлекать внимание, но не настолько, чтобы выглядеть вульгарно.

— Ты выглядишь уставшим, красавчик. Угостишь вином?

Гилен не ответил, просто доел похлёбку, делая вид, что не замечает ее.

— Молчаливый, да? Мне нравятся молчаливые мужчины, - она наклонилась ближе, ее духи пахли слишком сладко. — Они обычно... темпераментные.

Гилен отодвинул тарелку, но все же из любопытства заказал вина. Она попросила принести креплёного - крепкого, с пряным послевкусием.

Она говорила много - о том, какая сегодня душная погода, о новых торговцах в городе, о том, какая она "добрая" и "весёлая", как любит баловать мужчин.

Но её пальцы то и дело касались его руки, а бокал Гилена наполнялся быстрее, чем её собственный.

"Яд? Нет, просто алкоголь".

Железное Жало нейтрализовало его без усилий, превращая в пустое тепло в животе.

— Пойдём наверх? Там... уютнее.

— Нет.

Она надула губы, сделала обиженное лицо, будто он оскорбил ее самым страшным образом.

— Ну пожааалуйста! Я могу быть очень... благодарной.

— Нет.

— Ой, да ладно тебе! Ты же видишь, какая я...

— Я сказал нет.

Тогда она резко встала, громко хлопнула ладонью по столу, опрокинув бокал:

— Джорджи, вот этот грубиян назвал меня мармыжкой!

Четверо здоровенных бугай у стойки разом повернулись, их лица исказились в гневе.

Их взгляды говорили: "Сейчас тебе будет очень больно".

Гилен вздохнул, отодвинул тарелку, медленно поднялся.

"Ну вот. И с чего они решили, что я лёгкая добыча?"

Его пальцы уже постукивали по рукояти ножа, спрятанного за поясом.

Четверо здоровяков обступили столик, их массивные тени слились в одну сплошную темноту, накрыв Гилена, словно грозовая туча перед ливнем. Девушка - Софи - стояла чуть поодаль, облокотившись на стойку, ее пальцы нервно перебирали край платья. На губах застыла довольная ухмылка, но глаза бегали от одного бугая к другому, будто подсчитывая возможную выгоду.

Самый крупный из нападающих - широкоплечий детина с лицом, изуродованным шрамами от давних потасовок - уперся ладонями в стол. Дубовая столешница жалобно скрипнула под его весом.

— Эта красотка — наша сестрёнка. — Его голос звучал хрипло, будто пропущенный через гравий. — И если кто-то её обижает, то должен заплатить. Деньгами... или здоровьем. — Он щелкнул костяшками пальцев, издав характерный сухой треск.

Гилен слегка сморщился, его ноздри дрогнули. От бугая несло луком, перегаром вчерашнего эля и дешёвым табаком, перемешанным с потом. Запах был настолько густым, что казалось, его можно порезать ножом.

— Она бесплатно выпила вина. Этого достаточно. — Его голос был спокоен, ровен, но в последнем слове явно читалась провокация, тонкий вызов, брошенный с холодной расчетливостью.

Трактирщик, массивный бородач с руками, покрытыми татуировками, рявкнул со стойки:

— На улицу, если собрались драться! Иначе стража разберётся, и мне плевать кто что начал! — Он швырнул на пол тряпку, которой только что вытирал кружки, подчеркивая свою решительность.

Гилен молча поднялся, его движения были плавными, почти ленивыми. Он поправил поля шляпы, выравнивая их с привычной тщательностью, и вышел, не удостоив бугаев даже взглядом. Те двинулись следом, переглядываясь между собой — этот тощий тип в очках явно не понимал, в какую переделку вляпался.

Узкий переулок, тусклый свет фонарей, едва пробивающийся сквозь копоть и грязь. Гилен остановился, медленно повернулся к ним, его тень удлинилась, сливаясь с общим мраком.

— Ну что, парни? Хотите денег? Или просто показать, какие вы крутые? — Его голос звучал почти скучающе.

— Ты, щенок, ещё и умничаешь?! — зарычал самый крупный, которого товарищи звали Гризли. Его кулаки сжались, костяшки побелели от напряжения.

— Нет, просто констатирую факт. Четверо здоровых идиотов против одного уставшего путника. Какая храбрость. — Гилен намеренно сделал паузу, давая словам просочиться в их сознание. — Или вы привыкли только к тем, кто не может дать сдачи?

— Ты, сука, нам сейчас заплатишь! — другой, с татуировкой скорпиона на шее, шагнул вперёд, его рука уже тянулась к ножу за поясом.

— А что, если я скажу, что ваша сестрёнка сама ко мне подсела, а теперь просто разводит на деньги? — Гилен наклонил голову, наблюдая, как его слова находят цель.

— Ты оскорбил меня, ублюдок! — закричала Софи, но в её голосе уже слышалась нотка неуверенности, а пальцы судорожно сжали край платья.

Гилен усмехнулся, уголки его губ приподнялись в холодной усмешке.

— Ладно. Тогда давайте так: я дам вам один совет. Бегите. Пока можете.

Гризли фыркнул, его лицо покраснело от ярости.

— Охренел, да?!

— Нет. Просто не хочу потом объяснять страже, почему четверо трупов валяются в переулке. — Его голос оставался спокойным, почти дружелюбным, но в глазах вспыхнул план действий, который видел их уже поверженными.

Слова Гилена стали последней каплей.

Гризли рванулся первым — его кулак, размером с кувалду, полетел в лицо Гилена, обещая разбить его в кровь.

Но тот будто растворился в воздухе, заранее уйдя от удара с легкостью, которая граничила с неестественностью. Удар прошёл в пустоту, а Гилен уже стоял сбоку, его голос прозвучал прямо у уха Гризли:

— Медленно.

Скорпион попытался схватить его со спины — но получил локтем в челюсть. Хруст костей, смешанный с хриплым выдохом, и тело рухнуло на землю, как мешок с песком.

Третий бросился с ножом — лезвие блеснуло в тусклом свете фонарей. Гилен ловко увернулся, поймал его руку и резко дёрнул. Сухожилия растянулись, сустав вышел из паза с отвратительным щелчком. Вопль боли разорвал тишину переулка.

Четвёртый замахнулся бутылкой — но она разлетелась о стену, потому что Гилен уже бил прямо в солнечное сплетение, с такой точностью, будто заранее знал каждый мускул противника. Бугай сложился пополам, захрипел и рухнул, обхватив живот руками.

Гризли ошарашенно оглядел своих поверженных братьев, его лицо выражало смесь ярости и непонимания. Он снова рванул вперёд — и получил удар ногой в колено. Хруст, рев, падение. Его огромное тело рухнуло, как подкошенный дуб.

"Десять секунд. Не больше".

Софи смотрела. Сначала — с предвкушением, ее губы растянулись в ухмылке. Потом — с недоумением, брови поползли вверх. А теперь — с ужасом, ее пальцы впились в собственные руки, оставляя красные следы.

Гилен поправил шляпу, его дыхание даже не участилось. Он взглянул на неё, его глаза за стеклами очков казались абсолютно пустыми.

— Вино было неплохим. Жаль, что обслуживание подкачало.

И развернулся, чтобы уйти, оставив за спиной стоны поверженных бугаев и тихий шепот девушки:

— Кто ты такой...?