Рубиновый рассвет. Том II

Глава 14

Одиннадцать долгих, кровавых дней с тех пор, как Сухонь отвела охотников, дав ему шанс ускользнуть. Одиннадцать ночей, проведённых в беге, в драке, в страхе, что каждый шаг может стать последним.

Гилен провёл ладонью по лицу, стирая с него усталость. Его пальцы дрожали — не от слабости, нет, а от того, что внутри него бушевала Сила, та самая, что пульсировала в двадцати рубинах, лежащих у него в кармане.

Он сжал один из них, ощущая, как тот отзывается жаром, будто живое сердце, вырванное из груди.

"Если хотя бы один попадёт в чужие руки..."

Мысль обожгла его, как раскалённое железо. Покоя ему не видать. Никогда.

Холодные каменные стены сжимали его, как каменные объятия давно забытого бога. Воздух был сырым, пропитанным запахом плесени и чего-то древнего, почти первобытного.

Тьма. Абсолютная, непроглядная. Для обычного человека — ловушка. Для него — идеальное убежище.

В углу, где камень образовывал нечто вроде ниши, лежала потрёпанная сумка. Внутри — поджаренное мясо, если не смотреть на обугленные края, оно даже казалось съедобным, и два бурдюка с водой. Но сейчас Гилену было не до еды.

На полу пещеры, там, где камень был гладким от тысячелетних водных потоков, раскинулся символ. Не просто рисунок. Выведенный не краской, не мелом — кровью. Жертвенной кровью лежащих связанных разумных.

Тридцать наёмников, ещё живых, лежали в узловых точках узора. Их руки и ноги были перетянуты кожаными ремнями, впивающимися в плоть. Рты не были закрыты, чтоб они могли свободно издавать звуки.

Одни рычали, выкрикивая проклятия на всех языках, какие только знали. Их глаза горели ненавистью, а вены на шеях вздувались, как канаты.

— Ты сдохнешь в муках, ублюдок! — хрипел один, выплёвывая кляп вместе с кровью.

Другие умоляли. Слёзы катились по их грязным щекам, смешиваясь с пылью и потом.

— Пожалуйста... у меня семья... — шептал другой, и в его голосе дрожала настоящая, животная мольба.

Третьи молчали. Они сжимали зубы, но страх в их глазах был очевиден. Они уже знали — надежды нет. Гилен прошёлся между ними, равнодушный, как сама смерть. Его пальцы разжимались один за другим, и рубины падали в ключевые точки Круга. Касаясь земли, они начинали пульсировать ярче. Круг засветился. Тускло. Кроваво.

Гилен снял одежду. Медленно, аккуратно, будто готовясь не к ритуалу, а к священному омовению. Сложил её в стороне. Его тело было картой сражений — шрамы пересекали кожу, как дороги на старой бумаге. Свежие раны ещё сочились, старые — белели, напоминая о прошлых ошибках.

Он шагнул в центр Круга. Кровь под его босыми ногами забурлила. Рубины забились чаще, как сердца перед смертью. Гилен закрыл глаза.

— Пора.

Камень под босыми ногами Гилена был холодным, почти ледяным, но он не дрогнул. Медленно, с почти ритуальной точностью, он опустился в центр Круга, скрестив ноги. Его пальцы выпустили Кровавые Когтей — лезвия, отточенных не в кузнице, а из уплотненной крови. Они блеснули тусклым багровым светом, будто жаждали впиться в плоть.

И Рубин начал на себе рисовать кровавые узоры. Первое движение — лезвие коснулось лба. Острая, почти сладкая боль пронзила кожу, и кровь хлынула тонкой струйкой, стекая по переносице, смешиваясь с потом. Он не моргнул.

Второй порез — на груди, глубокий, до кости. Третий — на животе, медленный, будто он наслаждался каждым мгновением страдания. Четвертый и пятый — на плечах, шестой и седьмой — на бедрах. Каждая новая руна жгла, как раскаленный металл, но Гилен лишь стискивал зубы, чувствуя, как боль нарастает, как волна, готовая его смыть.

К восьмой и девятой — на икрах — его дыхание стало прерывистым, а к десятой, вырезанной на подошвах ног, он еле сдерживал крик. Эта была единой и двойной одневременно, и завершающей. Зубы сжались до хруста, вены на шее вздулись, как канаты, но рука не дрогнула.

С первой руной воздух в пещере сгустился, наполнившись тихим, дрожащим стоном. Пленники зашевелились, словно почувствовав незримую угрозу.

К пятой — стоны переросли в дикие вопли. Один из наемников, крепкий мужчина с перекошенным от ужаса лицом, рванулся, пытаясь разорвать путы, но кожа на его запястьях лишь лопнула, обнажив мясо и сухожилия.

К десятой — начались конвульсии. Тела дергались, как марионетки в руках безумного кукловода. Изо рта хлынула пена, глаза закатились, оставляя лишь белые, дрожащие белки. Кожа трескалась, как пересохшая глина, и сквозь трещины сочилась кровь — густая, темная, почти черная.

Они чувствовали, как их жизненная сила вытягивается, как Круг зовет ее, требует, впитывает.

Гилен поднял голову. Его губы дрогнули, и первый слог сорвался с языка, тяжелый, как удар молота:

— Хар-Гаал ан-Назгур вен-Хем-Рун!

Голос раскатился по пещере, ударяясь о стены, отражаясь, множась. Каждое слово было как нож, вонзающийся в саму реальность.

— Трикс-хаар дар’ак!

Воздух затрепетал.

— Вен-кхал дар’мур!

Кровь на полу закипела.

— Хар-Гаал ан-Назгур вен-Хем-Рун!

Рубины вспыхнули, осветив пещеру алым заревом.

— Дар’ак мор’тул, дар’мур хал’тул!

Тела жертв затряслись сильнее, кости начали ломаться с хрустом сухих веток.

— Кхаар’тул ан-Назгур, Хем-Рун ан-Хар-Гаал!

Последние слова повисли в воздухе, и наступила тишина, громкая настолько, что заложило бы уши.

А потом началось. Кровь жертв вытекала через поры, глаза, уши, ноздри, рты — будто сама плоть открывала путь для нее. Алые ручьи стекались в Круг, змеясь по вырезанным канавкам, питая рубины, которые пульсировали все ярче, все ненасытнее.

Тела усыхали. Кожа трескалась, обнажая мышцы, которые тут же чернели и рассыпались. Кости крошились, превращаясь в мелкий серый пепел.

Кровавые рубины вспыхнули так ярко, что на мгновение ослепили. Поднялись в воздух, вращаясь, как капли расплавленного металла, и свет их освещал искаженные лица умирающих — последние гримасы ужаса, застывшие навеки.

Кровь втягивалась в камни, насыщая их Силой, делая их почти живыми.

Руны на теле Гилена закровоточили, сливаясь с кровью Круга. Каждая пульсировала, впитывая энергию, и Гилен чувствовал, как она течет по его венам — горячая, густая, невыносимая.

Жертвы рассыпались в пепел. Рубины источали густую кровь, которая стекала вниз, вливаясь в руны Гилена. Круг исчез — вся кровь ушла в его тело.

Рубины потускнели, став хрупкими хрусталиками, мертвыми и пустыми. Руны затянулись, не оставив шрамов. Даже старые раны исчезли, будто их и не было.

Гилен пошатнулся. Глаза закатились. И он рухнул без сознания.

Тьма. Тишина. Покой... пока не наступит пробуждение.

Интерлюдия: Сайлос де Сильва

Корабль "Попутный Ветер" скользнул к причалу с изяществом, неожиданным для его размеров. Паруса, еще минуту назад натянутые, как струны, под напором яростного морского ветра, теперь обмякли, покорно сложившись. Пять дней. Всего пять дней пути — и это при капризах осеннего моря, которое то штормило, то затихало, словно дразня капитана.

Сайлос де Сильва сошел на берег, ощущая под ногами твердость деревянных досок после долгих дней качки. Его пальцы машинально поправили очки — тонкие, изысканные.

Город раскинулся перед ним, сверкая на солнце золотыми шпилями храмов, утопая в зелени виноградников, что карабкались по холмам. Торговцы наперебой зазывали покупателей, их голоса сливались в пестрый гул, а улыбки были такими же яркими, как разложенные на прилавках фрукты.

"Контрасты..." — подумал Сайлос, медленно выдыхая. — "Снаружи — благополучие, богатство, радушие. Внутри — грязь переулков, шепот заговоров, предательство, замаскированное под дружеские объятия, и кровь, что рано или поздно проливается в тени этих самых золотых шпилей. Как везде".

Он шел по улицам, не обращая внимания на толпу. Его шаги были размеренными, но в них чувствовалась скрытая напряженность — словно пружина, готовая разжаться. Дом Джилиана де Вуста стоял на одной из центральных улиц, недалеко от площади. Обычно в это время его друг уже ждал у порога, с неизменной ухмылкой и бокалом вина в руке.

Но сегодня дверь была заперта. Сайлос нахмурился, толкнул ее плечом — замок не поддался. Окна лавки "Серебряная нить", где Джилиан торговал одеждой и тканями, были темными, пустыми.

Штаб-квартира инквизиции, расположенная в соседнем здании, тоже молчала. Ни записок, ни следов, ни даже обычного шума голосов за дверями.

"Неужели ослушался?" — в голове Сайлоса мелькнула мысль, и он почувствовал, как в груди защемило. — "Полез за Рубином в одиночку?"

Капитан Рейнард Вальгор встретил его в своем кабинете, заваленном бумагами. Его лицо, изборожденное шрамами и морщинами, не выражало ничего, когда он протянул Сайлосу отчет.

— Ваш коллега действительно пытался задержать Маркуса, самостоятельно, — голос капитана был ровным, будто он докладывал о погоде. — К сожалению, его тело нашли среди нанятых им людей. Сожалею.

Сайлос не дрогнул. Ни мускула на его лице не дрогнуло. Но пальцы слегка сжали край стола, прежде чем он взял отчет.

В блокноте, который он всегда носил с собой, появилась новая запись. Аккуратная, выведенная четким почерком:

"Джилиан. Твоё упорство тебя подвело, а я должен был предупредить более убедительно. Прости".

Он вышел из здания полиции, и солнце ударило ему в глаза, заставив на мгновение прищуриться.

"Надо было написать яснее, — подумал он, пряча блокнот во внутренний карман. — Например, "Не приближаться без десяти отрядов".

Но было поздно. Сайлос закрыл блокнот, повернулся и направился в свою штаб-квартиру — небольшой офис в торговом квартале, замаскированный под контору по импорту алхимических ингредиентов.

Дверь закрылась за ним с тихим щелчком. Работа только начиналась.

‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗

Тьма расступилась перед его взором, как завеса, разорванная невидимой рукой.

Гилен открыл глаза. Раньше в этой абсолютной темноте он был слеп, как все смертные — теперь же пещера предстала перед ним в мельчайших деталях. Каждый камень, каждая трещина в стенах, каждый неровный выступ — все было видно с неестественной, почти пугающей четкостью. Будто сама тьма стала прозрачной для его нового взгляда.

Где-то далеко за поворотом журчал подземный ручей. Звук, который раньше он не услышал бы даже при полной тишине, теперь был ясен, как колокольный звон.

Ноздри вздрогнули — в воздухе витал тяжелый, сладковато-гнилостный запах. Поджаренное мясо в сумке успело протухнуть.

— Неделя... — его голос прозвучал непривычно глубоко, с новыми обертонами. — Меньше не могло пройти.

Он закрыл глаза, сосредоточившись на Истоке Крови внутри себя. Раньше Сила сочилась по капле — скупой, едва ощутимой струйкой. Теперь же она текла ровным, хоть и тонким, ручейком. Чище. Гуще. Сильнее.

— Ритуал удался. — Он усмехнулся, ощущая, как меняется тембр его голоса. — Даже слишком.

Медленно, с непривычной грацией, он потянулся, чувствуя каждую мышцу, каждый сустав. Тело стало другим — гибким, послушным, наполненным скрытой мощью.

— Рубин... — произнес он вслух, пробуя слово на вкус. — Неплохо звучит.

Имя уже прижилось в этом мире. Оно было удобным.

— Пусть так и будет.

Одежда легла на тело по-новому — ткань не скрипела, не стесняла движений. Он встряхнул сумку, высыпав протухшее мясо на камень. Оно шлепнулось в лужу застоявшейся воды, подняв волну затхлого запаха.

На месте ритуала лежали двадцать хрустальных кристалликов — пустых, но красивых, переливающихся в темноте слабым бледным светом.

— Какой-нибудь алхимик купит. Или ювелир. — Он поднял один, покрутил перед глазами. — Смертные любят блестяшки.

Неожиданно для себя хмыкнул — и тут же нахмурился.

— И когда я начал думать о заработке, как они?

Тело было легким, словно лишенным веса. Мышцы отзывались мгновенно, без привычной задержки. Суставы двигались бесшумно, плавно, без скрипа и напряжения. Даже дыхание изменилось — глубже, ровнее, будто легкие теперь могли вместить в разы больше воздуха.

Он сжал кулак — и почувствовал, как Сила пульсирует в жилах, готовая вырваться наружу.

— Не просто удачный ритуал. — Его губы растянулись в улыбке, в которой не было ничего человеческого. — Идеальный.

Гилен шагнул в темноту, даже не задумываясь о пути.

Лабиринт пещер, который раньше мог сбить с толку даже его, теперь был как открытая книга. Каждый поворот, каждый спуск, каждый опасный участок — все отпечаталось в памяти с неестественной точностью.

— Пора возвращаться. — Он бросил последний взгляд на пещеру, где обрел новую силу. — У меня есть что проверить.

Тьма сомкнулась за его спиной, но теперь она была ему не помеха. А только союзник.

Гилен медленно разжал ладони, наблюдая как между пальцами начинают струиться алые волны Кровавого Тумана. Сначала это были лишь тонкие дымчатые прожилки, но с каждой секундой клубы становились плотнее, насыщеннее, пока не образовали плотное багровое облако радиусом в три метра.

"Десять минут полной концентрации..." - мысленно отметил он, чувствуя как Сила постепенно истощается. Вены на висках пульсировали, но теперь - ровно, без болезненных спазмов, которые мучили его раньше.

Переключившись на облегчённый режим, он наблюдал как кровавая туча превращается в лёгкую дымку, обволакивающую тело подобно второму кожному покрову. Эта пелена не требовала усилий - она стала продолжением его самого, естественной как дыхание.

"Идеальная маскировка. И защита от любопытных взглядов", - губы Гилена искривились в усмешке. Резким движением он втянул туман обратно, и клубы послушно устремились внутрь, оставляя после себя лишь слабый запах железа.

Пещера словно сопротивлялась его уходу. Низкие своды нависали угрожающе, заставляя то и дело пригибаться. Вода в лужах была ледяной, цепкой - каждый шаг отзывался холодом, проникающим сквозь подошвы. Но через час упорного продвижения впереди забрезжил слабый сероватый свет - как обещание свободы.

Выйдя наружу, Гилен замер, впитывая ночную картину. Его новые глаза превратили тьму в серебристо-серый гобелен, где каждый лист, каждая ветка были видны с невероятной чёткостью. Лунный свет струился между крон, рисуя на земле причудливые узоры.

Тишину ночи нарушал лишь тихий шёпот леса: лёгкий шелест листьев, едва слышное цоканье лапок пробирающихся через траву мелких зверьков да осторожный хруст веточек под чьей-то невидимой поступью — будто мир погружён в волшебную дрему, где звуки звучат приглушенно, бережно храня покой звёздной мглы над головой.

И только едва уловимое потрескивание древесной коры, сжимающейся от ночного холода. Он глубоко вдохнул всей грудью, наслаждаясь многослойностью лесного аромата: острая хвоя сосен вперемешку с нежной сладостью пихтовых ветвей, терпкий дымок влажного мха, нежно преющий запах опавших осенних листьев, и едва уловимая металлическая нотка прозрачного родника где-то вдали.

И... что-то ещё. Едва уловимое, но знакомое.

"Дымок. Человеческий лагерь?" - брови Гилена чуть приподнялись. В воздухе витала едва уловимая угроза.

Длинные пальцы достали из кармана круглые черные очки. Стекло было специально затемнено - достаточно, чтобы скрыть неестественный рубиновый блеск глаз, но не мешать зрению.

"Пусть смертные видят только то, что им положено", - прошептал он, поправляя оправу. Теперь он выглядел как обычный путник.

Три часа спустя, едва небо на востоке окрасилось нежной дымкой рассвета, он вышел на просёлочный тракт. Дорогу щедро украсили глубокие борозды, оставленные тяжёлыми колёсами телег. А впереди, среди мягкой предрассветной мглы, мерцал таинственный золотой лучик: там двигался чей-то караван.

Гилен обернулся. Солнечный Причал остался где-то позади, вместе с воспоминаниями о ритуале. Впереди же маячил новый город. Новые испытания. Новые возможности.

Гилен шагал по широкому тракту, утоптанному тысячами колес и копыт. Дорога, как живая вена, тянулась к сердцу континента — Альдерсгейму, гигантскому торговому мегаполису, где сходились все нити, все пути, все тайны. Здесь можно было купить все: от древних артефактов, запрещенных в десятке королевств, до душ неосторожных авантюристов, слишком доверчивых или слишком жадных.

Название города он узнал от Сухони, как и ее совет: "Если хочешь затеряться — иди туда. Если хочешь найти что-то — ищи там".

Тело напоминало о себе легким голодом — тупым давлением под ребрами. Теперь оно могло питаться не только грубой пищей смертных. Кровавые Клыки, сформированные из уплотненной крови, могли разрывать плоть, впитывая жизненную силу жертв. Но пока — обычная еда.

Его облик поражал утончённой загадочностью: широкополая шляпа, укрывала глаза, отбрасывая тени на острые скулы и тонкий нос хищника. Длинный черно-серый плащ волочился за ним тяжёлым шлейфом, будто скрывая тайну смертельного оружия и кошачьей ловкости, неслышной даже ветру. Круглые дымчатые очки, отражающие мир мутноватым зеркалом, приковывали взгляд своей обманчивостью, они показывали скорее усталого путника, хотя истинное зло таилось совсем рядом.

Алебарду он оставил в пещере — теперь его оружием были Кровавые Когти, выраставшие на пятнадцать сантиметров. Алый Взгляд простирался на двести метров.

Впереди, у обочины, остановился караван. Люди суетились вокруг повозок, разводили костер, перебрасывались усталыми шутками. Видимо, шли всю ночь — глаза у них были красными от недосыпа, а движения замедленными.

Гилен ускорил шаг. Спустя полчаса он подошел к месту стоянки. Двое стражников выдвинулись навстречу — запыленные, в потертых доспехах, с мечами на бедрах. Один потирал забинтованную руку, другой щурился, всматриваясь в приближающуюся фигуру.

— Ты кто такой? — хрипло спросил первый, останавливаясь в паре шагов. Голос его был грубым, но без настоящей угрозы — просто усталая формальность. — Чего надо?

— Иду в Альдерсгейм, — спокойно ответил Гилен. Голос его звучал ровно, без вызова, но и без подобострастия. — Думал присоединиться для безопасности. Сражаться умею. И с монстрами тоже.

Стражники переглянулись. Взгляд второго скользнул по плащу, шляпе, остановился на очках.

— Как звать-то?

— Гилен.

— А очки зачем?

Гилен пожал плечами, уголок его рта чуть дрогнул.

— Штраф на Ночное Зрение.

Один из стражников хмыкнул, повернулся и крикнул в сторону костра:

— Капитан!

Из группы купцов отделился крепкий мужчина с седыми висками и мечом на бедре. Его лицо было изборождено морщинами и шрамами, а глаза — холодными, как сталь. Он молча оценил Гилена, взгляд скользнул от шляпы до сапог, будто взвешивая угрозу.

— Стражи у нас хватает, — наконец сказал он. Голос был низким, привыкшим к повиновению. — Но за плату можешь идти с нами.

— Сколько?

— Десять серебра.

Гилен медленно достал кошелек, не торопясь отсчитал монеты. Капитан поймал одну на лету, проверил зубом, кивнул.

— Проходи. У последней повозки место есть. Он махнул рукой в сторону конца каравана. — Еду не даем — ешь свои припасы. Если не хватит, можешь купить у торашей, они с радостью продадут и еду, и воду, и за отдельную плату пустят переночевать.

Гилен кивнул. Ему не нужна была их еда. Не нужен был их разговор. Ему нужна была только тень, чтобы слиться с толпой.

Он подошел к последней повозке, где теснились небогатые торговцы и уставшие путники — те, кому не хватило монет на комфорт в голове каравана. Здесь не было расшитых камзолов, зонтов от солнца или слуг, подстилающих мягкие подушки. Вместо этого — простая, почти домашняя атмосфера, пропитанная запахом пота, пыли и дешевого табака.

Девушка с каштановыми волосами, собранными в небрежный хвост, сидела на краю повозки, болтая босыми ногами. Заметив Гилена, она устало улыбнулась, и в уголках ее глаз собрались мелкие морщинки.

— Эй, путник! — ее голос был хрипловатым от долгой дороги, но теплым. — Я Миара.

Гилен слегка кивнул, не торопясь с ответом. Его взгляд скользнул по ее лицу, отметив веснушки на скулах и легкий загар на носу.

— Гилен.

Тут же к ним подошел пожилой мужчина с седыми усами, торчащими, как щетина кабана. Он нахмурил брови так, что морщины на лбу стали похожи на пахотные борозды, и тыкнул в сторону Гилена толстым, узловатым пальцем.

— Эй ты! — голос его гремел, как телега по булыжнику. — Если обидишь мою внучку — не сносить тебе головы, понятно тебе?

Гилен замешкался. Он привык к угрозам, но не к таким... почти театральным. В конце концов, он просто промолчал, лишь слегка склонив голову, будто принимая вызов.

Миара рассмеялась — звонко, беззаботно, — и махнула рукой, будто отмахиваясь от назойливой мухи.

— Не обращай внимания, — сказала она, подмигивая Гилену. — Дедушка только делает вид, что страшный. На самом деле он добрейший человек и честнейший торговец... — тут ее голос дрогнул, и она вздохнула, — ...потому и бедный.

Она провела его к повозке, похлопала по деревянной скамье, оставляя в воздухе легкий шлейф муки и сушеных трав.

— Если устанешь — садись здесь, рядом с дедушкой.

Гилен взглянул на ее ноги — босые, покрытые дорожной пылью, с покрасневшими лодыжками. Она заметила его взгляд и поспешно опустила подол платья, но не пожаловалась.

— Почему караван шел всю ночь? — спросил он.

Миара вздохнула, проводя рукой по волосам.

— Монстры. — Она понизила голос, будто боясь чего-то. — Раньше их было гораздо больше, но в этот раз почему-то не так много. Но лучше не рисковать.

Она вдруг всплеснула руками, и разные украшения на ее запястьях звякнули, как колокольчики.

— Ой, ты, наверное, голоден?

Гилен кивнул, скрывая удивление.

— Припасы испортились.

Миара улыбнулась, наклонилась к плетеной корзине и достала оттуда ломоть черного хлеба, кусок копченого сыра и вяленое яблоко.

— Прости, ничего вкуснее нет.

Дед, сидевший рядом, заворчал, скрестив руки на груди.

— Опять раздаешь наше добро первым встречным бродягам!

Но Миара только покачала головой, продолжая улыбаться. Ее глаза — теплые, как осеннее солнце, — казалось, светились изнутри.

Гилен неуклюже поблагодарил, взял еду и принялся есть. Хлеб был черствым, сыр — пересоленным, яблоко — жестким. Но впервые за долгое время он почувствовал... что-то.

"Интересно... стали бы они так добры, узнав, кто я?"

Он украдкой взглянул на Миару. Ее лицо было милым, открытым, лишенным той расчетливой жесткости, которую он привык видеть в людях. Даже у той инквизиторши в Аль-Дейме не было такой искренности.

А дед, несмотря на свою показную суровость, украдкой пододвинул к нему кожаную флягу с водой.

Гилен медленно выдохнул.

"Как странно..."

***

Перевод заклинания: "Имя Крови, Поглощение и Хранение Крови!Кровь тридцати да станет жертвой!Кровь двадцати да станет силой!Имя Крови, Поглощение и Хранение Крови!Жертва в смерть, сила в плоть!Поглощение жертвы, Хранение Крови в Имя Крови!"