На 127-й странице. Часть вторая

Сцена 97

«Стрелять или рубить?» - подумал я. – «Как они будут меня убивать?»

За спиной была тропинка в гору, по которой можно было рвануть верх. Но она, насколько я запомнил, была засыпана мелкими осколками осыпавшейся скалы. Смогу ли я быстро по ней бежать? Не получу ли пулю в спину? От ударов саблей, под «сном», я, скорее всего, смогу увернуться, а если начнут стрелять? Смогу ли я увернуться от пули? Даже пробовать не хочется!

На всякий случай я перешел в «сон», который был моим единственным оружием. Успокоил звуки, нахлынувшие на меня со всех сторон, и стал ждать действий противника. Пусть ходят первыми.

Вирасингхе меня удивил. Он достал из кармана пиджака какую-то бутылочку, сделал два шага ко мне и поставил бутылочку на землю.

- Чтобы вы не думали, - сказал он, улыбаясь. – Я не собираюсь нарушать присягу данную полковнику. Я не буду проливать кровь британских подданных.

Пожилой чиновник отошел назад, а его слуги стали рядом с ним, по бокам. Как видно, холодное оружие было у них в большей чести, чем огнестрельное. Левой рукой каждый их них поддерживал ножны сабли, висящей на боку, а правая рука была на эфесе. Дернусь, взлетят вверх клинки и прощай моя вторая жизнь. Нападать по одному они не будут. Увернусь от одного, получу от другого. Вряд ли я переживу удар заточенной железякой. В последний раз мне хватило бутылки виски по голове.

- Вам надо это выпить, - сказал Вирасингхе, указывая на бутылочку. – Это – яд, но, как говорят у нас, ласковый. Вы просто заснете и не проснетесь. Никакой боли или других неприятных ощущений.

- А если не выпью? – спросил я.

- Вас зарубят мои слуги, - сказал пузан. – Поверьте, они это могут. Мой совет - выпейте.

- Хорошо, - сказал я. Подошел к бутылочке, поднял ее с земли и сделал два шага назад, а затем еще два. Лишнее расстояние мне не помешает. А потом…

А потом я сделал два движения. Достал из нагрудного кармана пиджака китайские костяные карты, подарок Генриха и вылил на них содержимое бутылочки.

- Ну что же…, - скривился Вирасингхе и что-то крикнул своим слугам. Те бросились в мою сторону, но было поздно.

Первая, брошенная мной китайская карта, попала в горло слуги, стоящего справа от пузана. Тому, что слева, карта воткнулась в щеку. И никакой ласки. Тела охранников выгнуло дугой, из открытых, пытающихся глотнуть воздуха, ртов, пошла какая-то желтая субстанция, а их кожа потеряла природный темный оттенок и стала белой, как мелованная бумага.

- Никакой боли? – я посмотрел на Вирасингхе. – Никаких неприятных ощущений?

- Ты должен был страдать, - тихо сказал пузан. – Также, как страдали моя жена и дети.

Я метнул третью карту. Карта попала в лоб чиновника и отскочила. Вирасингхе, вытаращенными от ужаса глазами, смотрел на меня. Потом он что-то прокричал, выхвалил из ножен свою маленькую сабельку и бросился на меня, но спотыкнулся о камни и упал. Когда он наконец поднялся, я метнул последнюю карту и почти промахнулся. Карта только чиркнула Вирасингхе по уху, но этого хватило. По его щеке обильно потекла кровь. Тело главы муниципального совета города Коломбо выгнулось до хруста в старых костях, он успел что-то крикнуть тонким, почти детским голосом и затих.

Природа вокруг не заметила нашей стычки. Звуки жизни неслись из травы и деревьев. Шумела в ущелья невидимая речка. Я вышел из «сна». Стараясь не смотреть в широко открытые глаза одного из слуг, отцепил с его пояса широкий ремень, на котором висела кобура и сабля. Затем приладил его на себя. В кобуре оказался револьвер, похожий на тот, что был у Деклера, но с более коротким стволом. Барабан был полон, шесть патронов. Сабля повисла слева.

«Будет бить по ноге при ходьбе,» - подумал я. – «Ладно потом выброшу». – Пообещал я себе и зашагал вниз по тропинке. Стремительно опускались сумерки, и надо было торопиться.