На 127-й странице. Часть вторая

Сцена 72

Тереза вместе с собой привела корабельного цирюльника, который тут же принялся за работу. Убрав щетину с моего лица, он достал маленькое зеркальце с отколотым уголком, в которое я смог разглядеть только каплю пота на своем лбу.

- А знаете, что…, - сказал я, и через некоторое время цирюльник сначала стриг, а потом и брил мою голову.

Тереза недовольно смотрела на всю эту процедуру, а потом, когда цирюльник ушел, сказала:

- С длинными волосами вам, мистер Деклер, было лучше.

- Обещаю вам, Тереза, - я вспомнил, что она разрешила мне называть ее по имени. – Когда мы вернемся в Сан-Франциско, я отращу длинные волосы и буду завязывать их в косички. И давайте, - добавил я. – Раз уж вы разрешили называть вас по имени, то называйте меня Энтони.

Сказал и в тот же момент где-то внутри меня кольнуло. Дежавю какое-то. Снова побитый, снова бутылка виски, снова молодая женщина и снова обмен именами.

- Спасибо, - сказала Тереза. – Вы, правда, собираетесь вернуться в Сан-Франциско?

- Почему нет? – ответил я. – У меня там есть хорошие знакомые. Даже знаменитости. Я думаю, что они рады будут меня видеть.

- Знаменитости? – спросила Тереза. Она выглядела расстроенной.

- Да, - ответил я. – Одна молодая журналистка, которая совершила кругосветное путешествие.

- Вы опять шутите, мистер Деклер!

- Энтони, - поправил я ее. Сказал плохо. И имя мне не нравилось, и произнес его - словно знакомил Терезу с кем-то еще. Точно не со мной. К счастью, моя собеседница ничего этого не заметила.

- Вы совсем не боитесь предстоящего суда, Энтони? - спросила Тереза.

- Как-нибудь обойдется, - ответил я, хотя уверенности у меня не было никакой. Даже идея – украсть шлюпку и бежать уже не казалось мне такой уж абсурдной. Не знаю, как сейчас, а первые два дня «Ливерпуль» далеко не уходил в море. Берег всегда был виден с корабля. Только, кто грести будет? Я точно не смогу.

- Я буду вашим свидетелем, - решительно заявила Тереза. – Я расскажу все, как было. Они не могут мне не поверить.

«Ну да, конечно» - подумал я. – «Шотландцы останутся в Сингапуре, а моя защитница поедет дальше. Кому больше поверит местный судья?» - но вслух сказал другое.

- Благодарю вас, Тереза. Все так и будет.

- Тогда давайте будем работать, - обрадовалась моим словам моя собеседница.

Она достала блокнот и приготовилась записывать. Я вспомнил, что обещал ей продолжить сюжет сказки про Элли.

Но на душе было неспокойно, хотя я и старался этого не показать. Мое путешествие и по морю, и в самой этой действительности могло легко закончиться в Сингапуре. Мне захотелось чем-нибудь садануть по этому миру, чтобы он вздрогнул. Подарить формулу Энштейна? Раскрыть принцип реактивной тяги? Нет, не стоит. Почему-то у человечества всегда получалось все достижения прогресса обращать, в первую очередь, на убийство себе подобных. Пусть этот мир еще немного поспит спокойно.

- Я расскажу вам другую сказку, - сказал я. - Но вы мне должны пообещать.

- Что пообещать? – осторожно спросила Тереза.

- Вы ее обязательно напишите, опубликуете и подпишитесь именем Александр Грин.

- Хорошо, - согласилась Тереза. – А она интересная?

- Слушайте, - вместо ответа сказал.

Генрих, который прислушивался к нашему разговору, но до этого момента занимавший «пост» у иллюминатора, подошел поближе. На «Пасифике» я часто ему рассказывал что-нибудь интересное.

- Старик устало опустился на камень, - начал я рассказывать своими словами историю про алые паруса.

«Со вчерашнего дня у него было во рту ни крошки. Мимо по дороге проходила маленькая девочка. В руке у нее была корзинка. В корзинке была еда, которую она несла своему отцу, бывшему моряку, теперь работавшему в порту. Девочка увидела старика и остановилась. Потом поставила корзинку на землю, достала из нее кусок хлеба и протянула его старику. «Чудная» - так называли девочку в их маленьком селении на берегу моря, а чаще дурой или сумасшедшей. Наверное, в чем-то они были правы. Обычная девочка не отдала бы кусок хлеба незнакомцу.

Старик съел хлеб. Ему нечем было расплатиться с этой девочкой. И тогда он назвался странствующим прорицателем и предсказал девочке, что когда ей исполнится 18 лет, то за ней на корабле приплывет красавец-принц, а на его корабле будут алые паруса…»

Рассказывал я долго. Наверное, где-то что-то я упустил, где-то наоборот добавил. Скорее всего, безжалостно переврал имена. Несколько раз у меня пересыхало в горле. Тогда я делал знак Генриху, он подносил к моим губам алюминиевую кружку, в которую наливал виски. Тереза косилась на это действо, но ничего не говорила.

Под конец рассказа я был вполне пьян и подумал, что даже смогу грести веслами в шлюпке, если совершить побег прямо сейчас.

- Как красиво! – сказала Тереза.

- Угу, - поддакнул я.

- Вы точно хотите, чтобы я … записала эту сказку и опубликовала ее?

- Угу, - подтвердил я. - Мы с вами сделаем мир лучше.

Последние слова не надо было говорить. Мой язык стал заплетаться.

Тереза заметила мое состояние и строго сказала:

- Вам надо отдохнуть, Энтони. Завтра я покажу, что у меня получилось.

- Угу, - ответил я.

Тереза ушла.

Всю прошедшую ночь я промучился. Сидя спать мне еще не приходилось, а сломанные ребра никак не позволяли поудобнее устроиться. Сейчас же я с наслаждением закрыл глаза и погрузился в сон.