На 127-й странице. Часть вторая

Сцена 71

В первый день, после ухода Терезы мне пришлось потрудиться. Кое-как, кривясь от боли, я перевел себя в полусидячее положение, благо что спинка кровати упиралась в стенку каюты. Генрих сбегал к корабельному каптенармусу и принес набитый соломой тюфяк, который он подложил мне под спину. Потом простынь с постели Генриха мы распустили на полосы, которыми он под моим руководством перетянул мне грудь.

Когда мы закончили, в дверь постучали.

В каюту зашел ласкар. Как и другие ласкары, он был высок, широкоплеч и смотрел на мир черными глазами из-под пушистых ресниц. Только, если другие ласкары были гладко выбриты, то у этого были шикарные черные усы, как у того полицейского, которого я видел в Гонконге.

Одет он был в длинные синие шорты, такого же цвета куртку на голое тело и красный тюрбан.

- Меня зовут Амар Марвари. Я…, - он замялся. – У германцев это называется «боцман».

По-английски вошедший говорил очень хорошо, только иногда после некоторых согласных у него выскакивал мягкий знак. Получалось не «Марвари», а «МарЬвари».

- Очень приятно, - сказал я шепотом. Говорить громко - значит глубоко дышать. Этого я сейчас не мог себе позволить. – Чем я могу вам помочь?

Над последней фразой и я, и он одновременно усмехнулись.

- Команда хотела вас поблагодарить, - сказал мистер МарЬвари, как я его про себя окрестил.

Тут я заметил у него в руках бутылку. Такую большую бутылку. На литр - не меньше.

- Это хороший ирландский виски, - сказал ласкар, показав мне принесенную бутылку. – Не шотландский.

И мы оба снова усмехнулись.

- Благодарю, - все также шепотом сказал я. – На самом деле, я ничего не имею против шотландского виски или самих шотландцев... В целом... Но в частности…

В этом месте мне надо было бы пожать плечами и развести руки в стороны, но такие жесты мне сейчас были не под силу. Надеюсь, ласкар понял, что я имею ввиду. На этом и расстались.

Виски оказался крепким. Я выцедил, с помощью Генриха, грамм пятьдесят из все той же алюминиевой кружки Деклера и осторожно пристроил голову на стенку каюты. Таким и застала меня Тереза на следующий день: полусидящим, полуголым, с забинтованной грудью и бутылкой, стоящей рядом с кроватью.