На 127-й странице. Часть вторая

Сцена 77

Кое-как вернувшись в каюту, я, с помощью Генриха, снял костюм, натянул свои китайские штаны и устроился на кровати.

За прошедшие пять дней после драки с шотландцами я успел возненавидеть свое ложе. Хотелось просто лечь, поворочаться с бока на бок, но боль в ребрах дрессировала быстро и жестко – полусидя и больше никак. В этом положении боль не ощущалась, но зато начинала чесаться нога, то в одном месте, то в другом. И именно там, куда я не мог дотянуться, не потревожив больные ребра. Помог Генрих. Он нашел где-то на палубе тонкую палку длинной с мою руку, и я, стараясь не задействовать мышцы торса, дотягивался до места-раздражителя и чесал, чесал.

А потом зачесалась спина. Здесь уже никакая палка мне бы не помогла. Просить Генриха почесать спину было неудобно, да и не всегда он был рядом. Я понимал, что вся эта чесотка надуманная, от вынужденного безделья. Психика таким немудренным способом подталкивало меня к движению, и плевать ей было на то, что мне больно.

Помогали утренние приходы Терезы. Пока Тереза сидела рядом и разговаривала со мной, чесотка исчезала. Это подтвердило мою догадку о том, что все это выкрутасы моего сознания. Тогда я попробовал медитировать. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Это помогало, но постоянно находится в этом состоянии я не мог, и чесотка возвращалась.

Вот и сейчас вернувшись на кровать после суда, я замер в полусидячей позе, ожидая неприятностей.

- Вам что-нибудь надо, мистер Деклер, - спросил Генрих.

Сейчас он уйдет на палубу, а на меня набросится чесотка-химера. Что делать? Попросить принести спиртного?

Я представил, как короткими глотками выпиваю из кружки виски, и неприятные чувства отступают. Притупляется боль в боку, а чесотка уже не кажется такой проблемой. Четкая связь между глотком крепкого виски и облегчением была настолько явной, что даже запах сивушных масел в моем мозгу стал казаться приятным и изысканным.

«Виски оставим на крайний случай,» - подумал я, а в слух сказал. – Генрих достань из чемодана карты и положи мне в ноги мою шляпу.

«Хотите действия?» - подумал я. – «Будут вам действия!»

Генрих вручил мне колоду карт, только шляпу положил неправильно.

- Наоборот, - попросил я. – Нижней частью вверх.

Генрих перевернул шляпу и посмотрел на меня.

Я взял карту и, старясь придать ей вращение, бросил в сторону шляпы. В боку резко кольнуло, а карта улетела далеко в сторону.

Генрих разочаровано посмотрел на этот результат:

- Мистер Деклер, вам еще что-то надо?

- Нет, можешь идти, - сказал я и вскоре остался один.

Зачесалась спина, явно подталкивая к тому, чтобы продолжить опыты.

«Надо бросать одними пальцами,» - решил я.

Я зажал карту указательным и средним пальцами правой руки, локоть прижал к боку и бросил. Бросок получился слабый, зато и бок отреагировал только слабым покалыванием. Да и сильно бросать мне не надо было, шляпа стояла недалеко, в моих ногах. Эта карта хоть и тоже не попала в шляпу, но и не улетела к двери каюты, а расположилась на краю кровати. Если первый раз был явный промах, то теперь я, можно сказать, попал в мишень.

Бросок был признан удачным.

«Эх, если бы еще к каждой карте привязать веревочку, чтобы потом притягивать ее к себе,» - усмехнулся я.

Никакой веревочки к карте, конечно, было не привязать, поэтому я решил не поторопиться и растянуть карты до возвращения Генриха.

«А вернется он, очевидно, не скоро,» - подумал я.

И тут в мою голову пришло воспоминание о том, как я занимался в школе стрельбой из духовушки. Пулек было мало, и военрук заставлял нас перед каждым выстрелом выполнить целый ритуал. Вдохнуть, выдохнуть, поместить черный круг мишени в круг диоптрического прицела и сказать «пух». Или не сказать, а просто подумать и, таким образом, представить, что произошел выстрел. А потом еще. И еще. На каждую пульку – десять таких медитаций, хотя тогда я и слова такого не знал. Думаю, что не называл это действо медитацией и наш военрук. Когда-то в армии, из которой он ушел на пенсию старшиной, его научили этому упражнению, а теперь он учил этому нас. Но это было именно медитацией. Сосредоточиться на вдохе и выдохе, подвести мушку к пятну мишени. Это напрочь отключало от окружающего мира. Однажды я так погрузился в себя, что не заметил, как военрук скомандовал отбой, а к доске, на которой были закреплены мишени, пошел мой одноклассник. Когда он менял свою мишень, я выстрелил. В десятку попал, в одноклассника - нет. Все остались довольны.

Что-то подобное я решил сделать и сейчас. Я взял карту, вдохнул животом, чтобы не потревожить сломанные ребра, выдохнул, согнул кисть и разогнул, как-бы отправляя карту в полет. Постарался даже представить, как карта, вращаясь, летит к шляпе и … Карта чиркнула по краям полей шляпы, пролетела дальше и упала где-то за спинкой кровати. Последняя, представленная мной, картинка того, как карта пролетает мимо шляпы, была настолько явственной, что я даже засомневался. Но карта была по-прежнему зажата между пальцев.

«Ладно, повторим,» - подумал я и с облегчением отметил, что ни ноги, ни спина уже не чешутся.

Снова вдох, выдох, легкое движение пальцами и образ летящей карты. В моем воображении карта, слабо вращаясь, еле долетела до шляпы и, махая краями словно крыльями, опустилось на дно моего котелка.

«Хорошо, а если…,»

Вдох, выдох … В этот раз я постарался для броска согнуть не только пальцы, но кисть. При этом карта почти коснулась моего предплечья. Но бросить ее я постарался также плавно. В этот раз я представил карту более сильно вращающейся. Она не только попала внутрь, но и врезалась в стенку моего головного убора, да так, что шляпа слегка покачнулась. Этот образ мне понравился. Я сделал еще несколько имитаций броска и сам не заметил, когда карта уже по-настоящему вылетела из моих пальцев, долетела до шляпы, с силой ударила в стенку, от удара немного подпрыгнула и только потом упала на дно.

«Как ты это делаешь?» - услышал я голос Веры и слегка охнул от того, что почувствовал, как ее маленькие кулачки, словно наяву, шутя, ударили мне в грудь. И снова нахлынули звуки… Какие-то я понимал, а какие-то – нет. Но все они были четкими и ясными. Я мог пойти на звук и распознать, кто его издает. Но я никуда не пошел. Стараясь сохранить возникшее ниоткуда состояние, не расплескать его, как чашку полную драгоценной жидкости, я бросил еще одну карту. Я не думал ни про пальцы, ни про кисть, и даже больные ребра отошли куда-то на задний план. Я лишь держал в уме образы летящей карты и шляпы, вздрагивающей при ударе. Так и получилось.

Потом я бросил еще карту, а потом еще… Я бросал до тех пор, пока карты не закончились. Все они оказались в шляпе, а сама шляпа от ударов оказалась отодвинута к самой спинке кровати.

Я закрыл глаза. Звуки тут же ушли. Я с облегчение вздохнул. В голове было пусто и спокойно. Где-то в этой пустоте вспыхнула маленькая звездочка. Это - Вера стояла на палубе «Пасифика». Железный корабль дымил и уходил куда-то вдаль, прочь от меня.

- Все хорошо! – сказала Вера, но она уже не улыбалась. – Но теперь уже сам. Все сам.

Сил возражать ей не было. Я просто смотрел на удаляющийся корабль и исчезающую Веру.

Из этого состояния меня выдернул крик.

- Мистер Деклер, смотрите, что я купил! – в каюту вбежал Генрих в руках он держал большую блестящую морскую раковину.

Не дожидаясь моего ответа, мальчишка задудел в этот импровизированный горн. Я не знал плакать мне или смеяться.