Коломбо оказался большим портом. Не меньше Гонконга. Так же много кораблей в гавани, шикарная набережная с пальмами и здания в колониальном стиле из белого камня. Только зданий здесь было немного. Гонконг был в сущности большой горой, выступающей из моря. Это заставляло использовать любой ровный участок для возведения строений. Таких участков было больше на берегу. Вот и толпились дома на набережной Гонконга, прижимаясь друг к другу. В Коломбо свободного места было много. Строить богатые дома у самого моря не было никакого смысла. Поэтому постройки на берегу были, как мне показалось, в основном хозяйственного назначения. Вереница каменных складов, у которых каждая стена была также стеной примыкающего к ним соседа, а крыши складов рисовали огромную поперечную пилу. Постройки были добротные, не то что те сарайчики, которые я видел в Йокогаме. Из череды этих хозяйственных построек выбивалось только одно здание. Высокое, в три этажа, с белыми колонами. От здания так и веяло властью. Вокруг него была большая лужайка, которую уместнее было бы назвать парком, с аккуратно подстриженной травой. На лужайке кое-где встречались пальмы, но редко, очевидно, чтобы не заслонять величия самого здания.
Подстриженный газон навел меня на мысль, что чем ближе мы приближаемся к Европе, тем больше европейских черт проступает в окружающей действительности. Эта моя догадка позже получила подтверждение.
Поскольку «Ливерпуль» собрался за какой-то надобностью стоять в Коломбо целые сутки, то Тереза решила попытаться найти на берегу хороший отель, чтобы, как она выразилась, «привести себя в порядок». Я к ней присоединился. Для этого было несколько причин. Во-первых, я сам бы не отказался принять ванну, во-вторых, мое затворничество в каюте начинало меня пугать, в-третьих, мне не хотелось отпускать Терезу одну. Я предложил Генриху к нам присоединиться, но тот только махнул рукой и сказал, что ему некогда.
Местный лодочник довез нас до берега, где нас встретила таможня. Вот вам и "продолжение" лужайки с газоном. Но поскольку у нас не было багажа, то таможенник только записал наши имена, чем процедура проверки и закончилась. У служащего таможни Тереза узнала название хорошего отеля. Им оказался Гранд отель. Владельцы гостиниц, как видно, не стремились к разнообразию наименований своих детищ.
- Отель хороший? – на всякий случай спросил я.
- Не сомневайтесь, господин, - ответил таможенник. – Все гости полковника останавливаются именно там.
- Главный-то на острове – полковник, - сказал я Терезе, когда мы вышли из здания таможни.
- Почему вы так думаете?
- Служащий, рекомендуя отель, сказал именно о гостях полковника. Как бы говоря, что для них - самое лучшее, - объяснил я. – А гости чьи? Полковника. Значит, полковник – главный.
- У нас по-другому, - усмехнулась Тереза. – Все решают деньги. Что лучше, я не знаю.
- Думаю, что вариант с деньгами, - сказал я. – Вот возьмите наш случай. Мы не являемся гостями полковника, но можем поселиться в лучшем отеле.
- Хороший аргумент, - согласилась Тереза. – Хотя, я не думаю, что нам дадут лучшие номера.
Так разговаривая, мы вышли на набережную и мимо нас прошла другая пара. Если мы с Терезой просто шли рядом, то связь между этими двоими, очевидно, была сильнее. Молодая женщина держала мужчину под руку, а тот гордо смотрел вперед. Европейские, хотя уже изрядно потемневшие от загара, лица, европейская одежда и носильщик с двумя большими чемоданами позади них, говорили, что они такие же путешественники, как и мы. Мужчина из этой пары не обратил на нас никакого внимания, чего нельзя сказать о его спутнице. Та мазнула по нам взглядом, оценила и, как видно, не нашла в нас ничего для себя интересного.
- Стой, Луи! - неожиданно раздалось за спиной.
Сказано было громко, и я непроизвольно оглянулся. К нам быстро возвращалась та самая молодая женщина, которая еще мгновение назад равнодушно оценивала меня с Терезой. Только теперь ее лицо светилось радостью, как у человека встретившего старых знакомых.
- Вы ведь не местные? Из Америки? Путешествуете? Давайте, я возьму у вас интервью?!
- Ева, - попытался остановить молодую женщину ее спутник. - У нас мало времени.
- Не мешай, Луи! – отмахнулась та, которую назвали Евой. – А лучше иди на пароход, займи каюты, а я тебя догоню.
- Так, что насчет интервью? У вас медовый месяц, да? – напирала наша случайная встречная. – Хотя нет, наверное, бизнес?
- Только, если вы, в свою очередь, тоже дадите мне интервью, - сказала, немного смутившаяся от прозвучавшего вопроса, Тереза. – Вы ведь, Ева Полански? Журналистка из «Нью-Йорк пост»? Совершаете кругосветное путешествие.
- Да, это я, - гордо сказала молодая женщина, оказавшаяся журналисткой из Америки. Ее подбородок немного приподнялся вверх, а на губах была довольная улыбка. Но потом до нее дошел смысл, сказанных Терезой, слов. – А вам зачем интервью? Вы что журналисты?
- Позвольте преставиться, - улыбаясь, ответила Тереза. – Меня зовут Тереза Одли, я – редактор журнала «Метрополитен». И я тоже совершаю кругосветное путешествие.
- Что? – поразилась Ева. – Ты - та самая журналистка из Сан-Франциско?
Пришел черед уже моей спутницы гордо задирать подбородок вверх. При этом она довольно посмотрела на меня.
- Но как? По моим расчетам ты должна была добраться только до этого, как его, Пинанга?
- А вот так! - ответила ей Тереза.
Я уже было собирался примирительно сказать что-то вроде «успокойтесь, девочки», но Ева, не говоря ни слова, развернулась и пошла прочь.
- Что это она? – спросила Тереза.
- Вы ее расстроили, - сказал я. – Очевидно, она хочет победить в вашей гонке.
***
Ева быстро шагала по набережной, стараясь догнать Луи. Ее душила злость. Почему все так несправедливо в этом мире? Одним - все, а другим - ничего? Перед поездкой Джозеф Эпштейн, главный редактор ее газеты, рассказал ей о сопернице. Дочка плантатора с юга. Занимается журналистикой от скуки. Пописывает репортажи со светских вечеринок, да еще сказки придумывает.
- Постарайся опередить ее, - сказал тогда ей Джозеф.
«Наверное, у нее в детстве была своя комната в большом доме,» - думала Ева, впечатывая каблуки в набережную. – «Завтраки за большим столом. Толстая негритянка-прислуга в белом фартуке».
Про свое детство вспоминать Ева не хотела, чтобы еще больше не разозлиться.
И вот теперь, эта плантаторша еще и обгоняет ее в путешествии.
«Господи, сделай так, чтобы с ней что-нибудь приключилось! Чтобы ее что-нибудь задержало!» - в сердцах подумала Ева, за что ей тут же стало стыдно. Она была, в принципе, доброй девушкой и никому не хотела зла.
«В конце концов, это будет просто восстановление справедливости,» - Ева не очень убедительно оправдала саму себя за вырвавшуюся просьбу и зашагала дальше вперед.