На 127-й странице. Часть вторая

Сцена 73

До Сингапура мы плыли не три и не четыре дня, а целых пять дней. То ли ветер был слабый, то вообще не попутный. Паровик капитан почти не использовал. Из пассажиров этим возмущалась только Тереза. Остальные пассажиры по-философски относились к этому обстоятельству. Днем больше, днем меньше. Тем более, что их условия существования после моей драки с шотландцами улучшились. Под тентом на корме корабля теперь расположились парсы и китайцы. Там не так пекло солнце и обдувал легкий ветерок.

Тереза, пользуясь своим положением путешествующего журналиста, все же спросила капитана Моррисона, почему тот так мало использует паровую машину для движения корабля.

- Видите ли мисс Одли, - ответил тот. – Когда в бурю наш корабль понесет на рифы, вот тогда наш паровик очень пригодится. А сейчас, как движитель, мы используем ветер.

- А что, собирается буря? – спросила Тереза. – Погода очень спокойная.

- На море все может очень быстро измениться, - ответил капитан.

Все это я узнал от самой Терезы, которая каждый день, на правах ухаживающей за больным, заходила ко мне в каюту после завтрака.

У Терезы появился целый ритуал. Не знаю, сама она это придумала или прочла где-то. Генрих приносил ей воды из мужской комнаты в той же алюминиевой кружке, из которой я пил виски. Тереза мочила в кружке свой носовой платок и протирала мне лицо. Потом в дело вступал другой платок, сухой. Тереза делала все медленно и осторожно. На все это моего согласия не спрашивали.

Про то, что Тереза питает ко мне какие-то чувства я понял, еще когда мы плыли на «Звезде Востока» из Йокогамы в Гонконг. Она изобразила в своих записях Элли совершеннейшей стервой, а потом, когда увидела, что мне это не понравилось, сказала: «Ах, простите, я перепутала листки». Тогда это меня слегка озадачило. Теперь Тереза приблизилась ко мне, что называется, на расстояние протянутой руки, и что делать с этим я не знал. Тереза мне нравилась. Симпатичная. Пишет свои сложные для чтения тексты, к чему-то стремится, о чем-то мечтает. Все это пытается скрыть от окружающих, прикрываясь псевдонимами. Решительная и смелая. Вот, не испугалась, отправилась в путешествие вокруг света. Но почему тогда, когда я обо всем этом думаю, на душе становится так тоскливо, а к глазам подступают слезы?

- Вам дурно, Энтони? – спросила Тереза, заметив мое состояние.

- Немного, - ответил я.

- Генрих, открой побольше иллюминатор.

- Уже открыт, мисс!

- Тогда возьми полотенце и помаши над мистером Деклером.

Генрих схватил полотенце и завертел над моей головой, словно он отгонял мух.

Мы с Терезой засмеялись. Мой смех тут же вышел мне боком. Я громко ойкнул.

Моя «сиделка» отобрала у Генриха полотенце, и сама стала махать им надо мной. Медленно и осторожно. Вверх, вниз, словно она прощалась с кем-то.

Так мы и развлекались все эти дни до Сингапура.

А еще я Терезе рассказывал истории: те, что прочел в своей прошлой жизни и что сохранилось в моей памяти. Толстой и Шолохов, Грин и Стругацкий, Брэдбери и Азимов. Без пояснений и подсказок. Отец убивает сына в ходе гражданской войны. В декорациях средневековья пришелец из будущего мстит за свою любимую. Пожарный жжет книги. Работяга в кожанке летит на Марс делать революцию. Что-то Тереза записывала, но больше слушала. Что она смогла понять? Напишет ли что-нибудь из того, что я ей наговорил? Захотят ли это опубликовать? Найдет ли отклик в сердцах людей? Станут ли они лучше? Ответов на эти вопросы я, конечно же, не знал. Я просто бросал камешки в пруд. Уходила Тереза после нашего общения озадаченной.

Но все когда-нибудь заканчивается. На пятый день путешествия Тереза снова пришла с цирюльником.

- Вам надо хорошо выглядеть, - сказала она.

Пока цирюльник меня брил, Тереза сообщила мне последние новости. Оказывается, что мы уже подошли к Сингапуру и двигались к пирсу.

- Над городом стоит дым, - рассказывала Тереза. – Капитан говорит, что в городе беспорядки и на берег сойдут только те, кто едет до Сингапура. Всем остальным это запрещено делать. Из соображений безопасности.

Цирюльник выполнил свою работу, почти ничего не порезал, получил плату и ушел.

- Я буду ждать вас на палубе, - сказала Тереза, посмотрела на меня и добавила. – Если можете, то оденьтесь поприличней.

Я решил ее послушаться, хотя думаю, что на вердикт суда это вряд ли повлияет.

С одеванием мне помогал Генрих. Без него я бы не справился. Сначала он заново перебинтовал мне ребра. Потом помог нарядиться в костюм. К счастью, после знакомства со мной тело Деклера прилично похудело. Костюм был мне свободен.

Я осторожно прошелся по комнате. Вроде терпимо. Подошел к двери и задержался. Надо было еще кое-что сделать. На случай, если в каюту я уже не вернусь.

- Достань из чемодана деньги, - попросил я Генриха.

- Сколько?

- Все.

- Все?

- Да. И спрячь у себя. Если меня … задержат, то отдашь их мисс Одли. Она о тебе позаботится.

Об этом я на днях договорился с Терезой. Она сказала, что в Нью-Йорке, наверное, можно найти приличный приют для детей-сирот.

- Вот только…, - журналистка смущенно посмотрела на меня.

- Деньги будут, - пообещал я, правильно поняв ее заминку.

Ну что ж. Теперь все. Буду надеяться, что Генрих сделает все как надо. Я открыл дверь каюты и осторожно, словно канатоходец, отправился на палубу.