— Ну, началось, — процедил Тарос, после чего перебрался на круп своего коня и спрыгнул вниз, — ты не двигаться, — бросил Эйве.
Орк разделался с двумя дриадами, позволив Сакару слезть с раненой лошади:
— Взбирайся на моего коня, — подтолкнул его вперед. — Твоя кобыла теперь всё, пойдет на корм, — и столкнул гнедую с тропы.
Не прошло и минуты, как полуживую лошадь облепили со всех сторон дриады и принялись рвать на части.
— А как же ты? — Ирхат уставилась на брата с испугом.
— Пешком пойду. Какое-то время им будет не до нас.
— Ты ведь хромаешь, — вступила Эйва.
— И что ты мне предлагать? — усмехнулся. — Нырнуть следом, чтобы не мучиться?
— Я не об этом, вообще-то, — и демонстративно отвернулась, скрывшись за широкой спиной Сакара.
Три часа без остановки они шли по тропе, периодически отбиваясь от жутких тварей, но те нападали поодиночке, потому большого урона не нанесли, кроме того, что посрывали котомки с едой. Да и глубокие болота спустя еще час сменились мелководьем, где кроме обглоданных скелетов животных никого больше и не было. А к утру путники добрались до негустого леса, где наконец-то разбили лагерь. Здесь и широкий ручей проистекал, и раскидистые деревья хорошо защищали от палящего солнца.
— Мне срочно нужно помыться, — спустилась с лошади Эйва.
— И мне, — кивнула Ирхат, — так, — крикнула мужчинам, — мы идем к ручью, чтобы носами там не крутили!
— Иди, иди, — кивнул ей Тарос, — а то у охотника нос чуткий, задохнется еще, бедолага.
— Тролья жопа, — прошипела со злостью, — чтобы тебя самки на километр обходили.
Однако Таросу очень бы хотелось посмотреть, как будет мыться его маленькая самочка и не только посмотреть. Теперь Эйва будет с ним, он сможет, он добьется ее. А Кархем, если выжил, получит то, о чем всегда мечтал — власть. И каждый останется при своем. Это более чем справедливо.
Эйва тем временем сняла с себя одежду, развесила на кустах, что окружили ручей. Ирхат разделась следом.
— Мелкая ты, а вот тут много, — орчанка накрыла свою маленькую грудь.
— Природа одарила, — пожала плечами. — А ты разве волосы не убираешь? — глянула ей на ноги.
— А зачем?
— Ну, как бы считается без них красивее.
— Женщины нашего клана ничего не убирать, — села на камень, ноги опустила в воду.
— И мужчинам это нравится?
— Никто еще не жаловаться, — а гладкую кожу Эйвы все-таки оценила, хоть и не подала вида. — И что же? Все наложницы это делать?
— Да, и не только наложницы. Прислуга тоже. У нас так принято.
— Странная традиция, — теперь посмотрела на свои ноги. — Вот Радулу я нравиться любой.
— Если захочешь, обращайся, — улыбнулась, — я тебе помогу, — зашла под воду, бьющую из разлома в небольшой скале. — Скажу по секрету, Кархему нравилось, когда я убирала волосы везде.
— Даже там? — остановилась взглядом на лобке.
— Угу. Там особенно.
— Это наверно дико больно.
— Первые несколько раз да, потом привыкаешь. Только представь, у вас с Радулом первая брачная ночь, и ты вся гладкая, кожа нежная, да он с ума сойдет.
— Может и попробовать. Разок.
Довольные девушки вернулись на поляну к тому моменту, когда там уже потрескивал костер, а охотник с племянником успели поймать трех горных кустарок. Ирхат сразу же пошла к Радулу, чтобы помочь ощипать дичь, Эйва же растерялась, глядя на Тароса, который сидел под деревом и по его лицу читалось одно — ему сейчас больно. Тело орка было напряжено, он то и дело сжимал ногу в месте ранения.
— Ты как? — все-таки подошла к нему.
— Жить буду.
— Рану бы надо промыть.
— Промыть бы давно, но вы же там засесть у ручья.
— Идем, я помогу, — не сводила глаз с его ноги, — только давай договоримся, ты меня не трогаешь.
— Поверить мне, при всем желании тебя трогать, сейчас я хотеть только одного — отрубить себе ногу, — поднялся с трудом.
Двое устремились к ручью, где Тарос сел на камень, а спустя минуту взял и стянул с себя штаны, заставив Эйву не просто покраснеть, а покрыться красными пятнами.
— Чего так пугаться? — усмехнулся без особой радости. — Конец самца ты уже видеть и не раз.
На что она скривилась, но промолчала.
— Кто тебя ранил? — оторвала от своей рубахи длинный лоскут, намочила в воде и, стараясь не смотреть, куда не положено, начала медленно обтирать воспаленный шов. — Смотрю, и зашить успели.
— Да так, схватиться с одним, когда уходить. А лекарь местный заштопать.
— Он меня ищет? — и подняла взгляд.
— Он выстраивать свое царство, Эйва. Кархем вожак и его долг — оставаться со своим народом до конца. Твой уход ему, конечно, не по нраву, но ты для него просто наложница, хоть он и называть тебя женой.
— Значит, не ищет, — накрыла шов сухой тканью, — я поняла.
— Зря ты по нему тосковать, — взял ее за руку, — он не заслужить твоей тоски, — подтянул к себе поближе, — ласки, любви. Тебе нужен орук, для которого ты стать царством.
— Раз уж на то пошло, — и сдала шаг назад, — мне нужен не орук, а человек. Теперь я свободна.
— Я завоевать тебя. Давать слово.
— Прости, — а в глазах заблестели слезы, — я все-таки верю в него, в нас, — на вот, — достала из сумки, кою ей дала Ирхат, коренья, — пожуй, они снимут боль и почистят кровь.
— Верить, но помнить, я за тебя буду драться до последнего.
А в ответ последовала печальная улыбка.
Эйва вернулась на поляну со щемящим сердцем. И до того стало горько, что поспешила скрыться за деревом, где дала волю слезам. Да, слезы не помогут, но хотя бы омоют раненую душу.