И уже хотел уйти, вдруг Кархем схватил его за ногу:
— Почему не добиваешь? — прохрипел. — Вот он, твой шанс.
— Я никогда не желал тебе смерти, никогда не метил на твое место. Ты вожак по праву, Кархем, им и оставайся. Претвори в жизнь все, что задумал, у тебя поучится. А мне нужна только она.
— Она моя жена.
— Жена? — вскинул брови. — Уверен? Твое царство зиждется на ненависти к людям, только так ты смог сплотить кланы, а избранница из людей чести тебе не сделает. Ты потеряешь все, что создавал таким трудом. Власть и наши личные желания не имеют общей почвы, ты это не хуже меня знаешь.
Кархем хотел было подняться, но не вышло.
— Не дергайся. Лучше зажми рану да посильнее и жди лекаря, — усмехнулся Тарос.
— Я тебя найду. И тогда…
— Может, и найдешь, но будет уже поздно. Эйве нужен не лидер, ей нужен мужик рядом, который будет думать о ней и детенышах. Бывай, Кархем, — после чего скрылся во мраке ночи.
Еще через несколько минут Кархем все-таки поднялся. Дышать было тяжело, кровавый кашель буквально забивал, но вожак спустился-таки на первый этаж, где его немедля подхватила стража.
— Лекаря тащите сюда, — просипел.
— Балкар сейчас в городском лазарете.
— Не нужен мне этот пес, ведите любого другого. А лучше кого-нибудь из людей, — и очередной раз закашлялся.
— Что случилось? — прибежала на шум Фарата. — Кархем?! — кинулась к нему. — Немедленно несите его в лазарет! Кто это сделал? — попыталась зажать рану.
К тому моменту у него уже плыло перед глазами, а под ногами образовалась багровая лужа.
Орки отнесли вожака в лазарет Садат, где уложили на стол. Повитуха с Фаратой меж тем бросились кто куда. Одна побежала за ножницами, чтобы срезать с Кархема жилет, вторая за свечами и горячей водой. Лекаря доставили спустя минут десять.
— А-а, помнить тебя, — Садат всмотрелась в лицо мужчины, — тот самый, который и нас понимать, и знать много.
— Меня зовут Намес, — поклонился орчанкам.
— Шить раны уметь?
— Умею. Потому меня и привели. Я хирург.
— Габан. Нашего вожака сильно ранить, он еле дышать, изо рта кровь идти.
— Тогда не будем терять время, — и направился к чану, чтобы помыть руки.
Через пару минут Намес уже стоял около Кархема и внимательно осматривал рану, тогда как Фарата с Садат расположились по правую и левую руку от лекаря.
— Если что учудить, головы тебе не сносить, человек, — произнесла смотрительница.
— Я врач, гэл Фарата. Врачи спасают, а не убивают. Тем более мы все более чем заинтересованы в том, чтобы ваш вожак жил и здравствовал. А сейчас пусть здесь останется та из вас, которая хоть как-то знакома с лекарским делом, будем откачивать кровь и зашивать рану.
Намес быстро отыскал ларь с инструментом, все ж в каждом лазарете хранились подобные лари, после чего достал необходимое и забросил в чан с кипятком.
Фарата в свою очередь покинула помещение. Как странно складывается жизнь, всегда она считала людей врагами, винила во всех бедах, ведь именно они прогнали оруков с некогда плодородных земель. И не просто прогнали, а оттеснили в ледяные скалы, где клан ждала только смерть — медленная и мучительная. За несколько лет от хаватов осталась треть, старики и малые дети гибли один за другим, кто от холода, кто от голода, кто от лихорадки, молодые оруки были вынуждены скитаться по опасным местам в поисках еды и многие не возвращались. Вот такая жизнь настала. А сейчас их общая судьба в руках человека. Если Кархем не выживет, его место займут те, кто против развития, из-за чего все останется как прежде, дикие нравы победят, враждебность победит. Хорошо, если люди это тоже осознают.
Прошел час, потом второй, третий и лишь на четвертый показалась Садат. Повитуха выглядела измученной, вся ее рубаха пропиталась кровью, но на лице застыла улыбка.
— Справились, — кивнула, — правда, еще ничего не понятно. Лекарь сказал, два-три дня надо наблюдать. Если хуже чем есть не станет, значит, опасность миновала. Уж больно много крови потерял наш вожак.
— Надо будет отблагодарить человека.
— Я уже предлагала ему монеты, отказался. Сказал еще рано, а как придет время, лучше не монетами его благодарить.
— Чем же тогда?
— Семью хочет вернуть. Жену и двоих детей. Они трудятся на хозяйстве у гончара.
— Ладно. Скажи ему, все будет. Пойду я, Гешкета отыщу, а ты возвращайся к Кархему. И очень тебя прошу, не оставляй его ни на минуту. Самку его уже проворонила, не хватало еще вожака потерять.
— Да будешь теперь до самой кончины припоминать, — скривилась орчанка. — Кто бы знал, что эта бушта каждому второму нужна.
Смотрительница нашла главнокомандующего в конюшне.
— Ну? — подошла к нему. — Как это произошло? Рассказывай все, что знаешь.
— Таросу помогли бежать, вот как.
— Кто?
— То ли Балкар, то ли кто из стражи. Не выяснили пока. Одно знаю точно, когда лекарь навещал этого предателя, их вдвоем не оставляли.
— Так понимаю, Тароса не нашли.
— Нет, — снял со своего коня седло. — Что с Кархемом?
— Живой.
— Это главное. Надо было выродку башку сразу снести, — процедил сквозь зубы.
— Что уже есть, то есть. Теперь наша забота — поставить вожака на ноги. Не будет его, тогда ничего не будет… хорошего.
— А как быть с его самкой?
— Никак. Не до этого сейчас.
— Понял.
— Вот что… — окинула взором конюшню, — бери армию на себя, не допускай волнений, следи за порядком на рынке. Делайте все то, что делали при нём. И лично проследи за тем, чтобы никто не знал о ранении Кархема.
— Габан.
— И еще. Отыщи семью лекаря Намеса и приведите их сюда. Они на хозяйстве у гончара Уружбена.
— Сделаю.
Гешкет первым делом отправился к гончару. Договорился с ним быстро, ибо стоило орку воспротивиться, как воины отряда Кархема быстро поставили его на место, пригрозив изгнанием за непослушание правительственному войску. Однако, замученная тяжким трудом женщина с двумя худенькими детенышами, коих привел Уружбен, принялась упираться.
— Куда вы нас ведете? — прижала к себе детей. — Я хорошо работаю, я слушаюсь хозяина! Прошу вас, не надо…
— Идти за мной, — подошел к ней Гешкет, — и ничего плохого с тобой не случиться.
— Пожалуйста, только не на рынок, — пролепетала дрожащим голосом.
— Идти за мной, — указал ей на калитку.
Семью Намеса усадили в крытую повозку. Как бы ни пыталась несчастная вызнать, что с ними собираются сделать, так ничего и не вышло. А через полчаса повозка остановилась. Когда же все трое выбрались наружу, женщина чуть не упала без чувств, ведь ей навстречу бежал тот, кого она уже не чаяла встретить.
— Галея, — скорее обнял их всех, — Ират, Камель, — начал отчаянно целовать. — Мои хорошие, мои родные.
— Н-н-намес, — не верила своим глазам. — Ты, Мирида всемогущая, это ты… живой.
— Живой. Теперь нас не разлучат, теперь мы будем вместе, — и вдруг с испугом посмотрел на Фарату.
— Не разлучить, я давать слово, — кивнула. — Вас поселить в чертогах в покоях для обслуги.
Гешкет все это время стоял поодаль. Орк наблюдал за воссоединением семьи с абсолютным равнодушием. А после того, как получив разрешение уйти, отправился домой, где его встретила она. Встретила со слезами.
— Он жив, Амель, — сразу улыбнулся, подхватил свою маленькую наложницу на руки, — жив.
— Слава Мириде! — обняла покрепче орка.
— Все получится, душа моя, — говорил на своем языке, ибо Амель давно понимала его, пусть разговаривала неважно, но понимала хорошо. — Кархем сделает то, что обещал, он орук слова.
— И мы сможем не прятаться, — прижалась к нему, — скорее бы. А то ведь можем не успеть.
— Что не успеть? — усадил ее на край стола.
А черноволосая худенькая Амель взяла любимого орука за руку и приложила ту к своему животу.
— Родить его свободным.
— Ты беременна? — вытаращился на нее.
— Да. Я уж думала, захворала, но хворь не отпускает второй месяц. И дневок [1]нет столько же. Ты ведь рад, правда?
— Я не рад, Амель, я счастлив, — коснулся ее лица. — И если вдруг что-то пойдет не так, мы просто уйдем. Наш сын родится свободным, обещаю.
— Или дочь, — улыбнулась.
— Сын.
[1] Критические дни.