Мой Орк. Другая история

Глава 37

— Ни той и ни другой, — снова посмотрела на него, но взглядом полным злости. — Мне проще было бы быть свободным человеком, выбирать, как жить и с кем. Меня пригнали сюда, — спрыгнула со стола, — как животное. Сказали идти в слуги, а если не справлюсь, обещали отправить на рынок на погибель. А потом меня увидел ты. Разве я для тебя равная? Разве я свободная? Знаю, после таких слов, скорее всего, ты или голову мне снесешь, или отведешь на рынок. Ну и пусть, — сжала руки в кулаки, засопела, лишь бы только не разреветься. — Пусть. Мирида принимает мучеников, вот и меня… примет.

— По-твоему я такое чудовище?! — и со всей силы ударил кулаком по столу, а после и вовсе перевернул его. — Говори!

— Ты Кархем, орк клана хаватов. Завоеватель и убийца, — опустила голову. — Я готова.

— К чему?! — взревел.

— К наказанию, — прошептала чуть слышно.

— Хет шарикат давас! (Ослица ты безмозглая!)

В этот момент дверь дернули, а после с обратной стороны послышалось ворчанье Макоры. Кархем тогда постарался вернуть себе самообладание, затем открыл дверь.

— Ох, бэр Кархем, — расплылась улыбкой повариха. — И ты здесь. Проголодался?

— Сыт я, — зыркнул на нее со злостью, — по горло! — и покинул кухню.

— Это чего такое происходить? — уставилась на Эйву.

А та села на лавку, закрыла лицо руками:

— Он рассказал мне обо всем, — произнесла сквозь слезы.

— О чем, обо всем? — пристроилась рядом.

— Про обмен кровью, что я ему жена.

— Ага, — осмотрелась, принюхалась, — и успеть доказать свои слова делом. И на моей-то кухне. Барайкан! (Безобразие!) Так, а ты зачем реветь? Любить, да?

— Что любить? — подняла взгляд.

— Реветь, — пожала плечами.

— Я столько всего ему наговорила. Он меня не простит теперь. Ну и не надо!

— Гирэк (Дура) ты бестолковая. Кархем тебя выбрать из всех. Вообще из всех. Ты хоть знать, что у него должны быть смотрины? А он их отменить. Потому что взять в жены тебя. Нуа мне рассказать, наложницы там уже волосы рвать на себе, потому что вожак их больше не хотеть. Он хотеть тебя, ласкать тебя, беречь. Не каждый орук беречь свою самку. Эйва, — вдруг у нее тоже заблестели глаза, — я рассказывать, что у меня быть дочь. Лафет ее звать. Мой муж отдать Лафет в жены сыну рыбака. А тот быть огромный, рьяный, а Лафет быть маленькая, меньше остальных, — и крупные слезы покатились по щекам, — больше нет у меня Лафеты. Этот недоумок всякий раз брать ее грубо и через месяц она умереть. И никто ничего не сделать, никто. Я ходить к старейшинам, искать справедливости, а они мне сказать: «Хилая у тебя дочь родиться, а хилых тут не держать. Сгинуть и сгинуть, другую родить».

— Почему же так?

— Когда у хаватов семья отдавать оручек в другой гулум, то больше не влиять на ее жизнь. Женщина становиться частью семьи мужа. Так когда-то порешить эти псы облезлые, — вытащила из кармана передника платок. — Разве для этого я растить свою Лафет? — промокнула слезы. — Чтобы какой-то войжак ее угробить?

— Мне жаль, — и поспешила обнять Макору.

— Я так и не принять ее смерть, но смириться. А ты зря обидеть Кархема. Он удивить всех нас, когда взять тебя. Садат, Фарата, Ирхат, я… мы такого от него никак не ожидать. Но любовь единственная сила, которая может менять.

— Но я же…

— Ты жена, Эйва. А жена должна быть рядом. Так что идти к нему и говорить, что быть гирэк, а потом ублажать мужа всю ночь.

— Мне что-то стыдно, — принялась катать репу по столу. — Нет, он не простит меня.

— Простить, еще как простить. Мужик зверь простой, его приласкать, дать пощупать кагима, и вся спесь сойти на нет.

— Кагима? — нахмурилась.

— Ну, то, что у нас под юбкой.

И щеки Эйвы моментом вспыхнули.

— Все, идти отсюда. Не мешать мне. Идти, идти, — подтолкнула ее к двери.

На выходе девушка столкнулась со здоровенным стражником, тот глянул на нее с характерным изломом в брови:

— Я сопровождать вас по приказу вожака, — слегка кивнул, — говорить, куда следовать.

Наверно Макора права, да не наверно, а точно. Надо идти к нему и просить прощения. Хотя, в чем она виновата? В том, что сказала правду? Но жена… уму непостижимо! Жена! А Кархем муж! Нет, надо идти. И потом, какой бы ни была правда, влечение к нему сильнее этой правды. Вот даже сейчас, вроде только-только между ними все случилось, однако хочется еще. Дико хочется. Притом не только близости телесной, но и эфирной, как часто называла единение душ ее матушка. О, всемогущая Мирида, как все сложно!

Вдруг за спиной раздался голос, от которого Эйва вытянулась в струнку.

— Можешь идти, — из темноты коридора показался Тарос, — я сам отведу самку к вожаку.

— Но бэр Кахем приказал, — попытался было возразить стражник.

— Я сам, — процедил сквозь зубы. — Или ты хочешь оспорить приказ главнокомандующего?

— Нет, — склонил голову, после чего развернулся и покинул пост.

А Тарос наконец-то поймал эту маленькую самочку, отчего стало и горько, и сладко на душе.

— Давно я тебя не видеть, — подошел к ней, но трогать поостерегся, нельзя оставлять свой запах.

— Тарос, — и сердце вмиг зашлось, ладони вспотели.

Зачем он так смотрит? Зачем сбивает с толку?