Меж двух огней

Глава 23 «Очищение огнем»

Несколько минут шли молча. Эскорт крутил головами по сторонам, напряженно высматривая потенциальную угрозу. Айлин держа меня за руку, закрыла глаза и грелась в ласковых лучах тёплого, утреннего солнца. А я размышлял. Размышлял о том, можно ли было избежать ещё одной смерти по дурости. Наверное, всё же не следовало отпускать девку прощаться с Годфри. В конце-концов она могла бы сделать эта и днём. Но вот дотерпела бы? Или мы б по утру нашли посреди двора обглоданный скелет, лежащий в ошмётках собственного мяса, кишков и говна? А то и вовсе, заразилась бы, превратившись в полуразумную тварь, одержимую жаждой крови. Да уж, жизнь порой та ещё сучья шутница. Когда начинаешь думать, что хуже уже некуда, она может подкинуть тебе с десяток разных вариантов, которые окажутся куда дерьмовее того, что произошло.

До площади путь прошёл спокойно. По пути нам почти не попадалось людей, несмотря на то, что время уже подходило к полудню. Должно быть сегодня у горожан что-то вроде выходного дня. А может просто, бояться показываться на улице, после недавних нападений. Впрочем, пара мальчишек, пробежавших мимо нас с криками «Быстрее! Сейчас начнётся!» подсказывали, что причина совсем в другом. И совсем скоро мы узнали, в чём именно.

На площади трёх божеств было необычайно людно. Меж статуй многоголовым и многоголосым морем колыхалась пёстрая толпа, окруженная со всех сторон отрядами храмовников. Бойцы ордена были одеты в тяжелые доспехи, поблёскивавшие в ярких лучах утреннего солнца. В руках они держали тяжелые башенные щиты и длинные протазаны. Во втором ряду оцепления виднелись шапели стрелков и длинные, металлические рога тяжелых осадных арбалетов. Выглядело это так, будто орден собрался на войну, а не просто охранял какое-то празднество.

Впрочем, суть этого самого «празднества» мы тоже скоро увидели. Как и причину того, почему храмовники вывели сюда самые элитные части своего воинства. Толпа, оттесняемая назад ещё одним оцеплением из воинов пылающего клинка, собиралась вокруг двух небольших настилов, собранных из брёвен и заваленных сверху охапками хвороста. В каждый такой импровизированный помост был воткнут столб. И к каждому из столбов привязан человек.

Небольшой, суховатый, лысеющий мужичок в покрытом пятнами кожаном переднике. И полноватая темноволосая женщина, в простом сером платье, перевязанным белым фартуком. Похоже, их приволокли сюда прямиком из дома, в том, в чём застали.

Женщина стояла молча, свесив голову. С её носа и подбородка капала кровь, отпечатываясь ярко-алыми каплями на белом полотне фартука. Мужчина кричал. Пытался доораться до беснующейся толпы, швырявшей в него гнилые овощи, тухлые яйца и камни.

— Люди! Да что мы вам сделали! — вопил он, — Рандольф, Лейна. Я же вашего сына от колик в животе лечил. Андрас, тебе зубную боль снимал, когда ты на стенку от неё лез. Эйла, тебе…

Договорить он не успел. Камень, вылетевший из толпы саданул его в скулу. Голова бедолаги мотнулась. Из рассечённой щеки тут же потекла кровь, заливая лицо пленника.

— К порядку! К порядку! — рявкнул кто-то из храмовников, подозрительно знакомым голосом, — Вигарт, Хорн — ваши десятки три шага вперёд. Остальным — держать линию!

Толпа заволновалась. Двадцать бойцов качнулись вперёд, оттесняя людей от помостов. Это возымело эффект. Поток гнилых овощей и камней заметно стих, а те, которые всё-таки летели, падали у основания ещё не разожжённых костров.

— Орнст, бери своих парней и проведите святого отца через толпу. Да пошевеливайтесь давайте, не то мы тут до вечера проторчим, — сомнений не оставалось — голос принадлежал Дитриху. Рыцарь руководил охраной «мероприятия».

Отряд солдат вклинился в толпу и во мгновение ока рассёк её надвое, организовав узкий коридор. В него тут же вошёл сгорбленный, сухонький старичок, в сопровождении двух бойцов. Одет он был в простую серую робу с вышитой на ней эмблемой. Ладонь с тремя воздетыми вверх перстами. Пальцы символизировали божеств, а рука говорила о том, что все трое имеют единое начало.

Похоже орден предпочитал держаться от церкви особняком, хоть и считался её боевым крылом, подчиняясь синоду. Несмотря на это многие вопросы храмовники решали сами, да и эмблему носили свою.

— Люди, — вновь завыл привязанный к столбу мужик, — Что мы вам сделали? Мы просто жили как все! Мы просто хотели жить!

Один из стражников, охранявших костёр ткнул его под рёбра тупым концом копья. Бедолага на мгновение захлебнулся собственным криком, но почти сразу отдышался и продолжил вопить.

— Отпустите хотя бы Йенну! Она ни в чём не виновата. Она не знала!

Второй удар пришёлся в висок. Голова привязанного мотнулась в сторону и свесилась на грудь. Он потерял сознание. Старик к тому времени уже прошёл сквозь толпу. Принял из рук сопровождавшего его стражника увесистую, обитую кожей и железом книгу, раскрыл её и поднял вверх ладонь, призывая к молчанию. Гомон немного стих. Однако люди, волею случая оказавшиеся в задних рядах продолжали напирать на тех, кому посчастливилось пробиться ближе к центру. То тут то там вспыхивали перебранки, стычки. Была даже одна потасовка. Один кмет отдавил другому ногу, и оба тут же сцепились. А спустя пару мгновений повалились на землю, утонув в бурлящем людском море.

— А ну заткнулись! — окрик, словно клинок, рассёк висевший над площадью гвалт. Тот, разрезанный на несколько крупных лоскутов, опустился на толпу. Окутал её тихим, едва различимым шёпотом.

— Неугомонным по десять плетей выпишем! — ещё раз рявкнул Дитрих, уже скорее для острастки. Толпа поняла всё с первого раза.

На несколько мгновений над площадью воцарилась тишина. Затем заговорил священних. Тихим, сухим, но отрывистым, словно карканье больного ворона, голосом.

— Отгар и Йенна Карванстены. Вы были уличены в применении ворожбы, богохульстве, а тако-же помощи и сочувствии тем отродьям, что не первый месяц сеют страх и раздор меж людьми.

Толпа взорвалась криками.

— Ублюдки!

— Выродки!

— Собачье семя!

Старик вновь поднял руку, призывая всех к тишине. Солдаты внутреннего оцепления, недвусмысленно подались вперёд. Сомкнули щиты и поудобнее перехватили копья. Толпа замолчала.

— За это, — каркающим голосом продолжал священник, — Вы приговариваетесь к очищению огнём. И да сожжёт он ваши грехи. И да обратит он ваши мерзости во прах. И да вернётся этот прах в землю из которой вы были рождены. И да предстанут ваши души на суде троих лишь в свете своих праведных поступков, ежели таковые вообще имелись. Сир Дитрих. Приведите приговор в исполнение.

К кострам тут же подошли несколько слуг и принялись поливать охапки хвороста маслом. Толпа вновь взорвалась криками и… тут же удивлённо охнула, замолчав. В тишине прозвучал отчётливый скрежет вынимаемого из ножен клинка. Клинка, который был охвачен пламенем.

— И да воздел он руку. И да вложили в неё трое пылающий меч. И да вершил этим мечом правосудие супротив всякого, кто противился воле богов, — с этими словами рыцарь сделал шаг вперёд. Другой. Третий. Сунул остриё прямо между политых маслом веток. Вытащил меч обратно, и тут же подошёл к другому костру.

Пламя облизало ветки. Расползлось. Начало подниматься, понемногу заглушая своим гулом гомон толпы. Лизнуло ноги, прикованных к столбам людей. Женщина очнулась первой. Огляделась мутным, ничего не соображающим взглядом. Посмотрела вниз и завыла. Тоскливо и протяжно. В этом вое не было почти ничего человеческого. Только боль и отчание загнанного в ловушку зверя. Во взгляде её читались обида и непонимание. Непонимание, за что ей это. Почему с ней поступили так? Почему те, кого она знала много лет, с кем быть может водила дружбу, сейчас стоят и смотрят, как она мучаются. Смотрят с презрением и ненавистью. А некоторые — кидают камни.

Следом заорал мужчина. Вниз он не смотрел. Повернул голову и глядел на то, как пламя охватывает его супругу. Как горит одежда, обугливается кожа, а тело корчится в судорогах. Он орал и дёргался. Почти рефлекторно пытался вырваться. Добежать, вырвать из пламени, спасти. Вот только кандалы держали крепко, а огонь уже лизал его собственные ноги.

Что-то впилось мне в ладонь. Я почувствовал это даже через кожу перчаток. Опустил взгляд вниз и увидел руку Айлин. Девушка посмотрела на меня полным тревоги взглядом, подошла чуть ближе и полушёпотом сказала:

— Идём отсюда. Я не хочу… Не хочу на это смотреть.

Ответа дожидаться она не стала. Тут же рванулась вперёд и потащила меня за собой, к выходу в переулок, соединявший площадь трёх божеств со знамённой. Я замешкался лишь на долю секунды. Почти сразу её догнал и ещё немного прибавил шагу. У меня тоже не было ни малейшего желания смотреть на то, что будет дальше.

Сбавили темп мы лишь тогда, когда площадь с кострами и беснующейся толпой осталась далеко позади. Несколько минут шли молча, стараясь не смотреть друг-другу в глаза. Затем девушка всё-таки не выдержала и нарушила висевшую в воздухе, напряженную тишину.

— Зачем? Почему они так? — девушка вновь сжала мою руку. Нервно. Так, будто чья-то злая воля может её у неё вырвать.

— Месть, — невольно скривившись, ответил я, — За последнюю неделю было три нападения. Число жертв наверняка перевалило за пять сотен. Жителям города нужна была месть. Неважно кому. Одичавшую, озверевшую толпу не волнуют такие вопросы. Они не смогли добраться до магов, которые их убивали. Но им плевать. Зато эти уроды вытащили из дома травника, что их лечил. Может быть применяя магию, а может — им просто так показалось.

— А ведь и нас однажды… — она не договорила. Осеклась. Впрочем, понять, что именно она хотела сказать можно было и без слов. Я лишь крепче сжал её руку и кивнул, мрачно усмехнувшись.

— Если не сумеем вовремя сделать ноги, то да. Нас тоже.

В воздухе вновь на несколько секунд повисло молчание. Но затем, сзади послышалось деликатное покашливание и голос десятника.

— Товарищ капитан, если разрешите я вас дополню, — в голосе Освальда звучала плохо скрываемая злость. Похоже, ему представление тоже не пришлось по душе.

— Валяй, — пожал плечами я, — И в следующий раз, если есть что добавить, не спрашивай разрешения. Остальных тоже касается.

— Так вот, это была не только месть, — продолжил десятник, поравнявшись с нами, — Но ещё и явная демонстрация силы. Обратил, наверное, внимание, что они вывели на площадь лучших своих бойцов?

— Обратил, — кивнул я, слегка нахмурившись. Скорее всего десятник был прав. Для охраны им хватило бы куда меньшего количества бойцов, да и в начищенные до блеска парадные доспехи наряжать их было совершенно не обязательно.

— Они хотели успокоить горожан, — продолжил Освальд уже менее напряженным голосом, — Показать им, мол вы в безопасности. У ордена много сил, готовых охранять город и, если нужно, вступить в схватку с врагом. Скорее всего недавние нападения подорвали веру в могущество ордена. И они захотели эту самую веру восстановить.

Это тоже имело смысл. Такие терракты не проходят бесследно. Надо признать, соображающий мне десятник попался. По указке Бернарда, конечно, но всё-таки.

Я улыбнулся и ободряюще хлопнул его по плечу.

— Если ты и дальше будешь так хорошо работать головой, то недалек тот день, когда назначим тебя вторым сержантом.

— Не уверен, что мы до него доживём, — мрачно ухмыльнулся Освальд в ответ.

— У меня тоже есть, что добавить, — бросил Одрик, нервно сжимая рукоять своего топора, — Это было похоже на вызов. Возможно те дурни и впрямь сочувствовали или помогали магам-подпольщикам. Снабжали их травами, лечили, давали укрытие во время облав. И такая демонстративная казнь — это провокация. Орден ждал, что колдуны помчаться спасать этих двух бедолаг. Тут бы они их всех и накрыли. Ловушка, проще говоря.

— Ты не прав, — покачал головой Алвор, — Ежели б это была засада или ловушка, то они б пригнали на площадь куда меньше солдат. Большую часть посадили бы в проулках или в домах. А уже когда бы маги показались, соблазнившись возможностью, в лёгкую отбить своих, а заодно и покошмарить очередное столпотворение — вывели бы всех, кто у них есть. Для ловушки нужна приманка. А тут — простая демонстрация силы. Не более.

— А ты, Эрих, чего молчишь, — Одрик ткнул локтем в бок четвёртого солдата, пришедшего на замену Годфри. Того самого, который принёс нам весь от Родрика. Имя его я слышал впервые, да и видел то всего второй раз. Парень наверняка присоединился к нам совсем недавно.

— Слушаю и мотаю на ус, — слегка растерянно пожал плечами тот, — У меня не шибко большой опыт в таких делах. Я ж и наёмничаю то всего ничего. Когда поднаберусь, значится, знаний, тогда и буду рот открывать да советы давать.

— Слушает он, — ухмыльнулся Алвур, подмигнув Освальду и Одрику, — Слушает и запоминает. Зачем запоминаешь, парень? Чтобы потом кому-то доложить? Уж не шпик ли ты, часом? А то смотри, — ухмылка лучника начала напоминать хищный оскал. Он вальяжным, но в то же время ловким и быстрым движением вынул из ножен на поясе небольшой кинжал и сунул его под нос побледневшему парню, — Со шпиками у нас разговор короткий. Чик по горлу, а затем на стол к Вернону. На эти самые. Как их там. Онпыты.

Парень нервно сглотнул, затрясся словно осиновый лист и с надеждой посмотрел на меня, затем на десятника. Освальд покачал головой и поморщился.

— Шуткуют они так, — бросил он, — Не обращай внимания. То, что хочешь набраться опыта — похвально. Но не стоит верить каждому сказанному слову, а то тебе в уши такого нальют, что мама не горюй. А вы, парни, — десятник посмотрел на Одрика и Алвура, — Завязывайте давайте раздор меж нами сеять. Да и шутки у вас — говно. Лучше расскажите, как мы вчера четыре дюжины врагов вшестером раскатали.

— Восемь дюжин, — поправил его я, ухмыльнувшись. Если уж и сочинять, то без излишней скромности и с должным размахом. Так, чтобы история запоминалась.

В этот момент в голове вновь невольно мелькнула мысль о том, что, кто-то ведь может сочинять историю и про нас. Но если и так, то какой же он все-таки мудак. Столько эпичных моментов спустил в трубу во имя чего? Пресловутого правдоподобия? Мда, надо будет потом это всё дело переписать самому, приукрасив как следует. А что, ведь не самая плохая идея. Когда-нибудь мы закончим шататься по всему свету. Сяду, напишу мемуары, про наши приключения. Вот только, как верно подметил десятник: «Не уверен, что мы до него доживём».

— Так точно, товарищ командир, — нагло ухмыльнулся Освальд, — Восемь дюжин. Прошу прощения, смеркалось уже. Не разобрал сколько их там. Так вот…

Вся четвёрка чуть отстала и принялась живо обсуждать детали вчерашней схватки. Вернее трое присели на уши одному, засыпая его такими «подробностями», в которые и пьяному то поверить трудно. А уж трезвому и подавно. Годфри, вместо того, чтобы получить стрелу в горло, сражался сразу с десятерыми, и лишь одиннадцатый, зашедший со спины смог его достать. Я дыхнул огнём, словно один из древних драконов, и лишь этим спалил две дюжины нападавших. Алвор убрал вражеского командира, угодив ему стрелой прямо промеж глаз, а Одрик его добил ударом топора, потому как «больно живучий он оказался и болт его значица не убил». Его, а заодно и с дюжину его телохранителей, которые грозными были лишь на вид, а дрались хуже пьяной коровы. Орден, в рассказе, ясное дело, вообще не упоминался.

За этими разговорами мы не заметили, как добрались до храмовой площади. Народу по пути нам попалось мало. Монахи уже давно были заняты дневными службами, молитвами и работами, зеваки, околачивались на площади трёх божеств, а большая часть бойцов ордена их охраняла.

Возле барака, в котором обычно сидел комендант, нас встретил раздражённый охранник. Судя по тёмным кругам под глазами, поспать ему в эту ночь не удалось.

— Кто такие, — глухо прорычал он, поудобнее перехватив древко алебарды, — К кому?

— К господину коменданту, — ответил я, доставая из сумки грамоту с печатью епископа, — Будь добр, убери свою дубину и проводи нас.

— Комендант сейчас занят. Приходите позже, — попытался отмахнуться он, даже не взглянув на бумагу. Но я отступать не собирался. Ждать пока «его величество соизволит освободиться» совершенно не хотелось.

— Для эмиссаров Альрейна у него найдется время, — ухмыльнулся я, вновь сунув грамоту охраннику под нос. Тот посмотрел на неё уже повнимательнее. Затем перевёл удивлённый взгляд на нас и покачал головой.

— Только вы двое. Охрану внутрь я не пущу.

— Хорошо, — я не стал настаивать. Повернулся к парням и бросил, — Парни, подождите нас здесь. Это не должно занять много времени. И постарайтесь не задирать местных. Конфликт с ними… — я обвёл бойцов взглядом и по их глазам увидел, что намёк был понят и без лишних слов, — Крайне нежелателен.

— Будет сделано, товарищ капитан, — кивнул Освальд, — Парни, слушай мою команду…

Тяжелая дверь с глухим стуком захлопнулась за нашими спинами. В нос вновь ударил тяжелый запах пота, мочи, жаренного лука и дерьма. Запах казармы. Но мы тут не задержались. Поднялись на второй этаж, где дышать стало гораздо проще. Прошли по коридору со множеством дверей и оказались возле покоев коменданта.

Охранник мрачно ухмыльнулся, кивком указав на тяжелую дубовую створку, отделяющую рабочий кабинет командира храмовников от казармы, и потопал обратно. Стеречь вход.

Мы немного постояли, приводя мысли в порядок. Затем я взял девушку за руку. Заглянул ей в глаза и сказал.

— Про тех двоих — ни слова. Мы их не видели. Просто сидели и ждали до тех пор, пока Дитрих нас не спас.

Девушка молча кивнула. Я помедлил ещё несколько мгновений, а затем без лишних церемоний толкнул дверь коменданта. Та, скрипя старыми, давно не смазывавшимися петлями, нехотя отворилась. Словно бы намекая, что нас ждёт непростой… разговор.