Меж двух огней

Глава 20 «Судьба солдата»

В главном зале корчмы было людно. Под низким, потемневшим от копоти потолком, собрался почти весь отряд, и ещё несколько залётных забулдыг, расположившихся за дальним столиком. Несмотря на это, в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием очага, приятно-тягучими переливами лютни, да ласкающим слух голосом. До боли знакомым голосом.

Она сидела на небольшом резном стуле посреди зала. Сидела и пела, прикрыв глаза и полностью погрузившись в процесс. Пальцы сами собой порхали над грифом лютни.

В стране далёкой, безмятежной,

При блеске утренней росы,

Придёшь ко мне рассветом нежным,

Уж не тая своей красы.

Одета девушка была куда скромнее, чем утром. Платье застёгнуто по самое горло. Разрез сбоку исчез под хитросплетением изумрудно-зелёных шнурков. Волосы заплетены в аккуратную косу, какую носили по местному обычаю замужние дамы. Похоже, утреннее представление предназначалось исключительно для моих глаз.

Когда за нами закрылась дверь, Айлин, не переставая петь подняла голову. Нашла взглядом меня. И улыбнулась одними уголками глаз. Однако в следующий момент её голос дрогнул, а пальцы извлекли из инструмента резанувшую слух, фальшивую ноту. Увидела кровь, в которой я успел перемазаться, пока волок изуродованное тело Годфри. Я вымученно улыбнулся и покачал головой, пытаясь всем своим видом показать, что всё в порядке. Получилось не очень. Пальцы девушки вновь выбили фальшивую ноту. Она опустила взгляд, сосредоточив своё внимание на инструменте и продолжила песню.

Рассвет раскроет наши души,

Объятья солнцем опалит,

И уж ничто их не разрушит,

Никто уж нас не разлучит.

Двое парней, встали, подошли к нам. Подхватили потерявшего сознание десятника и не сговариваясь потащили его к проходу в гостиничное крыло. Там в одной из комнат Вернон оборудовал себе нечто вроде операционной. Лекарь тоже последовал за ними не говоря ни слова. Я же немного постоял, ища взглядом свободное место. Потом подсел к сержанту, расположившемуся за одним из дальних столиков. Видел он в гордом одиночестве, лениво ковыряя ложкой давно остывший ужин и размышляя о чём-то своём.

— Как прогулка? — криво ухмыльнулся он, смерив меня встревоженным, но в то же время слегка насмешливым взглядом.

— Дерьмово, — ответил я, усаживаясь поудобнее и жестом подманивая к себе одну из трактирных девок, сновавшую меж столов с небольшим подносом в руках.

— Если вы вернулись живыми, значит не так уж и дерьмово, — сержант пожал плечами и взял с подноса одну из кружек.

— Мне чего-нибудь пожрать и выпить, — бросил я трактирной девке, — Пожрать — горячего, выпить — того, что не пьянит.

Та коротко кивнула и тут же с опаской покосилась в сторону Айлин. Однако девушка не обращала на неё никакого внимания, вновь полностью отдав себя инструменту и песне.

Но что-то вдруг переменилось,

Запахло дымом факелов,

Наше укрытье окружила,

Толпа озлобленных воров.

— Не все вернулись живыми, — мрачно бросил я, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, — Усталость давала о себе знать, — Мы…

В этот момент моего плеча осторожно коснулась чья-то рука. Передо мной стояла одна из девок, присоединившихся к отряду в Вестгарде. Низенькая, темноволосая, с чуть полноватым лицом, весьма внушительным бюстом, обтянутым тугим шнурованным корсетом из грубой ткани. Её серые глаза встревоженно впились в меня. Некоторое время она молчала, то ли боясь задать свой вопрос, то ли опасаясь услышать на него ответ. Впрочем, озвучивать его не было никакой необходимости. Я уже догадался о чём именно она хочет спросить.

— Сожалею, — слова нождаком скребли глотку, так и норовя застрять в ней. Встать поперёк, уцепившись за стенки, лишь бы не вылетать из моего рта, — И соболезную. Он погиб в бою.

Губы женщины задрожали. В уголках глаз сверкнули искорки подступающих слёз.

— Могу лишь утешить тем, — голос был холодным и отстранённым. В нём то и дело проскальзывали металлические нотки. Это говорил не я, а кто-то другой. Кто-то у кого внутри не сжималось всё от горечи, позора и злости. Кто-то, кому было плевать и на убитого бойца и на женщину, только что потерявшую любовника, а, быть может и потенциального мужа, — Что ушёл он так, как подобает воину. Погиб в бою, с оружием в руке, а не стоя на коленях и умоляя о пощаде.

— Где… — голос маркитантки предательски дрогнул, не дав ей закончить вопроса. Впрочем, я и без слов понял, что именно она хотела узнать.

— Мы положили его в хлеву. Похороним завтра утром так, как велит нам наш обычай. Если хочешь попрощаться, то…

Дальше слушать меня она не стала. Подняла отрешённый, ничего не выражающий взгляд и чуть покачивающейся нетвёрдой походкой направилась к двери. Плечи её то и дело содрогались от беззвучного плача. По щекам катились ручейки слёз.

— Дерьмо, — поморщился я, принимая у служанки поднос с дымящейся тарелкой и пенящейся кружкой, — Ненавижу такие моменты. Твою мать, вот специально же набирали отщепенцев и одиночек. Нет, они и тут переженихаться успели.

— Не в твоих силах запретить естественный порядок вещей, — пожал плечами Бернард, — Тем более, что ты и сам бы тогда нарушил собственный же запрет, — сержант бросил красноречивый взгляд сначала на меня, затем на сидевшую в центре зала девушку. Та продолжала петь казалось бы, не обращая внимания ни на что вокруг. Однако на её побледневшем лице угадывались следы с трудом скрываемой тревоги.

Со двора донёсся приглушённый плач, постепенно переходивший в протяжный, полный боли и отчаянья вой. Мне уже доводилось слышать такой. В приречье, после стычки с крестьянами. Только там потерю мужа оплакивала баба, которую мы видели в первый и в последний раз. Мужа, который вышел против нас с оружием в руках и поплатился за это. Сейчас же ситуация была совершенно иной. Одна из наших, оплакивала нашего бойца, погибшего из-за моей дурости и неосмотрительности. И от этого становилось совсем хреново.

— А вот это тоже естественный порядок вещей? — поморщился я, отодвинув от себя поднос с едой. Пахла она аппетитно, но кусок в горло лезть не хотел.

— Да, — равнодушно пожал плечами сержант, — Вполне естественный, для любого, кто решил взять в руки меч. И для любой, которая решила связать свою судьбу с таким мужчиной, — Он немного помолчал, вновь смерил меня чуть насмешливым взглядом и добавил, — И яб на твоём месте не питал иллюзий насчёт вас с ней. Однажды, когда тебе изменит удача, она окажется, — Бернард кивнул в сторону Айлин, а затем указал на дверь, — на её месте. Впрочем, — сержант на мгновение осёкся, но затем решил закончил мысль, — Вспоминая, что у вас обоих шило в жопе, уж не знаю, кому госпожа-фортуна даст возможность порыдать над трупом другого. Но кому-то всё-же придётся. Мне то казалось, что ты это понимаешь.

— Понимаю, — мрачно процедил я, — Но одно дело осознавать разумом и совсем другое — принимать сердцем. Вряд-ли у меня хватит сил на последнее.

Над столом повисла тишина, нарушаемая лишь чуть прерывистой мелодией лютни и последними строчками песни.

Багрянец сжёг твои одежды,

Огонь всю кожу опалил,

И растворилась вся надежда.

Под слоем траурных белил,

— Что ж… — бросил сержант после долгого молчания, посмотрев на меня со смесью уважения и всё той же лёгкой насмешки во взгляде, — Парень, ты меня удивил. Не все могут понять разницу. А особенно глупые начинают бахвалиться тем, что смеются смерти в лицо, не задаваясь такими вопросами. То, что ты не из таких, конечно, радует, но если ты и дальше будешь принимать всё так близко к сердцу, то тебе стоит крепко задуматься, а то ли ремесло ты вообще выбрал.

— В том и дело, что не я выбирал его, а оно — меня.

— Чушь, — ухмыльнулся сержант, — Выбор есть всегда. Разве что, делаем мы его, не задумываясь о последствиях. А когда они нас настигают — начинаем скулить, мол мы не этого ждали и не этого хотели. И тогда жизнь снова ставит перед нами выбор. Весьма простой. Продолжать жалеть себя и скулить, падая на самое дно и утягивая всех за собой. Или же сцепить зубы и продолжать идти дальше, не обращая внимания на удары судьбы.

— Думаешь, настал момент…

— Понять из какого ты слеплен теста и годишься ли вообще на роль нашего командира, — Бернард не дал мне договорить, — Думаю он пришёл уже давно. Просто у тебя раньше не было времени поразмыслить над этим, как следует. А сейчас оно появилось — вот тебя и накрыло.

— Меня накрыло потому, что погиб мой человек, — я старался говорить холодно и отстранённо, но в последний момент голос предательски дрогнул.

— Они и раньше погибали, — равнодушно пожал плечами сержант, потянулся к кружке и сделал из неё большой глоток, — Причём куда в большем количестве. Что изменилось сейчас?

— Сейчас это случилось из-за моей глупости.

Бернард снисходительно улыбнулся, смерил меня насмешливым взглядом и покачал головой. На мгновение над столом вновь повисла тишина, в которой послышались последние аккорды песни.

Но я пробьюсь и сквозь метели,

Пройду сквозь бури и снега,

И с первым заревом весенним,

В чужой стране найду тебя.

— Забираю свою похвалу назад, — хохотнул сержант, пододвигая к себе мой поднос с едой, — Клянусь сиськами великой матери, таких дураков как ты, парень, свет ещё не видывал.

— Не изволишь объясниться, — на этот раз в моём голосе послышалось раздражение. Впрочем, судя по ещё больше растянувшейся ухмылке сержанта, именно этого он и добивался.

— Изволю, отчего ж не изволить, — Бернард подцепил двузубой вилкой кусок мяса, закинул его себе в рот. Пожевал, глядя на меня со значением, отхлебнул из кружки и продолжил, — Во первых, кто тебе сказал, что раньше мы теряли бойцов не из-за твоей глупости? Неужто ты думаешь, мол ты — настолько хороший командир, что ни разу не обосрался?

— Ну вообще нет, но…

— Я тебя огорчу, — сержант подцепил вилкой второй кусок мяса и тут же отправил его себе в рот, — Но всё то дерьмо, в которое мы влипали раньше, и по уши в котором сидим сейчас — это результат твоих решений. Потери — тоже.

— Если всё настолько хреново — зачем вообще было выбирать меня командиром?

— Потому, что за тобой люди готовы идти не смотря на все твои ошибки, — сержант равнодушно пожал плечами и положил вилку на стол, — Ну и кроме того, кто тебе сказал, что попади на твоё место кто-то другой, обосрался бы меньше.

— А…

— Во-вторых? — Бернард откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки, — Ты слишком много на себя берёшь. Годфри сам виноват в собственной смерти. Он прекрасно осознавал, чем всё закончится, когда вместо мотыги взял в руки меч. А если не осознавал, значит был ещё большим дураком, чем ты. Но это тоже — его проблемы.

— Что-то ты меня совсем запутал. То я — дерьмовый командир. То бойцы сами виноваты в том, что я их угробил.

— Это хорошо, — улыбнулся сержант, — Значит мы почти добрались до сути. Не пойми меня неправильно. Я очень ценю тот факт, что ты переживаешь за жизни своих солдат. Это значит, что ты не будешь рисковать ими понапрасну из-за собственной прихоти. Однако если ты и дальше хочешь быть нашим командиром, тебе придётся уяснить три вещи.

— Весь внимание.

— Первая, — Бернард начал загибать пальцы на руке, — Ты командир, а не добрый папочка. Ты платишь этим отбросам общества именно за то, что они рискуют шкурами, выполняя приказы. Если кто-то из них подохнет — именно за это он и получал своё жалованье.

— Звучит довольно цинично. Не думаю, что люди оценят отношение к ним как… к расходному материалу.

— Так и есть, — пожал плечами сержант, — И это вторая вещь, которую тебе следует уяснить. Командиру надлежит быть циничным. Это уже твоя плата за то, что ты слаще других жрёшь и дольше прочих спишь. У тебя нет права на сомнения, сожаления и прочее дерьмо, которым ты сейчас пытаешься забивать себе голову. По одной простой причине — сомнение приводит к промедлению. А любое промедление на поле боя — впустую потраченные жизни твоих бойцов.

— А это уже звучит парадоксально.

— Потому, что ты меряешь крайностями. Но об этом чуть позже. Третья вещь, которую тебе следует уяснить — у тебя нет права показывать свои сомнения на людях. Это подрывает их боевой дух и отбивает желание следовать за тобой. В конце-концов люди идут за тем, кто знает куда он движется и движется, а не жуёт сопли, рассуждая, а правильно ли он поступил.

— Но ведь тогда он будет наступать на одни и те же грабли. Снова и снова, пока не расшибёт себе лоб.

— Опять крайности, — покачал головой сержант, — Во всём хороша мера. Золотая середина, я бы сказал. И если ты хочешь быть хорошим командиром, то тебе предстоит нащупать её по всем трём вопросам. А пока не нащупал — не забивай себе голову ерундой и не пытайся взваливать на плечи больше, чем можешь унести.

— Делай, что должно, и будь, что будет? С этого, наверное, и надо было начинать, — ухмыльнулся я, однако сержант в этот раз остался совершенно серьёзен.

— Ты сам должен был прийти к этому выводу, — кивнул Бернард, — Рад, что это случилось так быстро. А теперь, если ты закончил мотать сопли на кулак и снова отрастил яйца, будь добр, поведай, что же всё-таки произошло.

На мгновение над столом повисла тишина. Я прикрыл глаза и проанализировал ощущение. Стало действительно легче. Конечно кошки всё ещё скреблись где-то на задворках сознания, но всё-таки… Сержант очень хорошо разложил всё по полочкам. В конце-концов они сами выбрали меня командиром. А многие — сами напросились ко мне в отряд. Силком никого не волокли. Да и уйти каждый из них может в любой момент. Так что я и правда похоже слишком загнался. Мальчики уже большие. Сами могут нести ответственность за последствия своего выбора.

— На нас напали. Те же уроды, что и в Риверграссе. Должно быть дошли до столицы сушей, — я взял кружку с квасом и сделал крупный глоток, а затем снова поманил к себе служанку. Теперь, когда с моральными терзаниями было покончено, пустой желудок вновь дал о себе знать.

— Сколько их было?

— Две дюжины. Хотя, наверное даже две с половиной, — пожал плечами я, — Во время боя — некогда было их считать. А после — уже и незачем.

— И вы их всех уделали? Потеряв одного человека? — Бернард удивлённо посмотрел на меня.

— Не мы, — я покачал головой и взял поднос из рук вернувшейся официантки. На ужин была тушёная капуста с крупными кусками мяса. Не слишком изысканное блюдо, однако моему жаждущему подношений желудку было уже глубоко плевать на то, насколько изощрённую еду в него накидают, — Орден их перебил.

— Это уже не столь важно, — ухмыльнулся сержант бросив на меня снисходительный взгляд, — Всё-таки ты действительно дурень. Любой другой на твоём месте прыгал бы до потолка от радости. Мы разменяли три десятка на одного человека. Сбросили погоню с хвоста, по крайней мере на какое-то время. А может и насовсем — если их наниматели решат, что посылать за нами второй отряд для них слишком накладно. Это лучший, сука, исход, из всех возможных. Прикинь сколько было бы потерь, еслиб они нагнали нас вдалеке от столицы и клинков святош? Вот то-то. А ты сидишь с такой рожей, будто весь день дерьмо ложками наворачивал.

— Может ты пойдешь и ей объяснишь, что это был лучший исход из всех возможных, — скривился я, кивнув на дверь, — Уверен, ей от этого станет куда как легче.

— Сама проревётся, — пожал плечами сержант, — А через пару дней начнёт подыскивать себе новый член. Я тебя удивлю, но бабы — куда более разумные существа, чем мы с тобой. По крайней мере те из них, кто выбрал профессию маркитанток. Редко какая блядь будет морочить себе голову такими понятиями, как долг, честь или совесть. Их заботят куда более приземлённые вещи — достаток, жопа в тепле и уверенность в завтрашнем дне. И если этот мужик не может ей их обеспечить по причине собственной смерти, то она просто пойдет искать нового. Так что не слишком то забивай себе голову этими крокодильими слезами. Она ревёт не по человеку, а потому, что потеряла его защиту и доступ к его жалованью.

В этом тоже наверняка была доля правды. Правда эту тему развивать мне не хотелось совершенно. Не стоит судить людей, не побывав в их шкуре. Да и, в конце-концов, кто знает, может и проститутка способна искренне полюбить.

— И всё-таки… — я сделал большой глоток и посмотрел на сержанта поверх опустевшей кружки, — Как ты со всем этим справляешься.

— Повоюй с моё, сам поймешь, как, — ухмыльнулся он, — Со временем просто понимаешь, что у воина не так уж много. Если госпожа-фортуна повернётся к тебе жопой, то вскоре ты станешь пищей для воронья. Если лицом — то ты проживёшь долго. Пройдешь множество битв. Но потеряешь всех кого когда-то знал. И до конца жизни будешь гадать, кому из вас «повезло» больше. Тем, кто сейчас лежит в земле, или тебе, видевшему, как каждого из них закопали. Потому, как у удачи мало любимчиков. Редко когда больше одного на роту или отряд.

— Мрачная перспектива, — покачал головой я.

— Может быть, — сержант пожал плечами, — Но когда ты осознаешь и принимаешь эти правила игры, становится намного легче. Просто перестаёшь замечать со временем происходящее вокруг дерьмо или относишься к нему, как к должному. В конце-концов ведь именно такова судьба солдата.

— А когда не замечать уже не получается?

— Что ж, тогда… — Бернард посмотрел на меня со значением. Затем отстегнул от пояса свою верную спутницу и откупорил крышку. В воздухе запахло крепким духом перебродившего пойла. Сержант ничего больше не сказал. Лишь сделал один крупный глоток, заткнул флягу и повесил её обратно на пояс. Затем снова окинул меня изучающим взглядом.

— Помог так помог, — поморщился я, вновь прикладываясь к кружке.

— Уж как сумел, — осклабился сержант, — Ну что-то мы тут с тобой заболтались. А я, так вижу, с тобой ещё кое-кто хочет поговорить, так что не буду больше отнимать у неё время. Хорошего вечера, и будь добр — к утру найди свои яйца. Ты должно быть их обронил где-то по дороге.

Он встал, кивнул кому-то, стоявшему за моей спиной и неторопливо направился к двери в гостиничный комплекс. К столу на его место подсела Айлин. Подсела, окинула меня оценивающим взглядом, прежде чем я успел открыть рот, сказала.

— Не стоит портить вечер, продолжая эту тему. Я слышала весь ваш разговор, — девушка взяла меня за руку, заглянула в глаза, — От себя могу добавить лишь одно. Он прав. Мы уже сделали свой выбор. И что-то мне подсказывает, что сделали его много жизней назад. Теперь поворачивать уже слишком поздно. Кому-то из нас придётся однажды принять на себя всю тяжесть его последствий. Поэтому… — она на мгновение замялась, — Хрен ты теперь куда-либо пойдешь один. Понял? Я не буду, — Айлин кивнула головой на дверь, — на её месте.

— Хочешь, чтоб на нём оказался я?

— Это будут уже твои проблемы, — улыбнулась девушка, — Вот такая вот я эгоистка. А теперь давай не будем портить остаток вечера и закроем эту тему. Лучше расскажи мне, как тебе…

— Песня?

— Она самая, — кивнула девушка, подзывая к нам одну из служанок и забирая у неё с подноса увесистую кружку.

— У тебя очень красивый голос. Уже пожалел, что не успел на всё представление. А эта песня… Сама её сочинила?

— Нет, — девушка смущённо покраснела и отвела взгляд в сторону, — Это местный фольклор. Я ещё не настолько хороша в этом, чтоб самостоятельно сочинять песни. Но на то, чтобы заработать немного денег на чужом творчестве — навыков мне хватает.

— В таком случае тебе стоит отложить эти деньги и купить потом свой собственный инструмент, — улыбнулся я, откинувшись на спинку стула и скользя по девушке взглядом. Несмотря на то, что наряд её сейчас выглядел куда скромнее, чем утром, она всё ещё была очень красива, — У тебя здорово получается и мне не хотелось бы, чтоб ты бросала.

— Куплю, но чуть позже, — улыбнулась девушка, — Сначала надо вернуть должок Болеку.

— Когда это ты успела ему задолжать? И за что?

— Сам всё увидишь завтра утром, — отмахнулась Айлин, — Кстати об этом. Пока вас не было, к нам приходил посыльный от Байрона. Барон очень настойчиво зазывал нас к себе на приём. Сказал, мол, у него есть для нас очень важная информация.

— Что ты ему ответила?

— Ничего конкретного, — девушка пожала плечами, — Сказала, что ты у нас командир и такие вопросы решать тебе. Гонец удивился такому ответу, но обещал передать его барону.

— Что-то в последнее время мы просто нарасхват, — я устало прикрыл глаза, немного помолчал и добавил, — Ну что ж, коль скоро ты теперь решила ходить со мной, то советую тебе сегодня хорошо отдохнуть. Завтра у нас будет очень… насыщенный день.

— Я сегодня неплохо отдохнула, пока ты там воевал, — Айлин поставила кружку на стол и с нескрываемым удовольствием потянулась, — Так что сон может и подождать. Лучше поделись тем, что тебе удалось узнать.

— Уверена? Это будет долгий рассказ…

— В таком случае… Эй ты, как там тебя, — она махнула служанке рукой, — Принеси нам ещё по кружке, да поживее. Вечер обещает быть интересным.