Красное бедствие

Глава 19

Савьер нехотя открыл глаза, разбуженный болью в покалеченной ноге. Тусклое солнце проникало в комнату, в углах плясали черные тени.

Который час? Должно быть, еще совсем рано.

Медленно повернув голову, он увидел лежащую на соседней подушке темноволосую макушку. Сперва ничего не понял, затем резко сел и уставился на мирно посапывающую Хести.

– Что ты здесь делаешь?! – прошипел он, толкая эльфийку.

– Чего? – прохрипела она, осоловело моргая. – Который час? Зачем ты разбудил меня?

– Что ты делаешь в моей постели?!

– Пришла ночью. – Хести села и сладко потянулась. – Решила, что тебе может стать одиноко в такой большой комнате.

– Убирайся, – приказал Савьер, указывая на дверь.

– И не подумаю, я нагрела себе место, – фыркнула эльфийка и закуталась в одеяло. – Тебе жалко что ли?

От такой наглости Савьер не нашел, что ответить. Решил, что тогда уйдет сам, попытался встать, запутался в простыне и едва не упал с кровати. Хести успела придержать его за локоть.

– Снова нога? – Она поджала губы. – Давай помогу.

– Обойдусь без твоей помощи!

– Хватит упрямиться, – вдруг промурлыкала Хести и прильнула к его спине. – Я могу облегчить твою боль, позволь мне…

– Что тебе нужно? – простонал Савьер, пытаясь вырваться из цепких рук. – Ты то ненавидишь меня, то пытаешься помочь, я ничего не понимаю!

– А тебе и не нужно.

Она стащила простыню с его ног и Савьер стыдливо попытался прикрыться руками. Ему стало не по себе – никому кроме лекарей он не показывал свое уродство.

– Жрицы могут помочь тебе, – тихо сказала Хести, разглядывая худую, жилистую ногу. – Почему ты не обратился к ним?

– Не хочу быть обязанным.

Ее пальцы бегло ощупали выступающую мышцу и Савьер почувствовав уже знакомое покалывание и тепло. Боль отступила, он не сумел сдержать вздох облегчения.

– Пожалуйста, – сказала Хести, усаживаясь рядом. – Неужели так сложно просто поблагодарить меня?

– Я совсем тебя не понимаю, – вздохнул Савьер. – Ты то ненавидишь меня, то огрызаешься, то спишь в моей постели. Что тебе нужно? Зачем ты все это делаешь?

Хести пожала плечами и отвернулась. Савьер устало запустил пальцы в волосы и попытался успокоиться.

Женщин в его постели не было никогда. Ему сложно признаться в этом даже себе, но он лучше умрет, чем покажет кому-то свое уродство. Однако Хести все видела и не убежала в ужасе, говорит ли это о том, что все не так плохо, как ему казалось?

– Это… уродливо? – тихо спросил он.

– Видела и похуже, – буркнула Хести.

– Где?

– Не твое дело, калека.

Она вскочила с постели, поправила ночную сорочку и громко топая направилась к двери.

– Хести!

Жрица обернулась.

– Спасибо.

Окинув его тяжелым взглядом, она кивнула и вышла из комнаты.

– Что ты делала в моей постели? – тихо спросил Савьер, но она его уже не услышала.

И когда только она успела сюда пробраться? Жаль, что в этом доме двери не закрываются.

Позавтракав в одиночестве, Савьер отправился на поиски Элинор. Он нашел ее в небольшом саду за поместьем – они с Джемини играли с новорожденными котятами. Малыш гладит пушистые комочки и заливисто хохотал.

– Прививаешь ему любовь к животным? – Савьер медленно сел на скамью и откинулся на резную спинку.

– В моей семье все их любят, – откликнулась Элинор. – Отец разводил сов, а матушка кошек. Думаю, любовь к животным заложена в Джемини Матерью.

Она выпрямилась и обернулась. На ее лице играет румянец, глаза блестят, а всегда тщательно уложенные волосы слегка растрепались. Она выглядит удивительно хорошо в строгом бордовом платье с белым воротником.

– Как твоя нога? – Элинор оставила малыша с котятами и подошла к Савьеру.

– Лучше.

Он не лгал – после того, как Хести помогла ему, нога перестала пульсировать и ныть. Если бы у жрицы был более покладистый характер, они могли бы стать друзьями.

– Ты так задумчив сегодня. – Элинор хотела присесть рядом, но вдруг передумала. – Не хочешь прогуляться?

– Конечно.

Ходить без мучительной боли – что может быть лучше? Он так давно привык к своей продолжающейся день за днем агонии, что успел забыть, как прекрасно просто идти и не останавливаться через каждые несколько шагов.

Они прошли вглубь сада, Савьер склонился над благоухающим кустом и нежно коснулся тонких лепестков пальцами. Какой хороший день.

– Ты счастлив? – вдруг спросила Элинор.

– Думаю, сейчас я счастливее, чем был вчера, – ответил Савьер. – А что?

Женщина смущенно потупила взгляд.

– Я никому ничего не расскажу, – тихо сказал Савьер. – Можешь мне доверять.

– Мне кажется, – осторожна начала Элинор, – что Лаверн скоро совсем забудет обо мне.

– Откуда такие мысли?

– Его интересует только наш ребенок. В письмах он спрашивает только о нем и никогда обо мне. Когда он приезжает, он…

Она замолчала, ее щеки покраснели.

– Ну же, – Савьер ободряюще похлопал ее по плечу, – доверься мне.

– Он даже не спит в нашей комнате, – наконец призналась Элинор.

Эти слова дались ей с трудом – она густо покраснела и отвернулась, но Савьер все равно видел ее горящие уши.

– Мой брат своеобразный человек, – с трудом подбирая слова сказал Савьер. – Не стоит думать, что он не любит тебя только потому…

– Ах, будет! – Элинор горько рассмеялась. – Он никогда не любил меня и не полюбит. Наш брак – всего лишь формальность, ты ведь должен был это понять. Мы такие же чужие друг другу люди какими были в тот день, когда он впервые приехал в наше родовое поместье.

– А ты? – спросил Савьер. – Ты любишь его?

Элинор задумчиво покачала головой. Конечно, откуда взяться любви в таком браке?

– А мне так хочется полюбить, – прошептала женщина. – Наверное ты решишь, что мне чуждо чувство благодарности и чести, но моя душа будто птица, которую заперли в клетке. Мне хочется любви, поцелуев и ласки от мужа, хочется видеть блеск в его глазах, хочется… Ты считаешь меня глупой?

– Что? – Савьер опешил. – Вовсе нет!

– А зря. В Пятнадцати Свободных землях идет война, а я думаю о каких-то глупостях.

– Любовь – это вовсе не глупости. Она способна дарить жизнь и воскрешать сущее.

– Чьи это слова?

– Аралии Шестекрылой, одной из командиров Железных Ласточек. Я читал ее дневник, – признался Савьер.

– Красиво сказано. – Элинор кивнула. – Ты правда понимаешь меня куда лучше, чем Лаверн. Приди я к нему с такими разговорами, он бы выставил меня за дверь не задумываясь.

– Неужели тебе кажется, что он настолько бессердечный?

Элинор посмотрела на него взглядом, в котором Савьер увидел ответ на этот вопрос. Он и сам знает, что сейчас брата волнует только его кровь, кровь великих императоров. Он женился только затем, чтобы продолжить свой род, Элинор ему не нужна.

– А ты любил когда-то? – вдруг спросила женщина.

– Не думаю.

Он вспомнил погибшую Амели и на сердце появилась неподъемная тяжесть. Может, в детстве он и был в нее влюблен, но в тот день, перед самой ее смертью, не испытывал чувств. Она была ему другом, не больше.

– А что на счет жрицы, приехавшей с тобой?

– А что с ней? – удивился Савьер.

– Слуги видели, как она покидала твою комнату ранним утром, – смущенно сказала Элинор. – Если это не мое дело…

– Ты все не так поняла! – Савьер неловко оступился и едва не упал. – Между нами не может быть ничего… такого. Она просто следит за мной, Лаверн поручил ей это.

– Она знает, что Джемини его сын?

– Не уверен, – неопределенно ответил Савьер. – Поэтому предлагаю сохранить это в тайне.

– Прежде Лаверн никому не рассказывал, что у него есть семья, а теперь отправил сюда и тебя, и Хести. Это на него не похоже.

– Дом Убывающих Лун его союзники. Наши союзники, – поспешно добавил Савьер. – Наверное, он решил не скрывать от них Джемини.

– Присмотрись к ней, – вдруг сказала Элинор. – Эта девушка не сводит с тебя глаз.

– Она на всех глазеет.

– Вовсе нет. Думаешь, она нарядилась к ужину ради меня?

Элинор лукаво подмигнула Савьеру и тот залился краской. Проклятье.

– Глупости, – как можно беспечнее отмахнулся он. – Для Хести имеют значение только дела ее дома.

– А мне кажется, что в ее сердце есть место и для тебя. Пойдем, я покажу тебе беседку, которую построили рядом с озером. Это недалеко.

Савьер мысленно вернулся к вчерашнему ужину и отчетливо представил себе Хести, одетую в чужое платье. Не могла же она надеть его ради него? Зачем? Может, кто-то из наставниц приказал ей соблазнить его, чтобы выведать планы Лаверна? Забавно, потому что брат приказал ему сделать то же самое.

“Что ж, – мысленно решил Савьер, – давай поиграем в твою игру, Хести”.

Выйдя из физической оболочки, она спустилась вниз и покинула поместье. На заднем дворе тихо, только где-то за деревьями говорят люди, кажется, Савьер и Элинор. Поборов желание узнать о чем они шепчутся, Хести приблизилась к играющему ребенку.

Она присела на корточки и принялась наблюдать за ним со стороны. Да, в его лице определенно есть черты Савьера. Что-то неуловимое, фамильное сходство. От матери ребенок не взял почти ничего – ни золотых кудрей, ни аккуратного носа, даже овал лица малыша уже намекает на то, что с возрастом щеки уступят место точеным скулам.

Заинтересовавшись тем, что так увлекло ребенка, Хести подошла ближе и тут же отшатнулась – в пухлой руке зажато безжизненное тельце котенка. На земле лежат еще четверо – все бездыханные, с широко раскрытыми глазами.

– Что ты наделал? – прошептала Хести, наклонившись к малышу.

Тот поднял на нее серьезные не по возрасту глаза и поджал губы. Ей на мгновение показалось, что в теле ребенка заточен кто-то другой, кто-то взрослый, источающий запах страха и смерти. Находясь вне тела, Хести хорошо чувствует исходящую от людей энергию, и то, что она ощутила, находясь рядом с малышом, испугало ее.

Он не просто случайно задавил котенка – он сделал это намеренно. Убить котят было его осознанным желанием. Он хотел причинить им боль.

Хести торопливо произнесла заклинание и очнулась в своей комнате. Пошатываясь, она встала и попыталась упорядочить мысли.

Если это ребенок Савьера, то он породил чудовище. Вокруг малыша вьется темная энергия, такой мрачной сущности видеть ей еще не доводилось. Кто бы не вырос из этого ребенка, дела его будут темными, а след, который он оставит в истории, будет кровавым.

Быстро спустившись по лестнице, Хести выскочила на задний двор и увидела, что ребенок продолжает играть с мертвыми котятами. Она подошла ближе и присела напротив мальчишки.

– Давай я унесу их, – тихо предложила она.

Ребенок окинул её оценивающим взглядом и мотнул головой. Черные кудри упали на белоснежный лоб.

– Твоя мать будет вне себя от горя, если увидит это. Давай, ну же, я сделаю так, что она никогда их не найдет.

Мальчишка снова мотнул головой.

– А если я возьму тебя с собой? Пойдешь? – Хести протянула руку, предлагая малышу пойти с ней.

Вместо ответа ребенок плюхнулся на землю и продолжил играть с бедными котятами. Он тряс их, сжимал в руках, заглядывал в мертвые глаза и будто не понимал, почему они не двигаются.

Малыш вышел из себя, его подбородок задрожал, в глазах появились злые слезы. Хести протянула было руку, чтобы успокоить его, но вдруг почувствовала опасность. Быстро поднявшись на ноги, она отступила.

Мертвый котенок, над которым рыдал ребенок, вдруг зашевелился. Неловко поднявшись на лапы, он ткнулся мордой в ладошку малыша. Волосы на затылке Хести зашевелились от ужаса.

Не помня себя, она схватила котят и бросилась прочь, перепрыгивая через кусты. Она бежала по ухоженным клумбам, ломала низко висящие ветки деревьев, но не останавливалась до тех пор, пока не оказалась у заброшенного на вид домика с садовым инвентарем.

Распахнув дверь, она схватила лопату и побежала к высокой ограде, чтобы скрыться подальше от любопытных глаз.

Она положила мертвых котят на землю и уставилась на того, который непостижимым образом ожил. Она не чувствовала живой энергии, исходящей от него, не чувствовала вообще ничего, только могильный холод. В стеклянных глазах животного не было жизни, только посмертная белесая пелена.

– Прости, Черная Мать, но я должна это сделать, – пробормотала Хести и занесла лопату.

Кошки – святые животные в культе Черной Матери. Их нельзя убивать, нельзя приносить в жертву, нельзя использовать в ритуалах. Однако, этого малыша убила не она, так что Хести надеялась, что темная покровительница простит ее.

Ей пришлось оглушить восставшего котенка лопатой, прежде чем она нашла в себе силы поджечь его. Когда огонь разгорелся, она кинула в него тела остальных животных и брезгливо обтерла руки о мантию.

Где-то неподалеку раздались голоса. Хести обернулась и увидела за деревьями Савьера и Элинор, идущих по тропинке к поместью. На руках женщина несла малыша, вцепившегося в ее плечо пухлыми ручками.

Хести выругалась и плюнула в костер.

От кого бы Элинор не зачала этого ребенка, у Хести есть для нее плохие новости – ее сын некромант, способный поднимать мертвецов из могил.