Князь Московский

Глава третья

Мне снилось, что лечу над Москвой. Я это отчётливо сознавал.

И с высоты птичьего полета летая над городом, наблюдал за людьми. Они виделись мне крохотными муравьями, а лошадки и тележки были маленькие и смешные. Казалось, что все вокруг является чистой и незамутнённой сказкой.

На такой высоте не было видно грязных улиц и потрескавшихся фасадов, не было нищих и пропойц, вонючих рынков и смрадных переулков.

Всё было маленькое и кукольное, а сам город напоминал муравейник которые жил своей муравьиной жизнью, и подчинялся своим муравьиным законам.

Но после пристального наблюдения, я увидел крошечные огоньки, что ползли по «венам» этого города, а некоторые не двигались, но я откуда-то знал, что все огоньки живые.

И это не просто огоньки, это маленькие искорки магического дара, что находится в людях.

Меня тянуло к этим огонькам, мне хотелось их всех забрать себе, сберечь, не дать пропасть во всё пожирающей пустоте это мира. Мира жадного, холодного и пустого, что сам хочет обогреться за счёт этих огоньков.

И меня бросал ветер из стороны в сторону, не давал спуститься вниз к огонькам. И я всё больше и больше замерзал в этой борьбе.

Я чувствовал, как этот Мир пытается поглотить меня…

Когда проснулся, была ещё ночь. Она дышала своими звуками и прохладой. Явственно слышались перестук колес, цоканье подкованных копыт, выдающих по брусчатки сонную чечётку.

Шарканье метлы дворника по мостовой, где-то далеко лаяли и завывали собаки.

Вчера сон меня одолел быстро, оглушив усталостью и огромным количеством впечатлений.

Вернувшись после общения с Элли, умылся, снял этот чертов корсет и, забравшись под балдахин, провалился в глубокий сон.

«Странно, почему мы не делим ложе с супругой? Я, конечно, понимаю, травма спины и всякие сопутствующие моральные комплексы, но может быть, прикосновениями к теплу тела своей законной супруги мог бы и разжечь огонь в чреслах...» — размышляя, выполнял разминочный комплекс Светлого Двора, конечно, не весь, только то, что не нагружало травмированную спину.

«Ну и ладно, травма эта поправимая, просто надо восстановить деформированную ветку нервов, и мы ещё поборемся за продолжение нашего рода», — перетекая из одной стойки упражнений в другую, ободрял себя и, при этом старательно раздувая свой внутренний источник и направляя лёгкие блики магии в тёмные пятна своей покорёженной ауры.

«Конечно, очень смущает наше кровное родство с Елизаветой, но мне известен интересный ритуальчик, который нам поможет этот момент упразднить!» — и с такими оптимистичными мыслями и выполнял утренний моцион.

26 апреля 1891 года.

Москва. Кремль. Чудов монастырь. Храм в честь Чуда Архангела Михаила.

Утро у Его Императорского Высочества, Великого князя Сергея Александровича, начиналось в 6.30 утра. Он вставал, выполнял гигиенические процедуры и шёл слушать молитвенное правило в домовую церковь, а если здоровье не позволяло, то читал молитвы, сидя в своей опочивальне.

После приёма духовной пищи, шёл принимать пищу телесную, то есть завтракать, и конечно кушал только то что дозволял церковный устав этого дня.

На этих завтраках он общался со своей супругой, которая иногда, если позволяло здоровье, присоединялась к его трапезе.

А если была значимая дата или значимый церковный праздник, то вместо завтрака шёл в церковь и молился на литургии, а после неё пил лёгкий чай и отдыхал до обеда, так как покалеченная в детстве спина начинала его сильно беспокоить.

Отдохнув и пообедав, устраивал себе небольшой моцион в виде прогулки. И после начинал заниматься делами службы, ему порученной.

Всё прекрасно и очень правильно...

Но!

«Когда, скажите мне! Когда заниматься делами?! Я во дворцах не мог находиться только потому, что они вообще никуда не спешат и ничего делать не хотят! И здесь опять я попал в эту паутину!» — разорялся я мысленно, стоя на Праздничной литургии.

Сегодня был большой Праздник, и все стояли с какими-то ветками в руках (кажется, верба), мне тоже торжественно сунули в руку этот религиозный символ. В голове мелькало название этого праздника, но мне было скучно размышлять об этих вещах, и я отмёл их как не существенные.

Людей в Соборе было много, и я чувствовал на себе их взгляды. Единственное, что меня утешало, так это исходящие из подземного источника силы магические эманации, которые наполняли мой крошечный резерв чистой энергией Творца.

«Интересно, а кто додумался здесь построить этот храм, ведь это точно не случайность. Надо будет, покопается в документах, и попытаться понять, намеренно ли тут сооружена эта церковь или же это случайность? Но как мне подсказывает интуиция, строители знали, где строят…»

В общем-то, мне было не тяжело стоять и слушать церковную службу, она было красива и достаточно торжественна, единственное, что меня раздражало, так это количество дыма из кадил, что постоянно выпускали дьяконы в мою сторону.

После всех религиозных церемоний и плотного обеда, решил предложить Элли прогуляться по Москве. Но чтобы это действие не становилось тяжёлым мероприятием, сделать это как бы инкогнито, минимум охраны и полузакрытая коляска.

Елизавета Фёдоровна была удивлена и обрадована этому ouvertures. Хоть она и чувствовала себя не до конца отдохнувшей после поезда, да и большое церковное богослужение не прибавило ей сил, такие инициативы исходящие от супруга, были большой редкостью. Поэтому это предложение было ей принято с радостью и воодушевлением.

Через час мы сев в скромное ландо без гербов и украшений, и с четырьмя казаками охраны, проехав через Спасскую башню, двинулись на прогулку.

После всех церемоний и трапезы, после толчеи и каких-то приветствий, с явным контекстом, который мне было лень считывать, после угодливых улыбочек и поклонов, катиться по вымощенной набережной было хорошо.

Солнце было ярким и по-весеннему тёплым, нас обдувал мягкий ветерок, и в воздухе пахло весной.

Мы сидели с Элли, тесно прижавшись друг другу, и мне было очень комфортно с ней, я иногда говорил ей тихонько на ушко всякие благоглупости, она смущённо улыбалась в ответ и не отстранялась от меня.

Народ, прогуливающийся по набережной, вид имел довольный и умиротворённый. После мы повернули к Храму Христа Спасителя и, полюбовавшись его громадой, поехали к Арбатской площади через Пречистенский бульвар.

В какой-то момент понял, что мы уже давно не двигаемся. Приподнялся с сиденья и увидел впереди затор из телег и различных повозок. Решил, что это хороший вариант размяться и пройтись и, весело улыбнувшись, обратился к своей спутнице:

Eure Hoheit würde gerne einen kleinen Spaziergang machen? (Ваше Высочество не хотело бы немного прогуляться?)

Wenn Sie es wünschen, Eure Hoheit.(Если вы так желаете, Ваше Высочество), — ответила она с улыбкой.

Сойдя с экипажа, подозвал охрану. Сегодня нас охраняли казачки из местных.

— Так, мы хотим прогуляться по бульвару, двое идут с нами. Как этот затор рассосётся, нас догоняете. Понятно?

— Так точно, Ваш… — начал он орать, но, увидев мой кулак перед своим носом, уже тихо добавил: — Понятно, Сергей Александрович.

Был он плечист, усат и с заметным шрамом на лице. Его карие глаза смотрели на меня весело и умно.

«Хороший такой экземпляр, надо его запомнить», — подумал я, по- новому разглядывая своего охранника. Тот, тут же поняв, что его оценивают, вытянулся передо мной во фрунт.

Повернувшись в ландо, подал руку супруге. Та смотрела на разыгранную рядом с ней пантомиму спокойно, но с некоторой растерянностью. С небольшой задержкой, она, все же взяла мою руку, и мы пошли прогулочным шагом по бульвару.

Елизавета Фёдоровна, взяв меня под руку, что-то щебетала о церковной службе и нарядах, как надо переставить мебель, и что нас куда-то пригласили, но идёт строгий пост, поэтому мы не пойдём сейчас, а пойдём в другое время, и это надо сделать обязательно. Слушая её, и старался поддакивать в нужных моментах и иногда вставлял глубокомысленные замечания, но кажется не совсем попадал в поток её мыслей и за это меня одаривали чуть насмешливыми взглядами.

Бульвар был люден и звеняще светел, весна уже входила в свои владения, и в воздухе витали нотки набирающей жизни зелени.

По бульвару прогуливалась чистая публика, и на нас с Елизаветой никто не обращал серьёзного внимания, хотя я по временам чувствовал скользящие по нам взгляды. Пару раз нас приветствовали краткими поклонами, но было это ненавязчиво и нам не мешало.

Ещё были всякого рода латошники со сладостями, квасом и какими-то мелочами.

Толи весенний воздух так на меня подействовал, толи близость красивой женщины, что одаривала меня лукавым и чуть насмешливым взором. Но та пружина из страха перед будущим и злости на себя, на ситуацию в которую попал, по большому счёту, из-за своей небрежности. Эта пружина стала ослабляться.

И на краю моего создания появилась мысль, что вообще-то всё и неплохо, и что всё могло быть гораздо хуже и печальнее. И хоть Мир мне попался с около нулевым магическим полем, сама магия всё же есть, а значит, что-нибудь придумаю.

Я всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что сливаюсь с этим миром, с этим телом, с этой жизнью. Ведь теперь у меня память и тело Сергея, а мы с ним абсолютно разные личности, эта моя теперешняя раздвоенность вызывала порой у меня огромное недоумение.

Мне ни когда не нравились религиозные обряды, а теперь я будто бы и жить без них не могу.

Я всегда бегал от любых семейных отношений, а сейчас почему-то очень важно для меня мнение супруги реципиента.

Да мне в голову не могла прийти мысль связать себя узами брака с одной женщиной, да ещё на всю жизнь! А теперь вот — женат! И чувствую себя полностью удовлетворённым этим…

Меня не мучает память о моих наложницах и о той сибаритской жизни, что проводил между своей научной и исследовательской деятельностью.

Теперь же, смотря на окружающих меня людей, я начинал оценивать и взвешивать их поступки через призму памяти и желаний своего предшественника, тем самым как бы полностью уподобляясь своему предшественнику.

«М-да, кажется, личности начинают соединяться, и какая будет доминировать, неизвестно» — подумав, поглядел на спокойное и чуть мечтательное личико Эллы.

«Первое, к чему я должен приступить, конечно, помимо исцеления своего тела, это постараться перенести на бумагу все свои прошлые труды. Дело, безусловно, колоссальное. И хотя многому здесь не найдётся применения, но даже такие знания ценны. Да и основные события прошлой жизни тоже стоит записать, как некие мемуары». — размышляя таким образом, не заметил, как дошли с Эллой почти до самой Арбатской площади.

А на площади было неспокойно, раздавался женский плач, где-то кричал ребёнок, кто-то орал матом.

Я остановился и жестом подозвал охрану, и обратившись к «шрамированному», произнёс.

— А ну-ка, голубчик, сбегай и уточни, что происходит, а мы здесь постоим. Только поживее, пожалуйста, Елизавета Фёдоровна уже озябла. Понял? — посмотрел я на него строго.

— Не извольте сумлеваться, ВашИмператскоеВысочество! — единым словом, негромко выдохнул он, прибавляя к словам терпкий запах табака, резко развернулся на месте и нырнул в переплетение людей, лошадей и телег.

— Die Art, wie er dich mit Augen voller Hingabe ansah. (Как он смотрел на тебя, глазами, полными преданности!) — восхищённо проворковала моя супруга.

Решил не реагировать на её шпильку, думал, что, наверное, надо приблизить к себе этого усатого прощалыгу.

Взмахнул рукой, давая знать второму охраннику, чтобы подошел поближе.

Мне всё больше и больше не нравилась обстановка, творящаяся вокруг. Элли, скорее всего, почувствовала моё настроение и, заглянув мне в глаза, спросила:

— Тебя что-то беспокоит, Серёжа?

В этот момент солнце осветило её чуть выбившиеся локоны, и лик моей супруги приобрёл ангельские черты.

— Когда ты со мною, у меня всё хорошо! — сказав это, взял её руки и поднёс к своим губам, согревая их дыханием.

— Die Leute sehen uns an. (Люди смотрят на нас), — проговорила она чуть с хрипотцой.

— Пусть завидуют мне! — произнёс с улыбкой ей в ответ.

— Ты изменился, Серёжа... — сказала серьёзно она, всё так же вглядываясь своими голубыми глазами, кажется, мне в самую душу.

— ВашеИмператорскоеВысочество, — выдохнул знакомый прокуренный голос рядом с нами, — Там жидов конвоировали, а другие жиды мешают этому делу.

И тут у меня в памяти всплыла информация, относящаяся к этому делу.

«Вот это проблемы мне братец подкинул, удружил так удружил!» — от гнева на свалившуюся ситуацию я заскрипел зубами.

— Кто там старший? Бегом его ко мне, и этих, что остались с повозкой, сюда же зови, пригодятся!

Казачки моего охранения засуетились.

Нашелся городовой, нашлись дворники, которые вмиг разобрались с затором из телег на бульваре.

А я стоял и думал, что мне с этой проблемой делать.

Дело в том, что мой царственный брат решил выгнать из городов одну из самых деятельных национальностей этого мира, а так как они ещё и достаточно сплочённые, то проблемы назревают катастрофические. И основные проблемы я вижу в том, что в их руках сосредоточены большие финансовые потоки. А как известно, финансы правят миром, эта истина применима ко всем реальностям разумных.

И теперь сталкиваются две силы финансовая и политическая, и какая из них одолеет какую абсолютно неизвестно.

В мои размышления ворвался хриплый баритон.

— Околоточный надзиратель Васильков!

И повернувшись в сторону крикуна, я узрел представителя полицейского управления.

Он был здоров, морщинист и бодр. Облаченный в шинель мышиного цвета, полицейскую фуражку на голове и с саблей-селёдкой на боку, вызывал впечатление бравого, но слегка туповатого служаки. Только глаза подкачали — слишком умные.

— Вы узнали Нас, сударь? — спросил я у этого здоровяка. Мне очень не хотелось, чтоб вокруг началась лишняя суета.

— Да, Ваше Императорское Величество, Сергей Александрович! — выдохнул он негромко, но очень восторженно.

— Объясни мне, почему нормально не организовано охранение сопровождающих, и по какой причине вы это мероприятие проводите в Великий Праздник?

— По распоряжению Его Светлости, Евгения Корниловича, удаляем всех жидов, не имеющих разрешение на жительство в городе! А что до праздника, так эти прохвосты только по воскресеньям вылазят из своих нор, вот и приняли решение сейчас их брать, а то растворятся, как снег, и не найдёшь их потом!

Он докладывал о своих действиях спокойно и обстоятельно, и мне нравился такой подход к делу.

— Хочу сам взглянуть на этих жидов, организуй! — приказал я ему и, повернувшись к Елизавете Фёдоровне, спросил: — Ты со мной, дорогая, или побудешь в экипаже? С этими личностями лучше разбираться мужчинам.

— Мне показалось, что я слышала там детский плач, хочу пойти с тобой, — произнесла она тихо.

— Веди, — сказал я околоточному, и мы двинулись в сторону основного скопления людей.