Pov 2

Минни было хорошо. Тусклый свет убывающей луны пробивался сквозь маленькое окошко верхнего этажа Гатчинского дворца. Кровать чуть скрипнула, и могучая фигура её избранника обозначилась в свете ночного светила. Он был полностью наг, только на его могучей груди покоился повязанный на простом кожаном ремешке золотой крест и ладанка. «Господи, какое же чудо! — думала она, разглядывая стати своего любимого. — А ведь Сергей даже не сознаёт цену того, что совершил. Но он точно сделает так же и со мной, что бы мне этого ни стоило!» Сейчас, конечно же, не видно, в спальне царила темнота, да и сорочка была накинута на тело, когда её супруг встал с супружеского ложа, но она чувствовала, где у неё некрасиво и старо. Ведь каждые роды будто забирали из неё часть молодости и здоровья. Надо признаться, что и возраст не шёл ей на пользу.

Мария Фёдоровна очень любила своих детей, но никак не могла смириться с видом своего тела, и каждую свою беременность она сопровождала радостью и печалью. Её муж был слеплен из другого теста, обычно спокоен и уравновешен, его уверенности и упрямости хватало на всю необъятную Россию. И он совсем не обращал внимания на то количество сил, что его супруга вкладывала в поддержание своей увядающей красоты! Ему будто совсем нет дела до её мучений! А сейчас она отчётливо понимала, что готова на всё, чтобы вернулась её красота…

Окно загородила огромная фигура, раздался скрип открываемой форточки, чирканье спичек, и по спальне Императрицы поплыл запах ароматного табака.

— Скоро Георгий будет в Москве, — раздался в тишине голос Императора. Этот голос всегда вгонял в трепет маленькую Минни, ей казалось, что именно такой голос был у великанов сказочного прошлого. И сейчас, когда прошло двадцать пять лет их союза, у неё от звучания голоса супруга в низу живота пробегали мурашки.

— Я уверена, что он ему поможет. Ты же помнишь донесения, он исцеляет людей и от более серьёзных болезней и ран! — приподнявшись на локте, произнесла она. И это были слова любящей мамы. Да, именно — любящей. Ей было всегда стыдно это признавать, но она всегда больше любила Джорджи, чем Ники. Её второй сын был для неё квинтэссенцией качеств, что она так любила в близких. И ещё он был очень похож на её первую любовь, Николая Александровича, что так скоропостижно скончался, заставив её, в итоге, стать женой другого.

— Я тоже на это надеюсь, дорогая, но боюсь в этом себе признаться. Всё-таки он будет наследником Николая, если со мной что-то случится. — Послышался звук глубокой затяжки. — Мне очень не нравится его аморфность, понимаешь? Он славный сын, но правитель?! Не знаю.

Минни увидела росчерк падающей папиросы в окне. Саша всегда был такой, он выбирал людей для нежности и для грубости и никогда не смешивал их. Конечно, он переводил из одной категории в другую, но это всегда были исключительные случаи. Вот как с Сижиком. Его же никто в семействе-то и не воспринимал всерьёз. Конечно, Серёжу все любили, да и образование было у него серьёзным, как почти у всех Романовых, преподаватели были именитые, и, в основном всё те же, что преподавали остальным сыновьям Александра Николаевича.

Но в своей религиозности он переплюнул всех! Из-за этого его не воспринимали как действующее политическое лицо. И когда Саше взбрело в голову назначить Сергея на Москву, в салонах восприняли это как некий анекдот, так как ходило множество пошлых слухов о его "платонических" увлечениях. Слухи были полностью необоснованные и это все понимали, но, как говорится, «на каждый роток не накинешь платок».

— Я опасался их соперничества... — прозвучал голос монарха. Он стоял огромной тенью у окна.

Николай и Георгий, его сыновья, его гордость и надежда. Конечно, как отец, он радовался их талантам, но как императора его удручало, что первенец был «слабоват в коленках», а младший брат — слишком силён характером и честолюбив. Он надеялся, что со временем их противоборство сойдёт на нет, но с каждым годом становилось только хуже. И когда он получил известие о чахотке Георгия, у него было очень двойственное состояние: одну часть души покрывало чёрное уныние, а другая получила успокоение и надежду, что трон империи не будет подвергнут братоубийственной сваре. Тогда в нём боролись два соперника: отец и император. Но сейчас, после нападения японца на Николая, соперники объединились, больше не раздирали императора на части

— А теперь мне стало понятно, что Бог нас не оставил...

Опять в спальне повисла тишина. Она не была напряжённой или интимной; между этими людьми, такими разными и такими близкими, даже тишина становилась диалогом. Эта супружеская жизнь была как пример совместимости несовместимых вещей. Он был огромен и громогласен, груб и прямолинеен. Она же — маленькая и нежная, тактичная и изворотливая. Их союз был идеален до невозможности. Но бремя Власти и обстановка смуты в России, трагическая смерть тестя и это затворничество в Гатчинском дворце всё сильнее и сильнее расшатывали их брак.

И тут появляется тот, на которого и не возлагали ни каких надежд, но в итоге именно он её и подарил.

Загрузка...