Князь Московский

Глава четвёртая

Владимир Алексеевич смотрел на меня сумрачно и тяжело. В этот раз он был одет в костюм темно-зелёного сукна с высоким воротником, а на ногах были лаковые чёрные туфли.

— Прошу прощения, Сергей Александрович, но я не понимаю вашего вопроса, — тактично решил уточнить Гиляровский.

— Понимаете, Владимир Алексеевич, вся наша жизнь каждую минуту требует финансового обеспечения. Буквально. Мы с вами вдыхаем и выдыхаем материю, то есть воздух, газ невидимый. Но ценность его настолько велика, что если мы останемся без него, то очень быстро умрём. Так можно провести аналогию ко всему, что нас окружает. Но сколько можно решить проблем, когда у тебя есть деньги.

Я замолчал и как только уловил желание журналиста что-то мне ответить, продолжил:

— Совсем недавно мой отец отменил возможность за деньги купить чужую жизнь, за это его и убили. Да, да! Я считаю именно за это! Те, кто стоял за этими мерзавцами, они так и остались в тени неизвестности. Ну, думаю, мы их достанем. Так вот, деньги. Я имею в виду не просто монеты или бумажки. Я говорю вам о возможностях менять, не просто увеличивать благосостояние, а именно менять своё состояние, с помощью денег менять само пространство. — На краткий миг я взглянул в глаза Гиляровскому, проверяя, слушает ли он меня.

— Без сомнения, пока мысли человека не будут устремлены к возвышенному и великому, он так и останется потребителем, как животное. Но нам такой человек не нужен, он бесполезен для общества, для Божественного промысла. Нам нужен человек-созидатель, человек-мыслитель, тот, кто будет стремиться к пониманию Божественных законов... А сейчас мы имеем огромную, но очень бедную страну, которая живёт только тем, что выкачивает своё богатство из себя и продаёт в другие страны. Мы страна-колония. Именно так и есть. У нас всё чужое! У нас люди слышат о заграничном, сразу дают кредит доверия этому продукту. И всё равно им, что наше и лучше, и дешевле! Да вот хоть и Вас возьму, Владимир Алексеевич. Сукно на вашем красивом костюме, оно же английское, верно? Верно! И так во всём! Просто замкнутый круг: нет денег — нет производства. Нет производства — нет комфорта. Нет комфорта — нет людей, которые могут быть творцами. Нет таких людей? Значит, нет и нового, нет развития, и опять нет денег. И так по кругу! Мы в плане техническом, социальном и финансовом отстаём от ведущих мировых стран на десятилетия!..

Гиляровский явно такого не ожидал от прихода к брату императора: что угодно, но только не лекцию о геополитике и проблемах в Империи.

«То ли ещё будет, дружок», — думал я, прохаживаясь по кабинету и высказываясь в философском ключе о проблемах страны, ведь именно это так зацепило его при нашей прошлой беседе. «Ты мне нужен, журналистская морда, сейчас я тебя обработаю, а после как разберусь с этими, Торг их дери, накопителями. Тогда станешь мне служить по-настоящему!»

— Социализм и прочие политические философствования хороши только как зарядка для ума! Ведь любой завод — это не только рабочие, это ещё и штат высокообразованных инженеров и управленцев. Их надо где-то вырастить, и это вовсе не крестьянская изба! Им надо нормально кушать и всесторонне развиваться, чтобы получить серьёзное образование! А администраторы? Купцы? Ни одна теория социализма, сталкиваясь с практикой, не выживает!

Повисла тяжёлая тишина. На Гиляровского было приятно смотреть, он был как дворовый кот, застигнутый врасплох, но не запаниковавший и готовый к бою. Видно, своими рассуждениями я разбередил его маленькие секретики.

— Владимир Алексеевич, своими провокационными высказываниями мне хочется донести до вас одну мысль. Что в этом мире всё очень сложно и запутанно... Но при этом ужасно интересно, как вы считаете? — сказал я и улыбнулся этому маленькому, но очень деятельному человеку.

— Вы, без сомнения, правы, Сергей Александрович. Но сейчас Вы сказали очень много важных и сложных для восприятия вещей, и я не смог уловить, чем такой человек, как я, смог заинтересовать вас?

Он продолжал стоять почти по центру моего кабинета, да-да, как раз в центре ритуального круга. А я стоял напротив него в своём тёплом стеганом халате, опираясь ягодицами в стол, и чуть ссутулился, чтобы он не задирал голову вверх, общаясь со мной, всё же я был серьёзно выше него.

— Мне понравилась ваша статья, и я попросил полицейское управление проверить вас на благонадёжность. Не могу сказать, что мне импонируют ваши политические взгляды, но если они не переходят границы законодательства и общественного порядка, то это не важно.

— Я хочу создать новый орган управления. Некий секретариат, в который будет стекаться информация из всего генерал-губернаторства. Где будет проверяться, компилироваться и подаваться мне в виде ежедневных сводок. Исходя из этих сводок, мы сможем вовремя и правильно реагировать на происшествия в нашем городе. К этому будет дополнительная проверка полицейского управления и их действий. Ну и заодно у нас появится возможность почти прямой связи с жителями всех слоёв общества. Для этого организуем новую газету, назовём её, к примеру, «Голос Москвы», ну или как-нибудь по-другому, не важно.

Я смотрел на Гиляровского, по сути своей очень молодого и ещё не до конца утратившего юношеские порывы человека. В нём горел огонь из любопытства, гнева и надежды, он не верил мне мозгами, но что-то из моих слов смогло его зацепить, и в его сердце проснулась надежда, ещё не ясная, не оформленная, но очень желанная.

«Ого, а вот и новые грани моего дара, эмпатия — это хорошо, но теперь её надо учиться контролировать. Мне вот совсем заняться нечем!» — с раздражением поморщился, и видно, моё недовольство Гиляровский перенёс на себя, так как на лице его отразился чуть растерянный вид.

— О, не переживайте, просто в спину вступило. Так вот. Я хочу попросить помочь мне в этом деле. — Я отошёл от стола и сел в кресло у чайного столика и приглашающе махнул на соседнее журналисту. — Присаживайтесь, Владимир Алексеевич.

Тот рассеянно присел на краешек кресла и рефлекторно достал блокнот и карандаш.

— Не, не... записывать не надо: то, о чём пойдёт речь, строго конфиденциально и касается только нас с вами.

Гиляровский, с явным смущением, убрал блокнот обратно во внутренний карман.

— Я предлагаю вам должность своих глаз и ушей. — И пока он переваривал мои слова, продолжил:

— Мы, императорская семья, видим и понимаем, как должна развиваться наша империя, но у нас очень мало людей, которые желали бы помогать нам не за страх, а за совесть. Катастрофически мало тех людей, что трезво мыслят и готовы отдать для этого дела всего себя, притом не испытывая жажды власти и обогащения. Я предлагаю вам должность губернаторского контролёра, секретного контролёра.

У Гиляровского горели глаза от перспективы, ему предложенной. Он стал журналистом только потому, что жаждал справедливости, а тут должность будто его ожившая мечта. Но при этом он очень не хотел лишаться свободы и становиться чиновником.

Для меня его метания были видны и понятны, но уж больно хороша была приманка, так что, решив не давить на него, я чуть хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и произнёс:

— Решение это важное и сложное, нам нужны люди, полностью и трезво понимающие, чего они хотят. Сейчас идите, подождите нас в столовой, пообедаем, и завтра, скажем, к одиннадцати до полудня, вы придёте и скажете своё решение. И если оно будет положительным, то мы с вами обсудим дальнейшие шаги для улучшения жизни граждан нашей империи.

Гиляровский встал и, раскланявшись со мной, вышел из кабинета.

Я позвонил в звонок и у прибежавшего лакея потребовал мой костюм.

Через некоторое время, спустившись в столовую, поздоровался с гостями. Элли передала через горничную, что она плохо себя чувствует и к нам спускаться не будет. Собственно, этого я и ожидал.

В общем, обед прошёл плодотворно, главы моих ведомств пообщались, хоть и чуть стесняясь меня, но всё же достаточно неформально. Конечно, все чуть дичились Гиляровского. Ещё бы! Простолюдин сидит за одним столом с такими персонами, как они! А журналист не робел и постоянно пытался что-то накарябать хоть и на салфетке, ведь блокнот брать в руки за столом было комильфо, а карандаш так и просился в руку, особенно когда он увидел, с кем его позвали отобедать, у него даже глаза загорелись. Это же надо: тут и обер-полицейский, Юрковский Евгений Корнильевич, и и. о. генерал-губернатора, Апостол Спиридонович Костанда, и губернатор, князь Голицын Владимир Михайлович, и голова московский Алексеев Николай Александрович. Ну и, конечно, сам Великий Князь, то бишь я сам, собственной персоной.

В общем, после третьей рюмки все расслабились и стали нормально общаться. Ну как нормально… Мне стали в мягкой форме и завуалированно жаловаться на жизнь и друг на друга, очень воспитанно и тактично, но мне это и было нужно. Надо было их соединить без сословий и «бархатной» книги, без кичения своим богатством и положением. Чтобы начали, наконец, работать. А не мне голову забивать всякими глупостями.

Их, этих чиновников, надо было столкнуть лбами, но так, чтобы не пытались с друг другом меряться положением и связями. А чтоб побоялись в грязь упасть своим несоответствием и незнанием дела, чтоб был передним тот, который имеет Власть и Силу всех их построить вдоль и поперёк.

Собственно, я понимал, что таким образом у них работать не получится. Но! Они хотя бы привыкнут встречаться, а после мы и приведём их к должному порядку.

Мне понравился Алексеев. Да, он был из раскольников, его семья была очень богата и ему эта должность была нужна не для набивания мошны. Просто ему хотелось жить в счастливом городе, и это меня подкупало.

Конечно Николай Александрович сначала смущался и опасался ляпнуть чего-нибудь не того, но водка и его расслабила. И у нас потекла беседа о том, каким он видит будущее нашего города. Голицын тоже начал принимать участие в нашей беседе, но по большей степени вставлял дельные, но всё же едкие замечания. Видно было, что грызла его обида за должность, не доставшуюся ему. Он старался ее скрыть и в моем обществе не проявлять, но по временам эта желчь выплескивалась и на городского голову, и на обер-полицейского, а Костанду старался не трогать, видно, с ним у него было уже общение.

На пятой рюмке я решил прекратить это сближение управляющего коллектива, мне понравилось, что я услышал и как себя вели гости. По сути, Апостол Спиридонович был лишний в нашей компании, дела он передал. Да если честно, и дел он никаких не вёл, его поставили на этот пост ради того, чтобы Голицыну власти не дать. Политика.

Проводив гостей до их экипажей, а Гиляровскому дал свой, который попроще, чтоб почувствовал, как его ценят. В конце нашего прощания всем пожал руки и, чуть омывая их магией жизни, снимал тяжёлые последствии алкоголя. А вот Владимира Алексеевича подержал за руку чуть дольше положенного и, глядя ему в глаза, произнес:

— Я жду Вас завтра с положительным ответом. — и во время произнесения своих слов полностью убрал алкоголь из его крови, добавив ему чуть бодрости и приведя его в лёгкую эйфорию.

Это моё небольшое действие произвело на Гиляровского ошеломительный эффект. Он пошатнулся и удержался на ногах лишь потому, что я его придержал за плечо. Буквально пролетел миг, когда он пришел в себя и взял себя в руки. Изумлённо на меня глядя, молча кивнул и сел в предложенный ему экипаж.

Проводив гостей, послал лакея за отцом Корнелием: пора было посмотреть на дело рук своих.