Глава 28 За всё приходится платить

Она медленно, сквозь силу выныривала из липкого холодного омута тягостного кошмара, который, стоило очнуться, моментально забылся, оставив после себя сосущее чувство пустоты и пронизывающего тело холода. Особенно сильно мёрзла правая нога: даже боль чувствовалась не так сильно, как пронзительный, какой-то тяжёлый и давящий холод. Да и участок левой давал себе знать, и рука, и рёбра…

Ах да — она же сражалась. И получила множество ран. Вспышка удивления: «Жива?!» А потом страх, переходящий в ужас: «Калека! Бесполезна!»

Рядом кто-то пошевелился, и раненая убийца с немалым стыдом отметила, что она даже чужое присутствие умудрилась не заметить. Позор!

Как оказалось, неподалёку сидела Куроме, которая, кажется, задремала в кресле рядом с ней.

«Она сторожила меня. Так романтично!» — на краткий миг эта мысль сумела пересилить холод, опустошение, страх, а также остальные аспекты, складывающиеся в прескверное самочувствие живой, но, вероятно, выбывшей из рядов Отряда убийцы.

Ах, Куроме! Она всегда старается выглядеть сильной и непреклонной, но на самом деле она очень милая девушка, с большим и добрым сердцем, в котором есть место для любви и сострадания. Будь иначе — разве она бы стала сидеть рядом со спящей раненой подругой, потерявшей полезность... и, вероятно, привлекательность?

Сердце кольнуло ледяной иглой, а в животе растеклась сосущая пустота. Сена не боялась смерти, но вот становление бесполезным мусором, от которого избавляются, так и осталось среди самых сильных фобий, несмотря на все изменения в политике командования Отряда.

— Сильно плохо? — с сочувствием и легко читаемой виной спросила миниатюрная брюнетка. — Хочешь пить?

Сена хотела что-то сказать, но пересохшее горло оказалось против, поэтому у неё получилось выдать лишь нечто вроде утвердительного сипа. Куроме понятливо подсунула ей кружку с водой, а второй рукой приподняла голову, и пока девушка маленькими глоточками тянула влагу, изложила последние новости:

— Нападение отбито, — стараясь не показывать эмоций, проговорила Куроме. — Большинство врагов уничтожено, несколько оставшихся — обезврежены и отправлены в казематы для будущих разбирательств и показательной казни. Тяжело раненных, кроме тебя, среди наших нет. Нам с Акирой удалось вернуть тебе ногу и вообще подлатать. Так что не стоит переживать, ты не калека. Восстановишься и сможешь вернуться в строй, — спокойно проговорила брюнетка; однако Сена интуитивно уловила в её тоне нотки неуверенности. — Не завтра и, наверное, даже не через месяц, но сможешь. Родные конечности сохранены, а повреждения энергетики должны со временем, применением алхимии и тренировками, рассосаться. Однако я лечила тебя, используя силу тейгу, поэтому побочные эффекты могут вызвать недомогание, кошмары, немотивированную агрессию и непонятно, что ещё. Поэтому я сижу здесь и присматриваю за тобой, — попыталась рационально обосновать своё присутствие «суровая некромантка».

— Ха, знаешь. После того, как ты это сказала, мне сразу стало лучше, — оторвавшись от бутылки, произнесла Сена, которая не смогла не улыбнуться на такую милую попытку «оправдаться». — Вот что значат нежные и любящие ручки ухаживающей за тобой красавицы, — пошутила она, чтобы уж точно показать свой бодрый боевой настрой.

— Говорю же: я единственная, кто сможет почувствовать отрицательные изменения в твоей энергетике, подвергшейся влиянию негативной силы, и напрямую на них повлиять, — поспешила обосновать своё присутствие Куроме, спрятав смущение за выуженной из мешочка печенюшкой, которую и принялась сосредоточенно грызть.

— Цундере, — улыбнулась ей Сена, ощущая, как наполнившее её сердце тепло разгоняет поселившийся внутри холод и соседствующую с ним пустоту.

— Хм, — сосредоточенно взглянула на неё некроманси. — Интересно, — взгляд тёмных глаз на секунду стал отстранённым. — Кажется, положительные эмоции хорошо влияют на твоё состояние, — заключила она.

— Тогда поцелуй меня, — предложила Сена.

В конце концов, именно об этом она сожалела, когда думала, что умрёт.

— Что? — вскинулась её заботливая сиделка. — Ты же только очнулась после операции! Тебе ведь сейчас плохо и…

— Это всего лишь поцелуй, — мягко перебили её. — Просто будь со мной нежной, Куроме. Пожалуйста.

— …Хорошо, — после недолгой внутренней борьбы ответила миниатюрная сладкоежка.

* * *

— Эй, молодой, что там за шум? — спросил Кляйн у зашедшего внутрь новобранца.

— Так, это… — стянув шапку, почесал тот короткую шевелюру. — К их благородиям гости. Как бы. Ну, и это, значит…

— Так и говори, что ничё не знаешь. Неча тут мямлить да тянуться, — прервал деревенского юношу Нобору. — Мы ж не офицеры.

— Ты за себя говори, — высказался посасывающий сухарь Пузо. — Кляйн у нас нонче сержант. Того и гляди — аж в благородия пролезет… без мыла, ха-ха! — засмеялся он.

— Если кто куда и пролезет, то это вы, господин ефрейтор. Особенно за жрачкой, — подколол товарища Кляйн, обратив внимание на то, что их тройка каким-то чудесным образом оказалась в рядах «солдатской аристократии». Даже Пузо, который во время последней схватки с северянами заработал дырку в ненасытном брюхе, но, к удивлению всех окружающих, выжил.

Кишкоблуд, чьё настоящее имя забыл, кажется, даже он сам, смог дождаться оказавшей ему первую помощь санитарной команды, а потом и операции, которую ему проводила лично одна из столичных воительниц — горячая рыжая красотка по имени Акира — чем мужчина страшно гордился. Он успешно пережил длинный марш и благополучно продолжил восстановление в лагере. Так что когда подлые выкормыши наместника арестовали их генерала, а потом законопатили в тюрьму и их, он уже набрался сил достаточно, дабы пережить заключение с его поганой кормёжкой. Ну а потом, когда справедливость восторжествовала и их благодетели из разведки, которых все бойцы теперь знали поимённо, во второй раз вытащили их задницы из неприятностей, всем желающим из опытных или выделившихся ранее солдат дали унтерские звания.

И нагрузили обязанностями по обучению и муштре новичков, как только рекрутированных, так и поступивших переводом из иных частей. Но куда без этого? Армия!

— Но Нобору прав, — подняв руку, чтобы Пузо не сбил с мысли своими ремарками, произнёс новоиспечённый сержант. — Наша Красная дивизия — не то же самое, что другие. У нас при геройском генерале Джоне бестолковой уставщины да дедовщины не было. И сейчас её не будет. Нам плечом к плечу вражину бить. Не друг друга по мордам охаживать, да под офицерские зуботычины хари подставлять, как в иных местах. Верно я говорю?

Обитатели унтерского закутка дружно его поддержали.

— То-то! — важно махнул пальцем Кляйн и невербально показал юнцу, что он может быть свободен.

Однако безусый рекрут не спешил уходить, решив задать свой вопрос:

— А, это, господин сержант, можно вопрос? Правда, что генерал Джон в одиночку цельные вражьи налёты отбивал? И что он правнучку Мертвителя тренировал? Аль брешут?

— Балда! Сначала надо «разрешите обратиться» сказать. И если разрешат, тогда спрашивать, — попенял Кляйн. — Эх, мало мы вас гоняем! Надо навёрстывать, чтоб офицеру такого не ляпнул никто. Но это завтра. А сейчас ладно — раз любопытствуешь, то садись пока. Стал быть, что знаю, то расскажу.

— Спасибо вам, господин сержант! — юнец, обрадованный, что его не стали «строить» за промах и даже решили просветить, с некоторой робостью присел на край лавки.

Остальные солдаты, заслышав о том, что сейчас будут рассказывать истории, стали перебираться поближе. Особенно те, что недавно перевелись или завербовались. Газеты и раздуваемые ими слухи, неожиданно для подчинённых генерала Джона, сделали рыжего Мастера и его бойцов настоящими легендарными героями, которые умудрились небольшой горсткой сдерживать несметные полчища кровожадных северных варваров. Конечно, не везде о них писали и не везде писали хорошо: хватало на страницах и лжи, и грязи; но учитывая, что на их участке фронта даже таких героев — нелюбимых и ругаемых властями — наблюдался резкий дефицит, общее отношение среди народа, в отличие от многих иных армейских, сложилось вполне положительным.

Благодаря этому флёру славы (а также повсеместно рекламируемой повышенной оплате, отличным условиям и кормёжке) рекрутёры дивизии не знали отбоя от желающих поступить на службу и могли позволить себе выбирать лучших. Даже этот не нюхавший службы юнец на деле является опытным охотником, метким стрелком и вообще очень крепким, здоровым и толковым парнем. Да что там — к ним в дивизию даже воители приходят! На офицерские должности. Причём многие идут аж с северо-востока, где прославилась госпожа Куроме, которая помимо того, что являлась ученицей Мастера Джона, ныне стала кем-то вроде шефа* их дивизии.

/* — здесь высокопоставленный обладатель почётного звания командира, не принимающий участия в управлении военным формированием или, тем более, боевых столкновениях, однако оказывающий подведомственной части своё покровительство посредством улучшения снабжения или помощи в решении различных вопросов, и имеющий преференции от своего положения. В условиях Империи — своеобразная синекура для богатых и родовитых, желающих ощутить свою сопричастность к армии, но не желающих получать соответствующее образование и карабкаться по служебной лестнице./

Могли ли они с друзьями, сидя в обороне и ожидая неизбежной смерти, подумать, что всё так обернётся? Разве только во сне. Сейчас он, Кляйн, сыт, здоров, отлично обмундирован и живёт в отличной, тёплой и сухой казарме. А ещё время от времени получает какие-то добавки в еду, что, как говорят, если усердно тренироваться и ухватить удачу за хвост, могут помочь стать настоящим воителем.

Красота! Чего ещё желать простому солдату?

Справедливости.

Он ясно помнил, как пришли арестовывать генерала Джона, как вокруг вдруг образовался сонм чужих солдат и воителей, что крутились вокруг и раздражали, словно кусачие платяные вши. Помнил, как кто-то из офицеров не выдержал и отреагировал на гнилые насмешки и выпады в свой адрес от наглых тыловых крыс. Помнил, как жёстко гасили вспыхнувший «бунт», как били палками и секли плетьми, как его, также избитого, словно мешок с дерьмом бросили в переполненную камеру. Как зубоскалили тюремщики, и даже их защитники из бывших учеников генерала оказались не в силах серьёзно изменить положение. Разве что хоть кормить начали, да самых слабых и израненных в медблок забрали. Помнил, как им с издёвкой и явным намёком на грязные обстоятельства рассказали о смерти генерала…

Нет, Кляйн с соратниками не забыли того плевка в лицо. Пускай они с благодарностью приняли помощь госпожи Куроме — что являлась одной из немногих власть имущих, которые служили своей стране, а не просто сосали из неё золото — и с готовностью согласились продолжить воевать за Империю под её патронажем.

Но они будут помнить. Не только добро, но и зло. Чтобы когда-нибудь в будущем спросить с предателей за все их грехи!

…Быть может, не столь уж и отдалённом.

Ведь не успел Кляйн, а также присоединившиеся к нему ветераны рассказать новичкам и половину баек, как их вместе с другими ротами выгнали на плац и объявили приказ о скрытном выдвижении части войск в сторону главного города провинции. А ещё там присутствовал сам Кей Ли — заместитель командира особого боевого отряда имперской службы разведки — который в своей знаменитой манере всех подбодрил и заявил, что они идут для усиления надёжных частей, призванных поддерживать порядок.

Намёк на то, что, возможно, им предстоит столкнуться с «ненадёжными» и их хозяевами, мало кто понял — но понявшие потом объяснили. Поэтому, несмотря на поганую погоду, шли с энтузиазмом.

Шли бить знатных воров и вражьих пособников!

* * *

— Ч-что это? — пробормотала Эрис, когда их небольшая кавалькада приблизилась к Скаре на четверть дневного перехода обычного всадника.

— Привет от твоей безумной «подружки»! — разразился лающим смехом Сюра.

Впереди вдоль дороги и словно бы до самого горизонта тянулись столбы с привязанными к ним трупами. Притом эти страшные дорожные указатели продолжали выстраиваться всё дальше от города: Эрис и её спутники прекрасно видели, как кучка рабочих и стражников суетилась вокруг нового столба, который поставили метров за сто от предыдущего. Совсем скоро они закончат свою работу и прикрепят к нему нового «постояльца», штабеля которых дожидались своей очереди в телеге. Люди не обращали особого внимания, с чем им приходится работать, и ворочали мёртвые тела с такими же эмоциями, как брёвна.

Была в этом зрелище какая-то страшная и отталкивающая механистичность. Словно конвейер смерти.

— Нет! — активно замотала головой девушка, отчего её светлые волосы выбились из-под спавшего с головы отороченного белым мехом тёплого капюшона. — Куроме, она не такая… Она способна на жестокость, но устраивать такое… Нет, я не верю в это!

— Не верит она, — с превосходством и затаённым торжеством хмыкнул сын премьер-министра. И уже к другому их спутнику:

— Айрон, расспроси этих. Потом догонишь и доложишь всё мне.

— Есть! — кивнул бывший военный моряк и, пришпорив своего могучего скакуна с примесью крови демонического зверя, унёсся вперёд.

— А разве мы не станем говорить с ними?

— Делать мне нечего. Тратить время на эту вонючую, пропахшую мертвечиной чернь, — презрительно скривился Сюра, который, несмотря на мимолётную радость показанного безумной сукой «истинного лица», всё равно был недоволен их телепортацией в северный регион и последующей за ней поездкой. — Или ты уже передумала встречаться со своей обожаемой Куроме?

— Не передумала! — решительно ответила Эрис. — Даже если ты и твои информаторы правы и это устроила она, я должна с ней поговорить. У неё ведь были причины для… решительных действий. Просто… просто это зашло слишком далеко. И я должна помочь! Вот!

В городе оказалось не лучше. Очень много зло и внимательно зыркающей стражи и патрулей из хорошо вооружённых солдат. Площади, почти каждая из которых стала местом публичной казни, разрушенные здания в центральном районе. Гнетущая атмосфера.

Хотя, что странно, на местных жителей она давила не слишком сильно. Не на всех, конечно: хватало подавленных и потерянных взглядов — но не меньше встречалось и улыбок, и даже какого-то воодушевления. Неужели кто-то может вести себя подобным образом, когда вокруг творится такое? Большинство прохожих, впрочем, не обращали на происходящее внимания, погружённые в свои повседневные дела.

Люди — это существа, которые способны приспособится ко всему, что не убивает их вот прямо сейчас.

Несколько раз они натыкались и на вовсе уж странное и, с точки зрения Эрис, гадкое и страшное: казнь смешивали с платным аттракционом. В защищённой с трёх сторон щитовой конструкции находился казнимый, а перед ним с открытой стороны выстраивалась очередь из людей, которые под надзором стражи покупали у специального человека камни, которые после бросали в несчастного с распухшим от синяков окровавленным лицом.

Азартные крики, споры о том, кто из скинувшихся станет бросать, глухие вскрики несчастного после «удачного» броска, что тут же заглушались радостными возгласами…

Кошмар! Словно не цивилизованные имперцы, а какие-то южные дикари! Варвары! Неужели и это тоже устроила Куроме?!

Эрис уже знала, что тела на столбах — со всей определённостью распоряжение Куроме. Айрон расспросил тех людей и рассказал остальной Дикой Охоте. В последнее время палачи сбиваются с ног, а площади переполнены «благородными и знаменитыми» постояльцами, поэтому трупы тех, кто попроще, приказали развесить на столбах вдоль центральных дорог, снабдив табличками с их преступлениями. Они видели эти таблички. Убийц, грабителей и вражеских агентов действительно нужно казнить по закону. Хоть и без столь… дикарской показательности.

Но там ведь были и просто казнокрады, мошенники, коррупционеры и их пособники. Разве имперское право не рассматривает данные проступки, как преступления средней и низкой тяжести? Да и дворян обычно не приговаривают к смерти, разве что за громкие политические преступления или нечто и вовсе уж вопиющее; чаще наказаниями для благородных служат штрафы и ссылка.

Но тут и так дальняя граница Империи, а Куроме если вообще была замечена в особом отношении к аристократии, то со знаком «минус». Так что как бы Эрис ни хотелось это отрицать, но её подруга вполне могла опуститься до подобных зверств. Тем более после гибели Натала. Он был удивительно добрым и светлым человеком, особенно для убийцы, и положительно влиял на Куроме, которая обычно прислушивалась к мнению лучшего друга.

Почему, ну почему такой, как он — погиб? Это несправедливо, несправедливо! И она так и не написала ему ни одного письма после их расставания. Наверное, он подумал, что она его забыла...

Сердце кольнуло болью, а в животе что-то сжалось от чувства вины.

— Ха-ха, а толково придумано! — восхитился наблюдающий за казнью-аттракционом Сюра, тем самым отвлекая девушку от горьких дум. — Надо найти того хваткого хитреца, который это придумал, и показать отцу. Так зарабатывать на смертниках даже он не догадался, ха-ха!

— Сейчас стукну тебя, — сверкнув глазами, надулась Эрис.

— Я сын премьер-министра, глава Дикой Охоты и твой командир! Ты не посмеешь, ха-ха-ха! — нагло рассмеялся он, и даже получив снегом в лицо, не утратил весёлого настроя.

Почему-то его очень насмешило зрелище. Всё-таки пусть они с Эрис и стали друзьями, но на многие вещи смотрели слишком по-разному, чтобы понять друг друга в полной мере.

С точки зрения хозяина Врат Шамбалы, в его веселье не было ничего ненормального. Картина того, как чернь сама (!) с радостью и улыбками (!) на немытых мордах оплачивает расходы на запрещённые прошлым Императором — а ныне вновь введённые в обиход отцом Сюры — «антигуманные процедуры», казалась ему крайне забавной. Теперь выпады всяких малахольных в сторону премьер-министра, который-де «злит народ жестокими публичными расправами», смотрелись ещё уморительнее, чем раньше.

Человеческое стадо всегда останется стадом, повинуясь кнуту пастуха. Одержимые своими скотскими страстями низкие людишки будут ликующе визжать, лицезря чужие страдания, упиваясь чужой болью и радуясь, что казнят не их. А если позволить смердам ещё и поучаствовать в кровавом развлечении… Ха-ха-ха!

Даже если это выдумала та безумная сука, Сюра готов признать звериную сметку псевдо-Абэ.

Эрис же, бросив в бесчувственного насмешника снежок, раздражённо сжала зубы и решительно зашагала прочь от их группки, навстречу людям, толпящимся вокруг жестокой забавы. Айрон, что стал её сопровождать, пусть и оставил девушке видимость одиночества, отставая от неё на несколько метров, однако продолжал внимательно следить за её безопасностью. Воительница-то она, конечно, воительница, но если вывести за скобки тейгу, который надо ещё успеть применить — пока не очень сильная. А тут прифронтовая провинция, где ранее уже резвились воины духа северян и даже целый тейгуюзер. Сейчас так и вовсе демоны знают, что происходит.

Небезопасная территория. Нельзя снижать бдительность!

— Почему вы это делаете? — проигнорировав стражников, как людей заведомо подневольных, пристала блондинка к одному из ждущих своей очереди метателей камней. — Я ведь вижу, что вы не злой человек. Разве вам так нужно мучить этого несчастного, что вы готовы платить за это деньги? Мы ведь граждане цивилизованной страны, а не какие-нибудь варвары!

— Девчонка! — истерически воскликнул пухлый и несколько неряшливый сосед того мужчины, к кому она обратилась, судя по виду, из опустившихся чиновников. — Мерзкие делишки и «верные схемы» этого вот, ха-ха, «несчастного» мне всю судьбу сломали! А у меня перспективы были! — блондинку схватили за руку. — Понимаешь, перспективы! — дохнул он на неё неприятной смесью запахов чеснока, перегара и нечищеных зубов. — Куда тебе, фифе в шубке… А я им всем! Всем жопы лизал! Всё делал! И где я теперь? Выкинули, как собаку!

Айрон уже хотел вмешаться, встав на защиту Эрис, которая, как говорилось выше, будучи одарённой, пускай и сама могла постоять за себя, причём не только перед агрессивным обывателем, однако оставалась ещё не набравшейся житейского опыта недавней домашней девочкой, а потому растерялась под напором. Впрочем, владельца тейгу-сабли Шамшир опередил тот мужчина, к которому девушка обратилась изначально.

— Утихни ты, бездомный жополиз! — толкнул он неопрятного толстячка. — И девочку отпусти, она ничего плохого не сделала. Нехер было у воров на побегушках бегать. Скажи спасибо, что самого на столб или в тюрьму не отправили.

— Да я! Да ты! — воскликнул настроившийся было на скандал, попавший под следствие и по его результатам уволенный мелкий чинуша. Но поймав суровый взгляд от шагнувшего вперёд Айрона, неодобрение от соседа и профессионально-пристальное внимание стражников, быстро «потух». — Он мне жизнь сломал! — всё же продолжил он, пытаясь то ли оправдаться, толи всё-таки доказать свою правоту. — Я разорён! Всё нажитое эти держиморды забрали! — неприязненно-опасливый взгляд на представителей закона. — И я камнем кинуть не могу теперь, что ли?! Имею право! Если бы не этот, я бы честно работал! Он меня заставлял! — едва ли не взвизгнул опустившийся чиновник и, видя, что ловит на себе всё больше неприязненных, злорадных и откровенно злых взглядов, а также направленных в его сторону саркастичных реплик, ссутулился и отошёл в сторону.

— Но судя по вашим словам — этот человек даже не убийца, — не успокоилась Эрис, обратившись к своему нежданному защитнику, который (не в последнюю очередь из-за аккуратного воздействия силы тейгу девушки, пожелавшей услышать откровенные ответы) таки решил с ней заговорить. — Разве это законно?

— Вижу, ты не здешняя, — вздохнул визави неудавшейся певицы. — Поэтому отвечу: этот вот, казнимый — мошенник, казнокрад и замазан в сношениях с теми, кто продался врагам, по самую маковку. А у нас они недавно чуть не настоящую войну в городе устроили. Поэтому и военное положение сейчас. Таких, как вон тот, — кивок в сторону решившего окончательно исчезнуть скандального, но трусоватого мужичка, — только имущества лишили, если они не смогли объяснить, откуда оно у них или у родни. Да ещё и сверху столько же забрали. И поделом.

От наблюдающих за нежданным представлением людей посыпались одобрительные реплики и возгласы.

— А вот кто главнее и замазан боле, вроде начальника пустобрёха, могли б и сразу казнить, — продолжил мужчина, ободрённый поддержкой толпы и подстёгнутый тейгу Эрис к откровенности. — По ускоренной процедуре, без этих лживых и потонувших во взятках судов. Как с предателями, ближними прихвостнями их и всякой швалью, что грабить и жечь пыталась. По человеку от военных, администрации и судейских, оглашение обвинений, приговор — и вперёд на каторгу, крест или в петлю. Но госпожа Абэ проявила свою, хах, милость — и предложила дать им выбор: или сразу их казнят, или пусть люди решают.

Говоривший постепенно распалялся.

— Камни стоят денег, один человек больше двух раз бросить не может — надо в начало очереди идти. На вечер и ночь их снимают. Если тех, кто хочет бросить камень — мало, и эти продержатся, сколько назначено дней, значит, не так много зла натворили. Просто всё нажитое в казну заберут иль простым людям раздадут, а самих везунчиков подлечат и в тюрьму отправят. А если нет — туда и дорога кровососу! Всё по справедливости. Не как раньше при этих предателях было! Нет у них власти больше! Теперь всем по заслугам воздастся! Теперь честные люди… кха-кха, — оратор, ощутив, что его понесло всё-таки смог взять себя под контроль и оборвать почти вырвавшиеся из него слова крамолы, подозрительно посмотрел на Эрис, однако сразу нашёл лучший объект для нахлынувшей злости.

Судя по взгляду, брошенному на конкретного участника новой «милосердной» практики, мужчина собирался приложить все усилия, дабы он до тюрьмы не дожил.

— Дикость какая-то! — покачала головой, покинувшая толпу блондинка, совершенно не согласная с таким видением справедливости.

Куроме явно ошибалась, когда придумала или одобрила это безобразие.

Во-первых, это просто жестоко (бунтовщиков и изменников обычно распинали, что было ничуть не милосерднее, однако чаще всего это делали с мёртвыми телами; медленная смерть — удел самых одиозных).

А во-вторых, позволяя низким сословиям участвовать в избиении пусть предателей, но достаточно высокопоставленных имперских чиновников, которые чаще всего из благородных родов, можно заронить в их головы опасные семена. А вдруг они в следующий раз решат самостоятельно устроить такое? И не с преступником, а с просто обидевшим их аристократом? Разве Куроме и её друзья не боятся подтолкнуть город к бунту?

Надо обязательно с ними поговорить и убедить прекратить делать глупости!

Примечания:

Пункт тапкоприёма открыт)

Автор и Куроме выражают признательность тем, кто поддерживает текст на Бусти или делает пожертвования на Тёмный Алтарь Печенек.

А.Н. — бечено.

Прямо-таки переворот тележки с пряниками. И Сена жива-благополучна, несмотря на, и порядок в провинции ускоренно, военно-полевыми методами наводится, и Эрис ещё вновь появилась... ляпота!

Загрузка...