Глава 14 часть 2

Сидя на стволе поваленного давней бурей дерева, которое очень удобно упало ровно под разлапистой кроной второго, Акаме смотрела в небо, в ту сторону, откуда должна появиться сестра, и нервно грызла очередной питательный батончик из прихваченных с собой запасов.

То есть со стороны никто бы не заподозрил девушку с очень спокойным лицом, отстранённо рассматривающую небо, в том, что она, оказывается, нервничает. Однако саму себя внешним безразличием не обманешь. То есть можно подавить эмоции и буквально изгнать все лишние чувства и мысли из разума, но... молодая революционерка этого не хотела.

Мысли Акаме путались, а чувства противоречили друг другу.

Желание увидеть родителей и, как сказала Куроме: «Такую похожую на тебя нашу самую младшую сестрёнку», — мешалось со страхом оказаться отвергнутой. В унисон страху звучала обида на родителей, которые когда-то отказались от них с младшей сестрой, а потом завели нового ребёнка. Понимание своей неправоты — Куроме говорила, что их пытались спасти от голода хотя бы таким способом, да и сама девушка что-то такое помнила, пусть и очень смутно — окрашивало обиду в цвета стыда, а он, в свою очередь, будил нежелание сталкиваться с источником подобной бури противоречий. Тейгу, чей безмолвный шёпот, подло маскирующийся под её собственные эмоции, девушка теперь ни с чем не перепутает, лишь раздувал это нежелание, пытаясь исказить его в странные и страшные формы.

Тщетно. Воля бывшей имперской убийцы, что теперь ясно ощущала врага, легко подавляла не принадлежащие ей мысли.

Она ведь действительно очень хотела вдвоём с Куроме отправиться на встречу с семьёй (казалось бы, давно и навсегда потерянной)! Ведь Элитная Семёрка, члены которой когда-то стали для неё практически братьями и сёстрами, а глава и наставник заменил отца — более не существует. И сама Акаме приложила к этому руку, некогда в смертельной схватке убив наставника Семёрки, с оружием в руках пытавшегося остановить попытку Алоглазой оставить ряды Империи. А потом она лишила жизни и Цукиши — сокомандницу, которая попыталась отомстить за лишённого жизни отца-наставника.

Нельзя сказать, что Акаме действительно хотела убить милую и по-человечески тёплую девушку-стрелка, которая просто выбрала не подругу, а семью в лице Гозуки и остальной команды. Отнюдь нет! Тут скорее был виноват проклятый клинок Мурасаме, коварный шёпот которого и сделал своё чёрное дело. Ведь она не хотела убивать ни Гозуки, ни подругу, с которой они вместе росли и за это время стали как сёстры! Просто приёмный отец не оставил ей выбора, а с Цукиши произошла... случайность. Акаме не хотела, но…

Реальность такова, что она всё-таки убила тех, кого любила. Пусть и защищаясь.

Теперь их команда, их странная «почти что семья» исчезла. Большая часть погибла, двое живы, но пропали в неизвестном направлении. И Акаме, которая пусть невольно, но нанесла добивающий удар — осталась одна. Даже младшая сестра стала её врагом.

Ей было больно. Очень.

Девушка на несколько секунд отвела взгляд от неба, чтобы проморгаться от «залетевшей в глаз соринки».

Отголоски тех событий по сию пору царапают не зажившее сердце, тревожа незримые раны внешне холодной убийцы с кроваво-алыми глазами. И шанс на то, что у неё в этом мире осталась не одна лишь Куроме, с которой они тоже чуть не стали смертельными врагами и примирились не иначе, как чудом… Он задевал многие струны её измученной души, заставляя сердце биться быстрее.

…И он же порождал страх быть отвергнутой, запуская весь цикл переживаний заново.

Наконец, в отдалении, высоко в небе, из-за облаков вынырнула небольшая, обманчиво неторопливая точка, что по мере приближения обретала очертания крупной птицы, стремительно режущей слои воздушной стихии. По мере приближения летающего монстра стали проявляться и очертания сидящей на его спине всадницы. А спустя пару минут Куроме спрыгнула с закреплённого на пернатом седла и стремительно двинулась навстречу Акаме, которая вздохнула с облегчением, только увидев ездового монстра (ведь любимая сестра избавила её от тяжёлых мыслей) и радостно шагнула вперёд.

— Куроме, я рада тебя видеть, — едва заметно улыбнулась она, делясь с сестрой всей бурей одолевающих её эмоций одним взглядом... и небольшими изменениями в плотно приставшей к лицу холодной маске.

Встретившись взглядом со старшей сестрой, младшая ничего не сказала: тёмные глаза юной эмпатки отразили беспокойство алых, вернув обратно спокойную уверенность и поддержку, а сама миниатюрная убийца шагнула к Акаме вплотную и молча её обняла. Ведь поймавшая грустинку старшая сестра нуждается в ощутимом доказательстве того, что она не одна. А ещё ей самой очень приятно обнимать любимого человека.

— Летим? — спустя некоторое время спросила Куроме.

— Да, — коротко, но значительно увереннее и спокойнее ответила Акаме. — …Спасибо, — добавила она после некоторого промедления.

Уверенность и молчаливая поддержка Куроме очень хорошо помогли прийти в себя и успокоиться. Будто на несколько минут они вернулись в прошлое и поменялись местами, и Акаме обратилась младшей сестрой, что в поисках поддержки так трогательно держалась за руку старшей. Обычно скупая мимика убийцы, привыкшей прятать эмоции, стала оживать, и девушка подарила Куроме ещё одну улыбку.

— Да, сестра, я тоже тебя люблю, — прекрасно расшифровав молчаливый посыл, ответила та, и действительно потянулась к ладони старшей родственницы, чтобы крепко её сжать.

Взявшись за руки, девушки направились к огромному пернатому хищнику тёмно-синего, отливающего металлом цвета. Вскоре Раух, вновь поднявшаяся в воздух, снова превратилась в небольшую точку, что скрылась за облаками. Теперь уже с двумя всадницами на спине.

* * *

— Ну-ка повернись, — скомандовала я Акаме, придирчиво разглядывая результат своего труда.

— Это на самом деле нужно? — послушно крутнувшись на месте, спросила сестра.

— Нужно-нужно, — уверила девушку я. — «Кровавая Акаме» знаменита не только в стенах Столицы, но и в городах, а также прочих поселениях столичного округа. Тут, конечно, глубинка, а поместье родителей так и вообще в стороне от всех основных дорог; но газеты, где тема убийц из Ночного Рейда снова стала популярной, добираются и туда. А в газетах встречаются интересные портретики. Не хотелось бы пугать семью и вводить слуг в искушение, соблазняя получением награды за донос. Их всех предварительно проверили и более-менее контролируют, но если есть менее рискованный вариант встречи, то лучше не рисковать.

— И ты считаешь, что косметика, украшения и новая причёска — это хорошая маскировка? — подойдя к зеркалу, недоверчиво поинтересовалась Акаме.

— И новая одежда, — добавила я, стряхнув почти невидимую пылинку с надетого на сестру платья.

— Неудобное, — пожаловалась девушка, проведя рукой по длинной и достаточно узкой юбке, хорошо очерчивающей её бёдра и попу. — Я не смогу в нём сражаться.

Надо сказать, что в бордовом платье, с длинными чёрными волосами, заплетёнными и уложенными в сложную причёску и украшенными двумя роскошными золотыми заколками с крупными рубинами и бриллиантами, сестра смотрелась чудо как хорошо. Даже то, что причёска на самом деле не слишком сложна (всего несколько уроков у профессионального парикмахера и гримёра позволили освоить с десяток подобных, а также добавить в арсенал ряд неочевидных женских хитростей) и, вероятно, не идеальна, на общий вид не слишком влияло. Ушки тоже не остались без драгоценных аксессуаров: их украшали серьги на клипсах, что позволило обойтись без проколов. А на шее темноволосой красавицы, неравнодушной к драгоценностям — уж точно не воительницы и не убийцы — висел обманчиво скромный кулон, также входящий в комплект.

Впечатление образ создавал… сногсшибательное. Так и хотелось задержаться в заранее арендованном домике, дабы насладиться им в полной мере и всеми возможными способами!

Нет, не зря я затрофеила данные украшения у семейства нехороших северо-восточных аристократов. Всё же те блестяшки, что добыты ещё у Кукольника — бывшего босса Счетовода — заметно уступали данному приобретению, что создавалось словно бы именно для Акаме. Для её бледной кожи, длинных вороных волос и затягивающих алых глаз.

— Так и должно быть, — кивнула я, мимолётно глянув в зеркало и на своё отражение: моя одежда выглядела менее броско, но по стилю вполне соответствовала наряду, приобретённому для возлюбленной сестры. — Люди в основном ориентируются на общественные ярлыки. Увидев роскошно одетую молодую супругу богатого аристократа, никто не подумает, что она — замаскированная революционерка, даже если заметит некоторое сходство с печально знаменитой убийцей, — Акаме едва заметно, но очень мило надулась, видимо, изображать жену классового врага ей не слишком нравилось. — Скорее, покачают головой на странное совпадение — и забудут. Тем более в этом платье тебе будет непривычно и неудобно двигаться — не забудешь о новой роли. А чтобы ты не хваталась за отсутствующий меч — вот, держи ещё сумочку.

Акаме посмотрела на меня грустными глазами.

— А может…

— Нет, Мурасаме останется в карете. Как и моя Яцуфуса, кстати. Не переживай, это только на первый раз — чтобы все увидели тебя такую и создали нужный образ у себя в головах. Потом можно будет появляться и в одежде попривычней, попроще.

На самом деле те, в чьей верности или способности держать языки за зубами имелись какие-то сомнения — всех проверяли, но некоторых лучше, а других хуже — заранее отправились отдыхать/работать за пределами поместья/по поручению в близлежащий город и так далее. По сути, впечатление создавать требовалось только перед семьёй, а им такие наряды а-ля «званый вечер во дворце одного из лордов» непонятны и даже чужды.

Да, можно было одеться дешевле и утилитарней, но… помимо прочего, я просто очень хотела нарядить сестру, чтобы полюбоваться на неё в таком виде.

Ну, и немного потроллить саму пламенную революционерку заодно с её собратом по разуму.

Акаме с Джином, как мне представляется, на одной волне — но, увидев сестру в облачении «представительницы прогнившего дворянства», приёмыш может опять начать задираться и… найти поддержку в лице представительницы «классового врага».

Вышло бы забавно!

— Хорошо, — тем временем ответила алоглазая убийца, что даже не подозревала о коварных планах, зреющих в моей голове. — Чувствую себя, будто стала младшей сестрой, — едва заметно улыбнулась она.

Что ни говори, но пусть Акаме и себе на уме, но в то же время она по складу характера, скорее, ведомая. И ощущение себя в позиции «младшей» её вполне устраивало, даже несмотря на влияние тейгу. Ну, ровно до тех пор, пока дело не касалось её любимой борьбы за общее благо и прочих странных фетишей.

* * *

Первой карету, заехавшую на территорию поместья, увидела Рейка. Девочка, что с азартом гоняла мяч с детьми местных слуг, довольно настороженно отнеслась к господскому транспорту, запряжённому парой крупных, лоснящихся, породистых лошадей. Дети сразу же перестали играть и по сигналу Рейки укрылись за покрытыми снегом кустами: мало ли? Вдруг старшая сестра приехала? Тогда нужно с восторженным визгом стремительно броситься её встречать — и упросить показать какие-нибудь крутые штуки!

Но когда из открывшейся дверцы, ступая по откидной лесенке, вышагнула очень важная и богатая госпожа в бордовом платье и белом полушубке, Рейка, привыкшая к тому, что от благородных не стоит ждать ничего хорошего — и забывшая, что теперь она и сама относится к данной категории — тут же бросилась к одному из запасных выходов нового, очень большого дома их семьи.

— Братик Джин! Братик Джин! — воскликнула девочка, завидев пятнадцатилетнего парня, с задумчивым видом несущего какие-то бумажки. — Там телега с чужой дворянкой приехала!

— Что? — дёрнулся вырванный из своих мыслей русоволосый парень. — Какая ещё дворянка на телеге?! — тут стопка бумажек выскользнула из-за неудачного взмаха расслабленной от отвлечения кисти и листики красиво разлетелись по всему широкому коридору. — А-а! Чтоб тебя черви съели! — выругался парень.

— А чего сразу меня? — надулась девочка. — Ты сам свои бумажки уронил!

— Не тебя, — отмахнулся приёмный брат. — Листы же по порядку лежали! А теперь… И с какого бодуна я папку не взял?! Чтоб эти бумаги и твоих дворянок лесные твари подрали вместе с их телегами! — тихонько ругался Джин, собирая разлетевшиеся — и не пронумерованные! — страницы. — И чего это за дворянки на обычных телегах катаются? Она сама так назвалась? Небось, мошенница какая. Ну-ка, пошли к нашим охранникам, уж они покажут всяким прохиндейкам!

— Ой! — девочка прижала руки ко рту. — Я перепутала! На карете, а не телеге! — затараторила она. — Красивая такая, с крышей и окнами. Почти как у принцесс из сказок. Красивее, чем наша! У нас простая, коричневая и даже окошко не открывается, а там с резными золотыми штучками, красивыми лошадями и важным возчиком в хорошей одежде, — то ли для придания большего веса своим словам, то ли желая их проиллюстрировать, то ли просто от нервного возбуждения Рейка активно размахивала руками. — Я сначала подумала, что это сестрёнка Куроме в гости приехала. Но как увидела, что это чужая — сразу прибежала сказать!

— Дуй к родителям, а я посмотрю, что там за «принцесса» к нам прикатилась, — кое-как собрав бумаги, скомандовал Джин и двинул навстречу незваным гостям, явно намереваясь продемонстрировать уровень своей «радости» их появлению.

Он предполагал, что это всё-таки Куроме, которая зачем-то притащила с собой ещё одну богатейку, однако решил подстраховаться и позвать пару дюжих охранников, которые по совместительству помогали домашним слугам с (не слишком частой) физически тяжёлой работой. Ха! Кто бы ему сказал, что он, простой деревенский парень Джин — отчаянно бедный, как и почти все деревенские, и не менее отчаянно жаждущий справедливости — будет так легко рассуждать о своих охранниках и слугах!

…Словно он продался. Словно предал всё, во что верил.

Во многом именно из-за этого неприятного чувства юноша — или как он сам считал, молодой, пока неженатый мужчина — и недолюбливал нежданно-негаданно нарисовавшуюся приёмную сестричку. То есть он, конечно, испытывал огромное чувство признательности за то, что разбогатевшая родственница отыскала отца с матерью, которые для него стали едва ли не роднее настоящих родителей, не переживших неурожай и болезни. Был благодарен за её неподдельную заботу, благодаря которой еле ковыляющий и постоянно испытывающий боль отец вновь начал свободно ходить, а мать сызнова расцвела, обратившись совсем и не старой ещё, энергичной женщиной, но…

Эти же действия стали для него наглядной демонстрацией вопиющего неравенства.

Там, где крестьянин или рядовой горожанин, имевший несчастье заработать травму, может надеяться лишь на народные средства, собственное здоровье и родню, которая поддержит в нелёгкую пору (это ещё если поддержит! а то видал Джин и таких мироедов, что лучше пить горькую чашу доли сиротской, чем мыкаться у них приживалой!), богач просто обратится в дорогую больницу, где его полностью вылечат за какую-то седмицу. А то и просто выпишут лекарство…

Которое стоит, словно вся их деревня!

Да чего лекарство?! Когда он, насмотревшись на занятия вечно непоседливой младшенькой с её невысоким и внешне безобидным, но на самом деле чудовищно сильным и быстрым наставником, сам загорелся стать воином духа и подошёл с этим вопросом к учителю Рейки… господин Алекс сразу согласился. Тренировки оказались тяжёлыми, но парень, который прекрасно помнил своё позорное избиение наглыми бандитами, был отлично мотивирован. И спустя пару седмиц у него начало что-то получаться. По крайней мере, заметно возросшая сила и ловкость не позволяли усомниться в том, что Джин развивается. Господин Алекс утверждал, что пока укрепляются исключительно мышцы, а Джину предстоит тренироваться ещё не одну декаду, дабы прорвать предел на пути становления Неофитом — однако он его определённо преодолеет.

Когда удивлённый и воодушевлённый парень спросил: если всё так легко и быстро, то почему так мало воителей? — рассмеявшийся наставник тут же назвал стоимость тех мазей, которые убирали боль, ускоряли заживление травм и подстёгивали формирование правильных мышц, добавок в еду и благовоний, что вступали в синергию с эффектами мази и помимо этого улучшали память с концентрацией, а также иных средств, которые использовал его новый ученик.

Джин впечатлился.

А потом обманчиво маленький и хрупкий воин духа озвучил стоимость алхимии, которая потребуется обделённому особыми талантами парню для перехода на ранг Ученика в ближайший год-два, а не через двадцать лет. Джин был ошарашен. Порядок сумм для становления Адептом и вовсе ужасал. Обычно стремящиеся к подобным вершинам бедные, обделённые личной гениальностью воители становятся охотниками на чудовищ, чтобы добыть хотя бы часть ингредиентов самостоятельно.

Сколько же золота потратила эта мелкая самоуверенная девчонка — его сводная сестра — если даже могущественный воин духа, которому Джин рассказал о фокусе с обычной бумажкой, разрезающей чашку, отзывается о воительнице, способной провернуть такое, с неподдельным уважением? Сам парень не слишком понимал, что необычного в этом фокусе, наставник Алекс показывал вещи в сто раз круче — но на всякий случай сделал вид, что тоже впечатлился.

Скольких простых людей они обделили, чтобы одна-единственная прислужница дворян вкусно ела, сладко спала и вдобавок обрела такую силу? В то, что изнеженная девчонка с гладкими ладонями и тонкими пальцами, никогда не знавшими настоящего труда, охотилась на основных фигурантов леденящих душу страшных сказок — лесных тварей — Джин не верил. А сколько тогда тратит неведомая покровительница Куроме, если она способна позволить себе такое?

И за какие такие заслуги? Просто за то, что родилась в правильной семье?

В рассуждениях доморощенного поборника правды и справедливости имелась заметная толика лицемерия: ведь Джин и сам теперь вкусно ел и сладко спал, превратившись из крестьянина в самое настоящее «благородие», притом не думая от этих благ отказываться. Но он оправдывал себя тем, что они вместе с управляющим действительно пытаются улучшить жизнь простых людей, трудящихся в подконтрольных деревнях. Притом забывая, за чей счёт сие происходит — и кто именно нашёл такого честного, готового стараться не за страх, а на совесть управляющего, которому и самому интересно реализовывать всякие рационализаторские идеи, а также учить своего новоявленного последователя в лице хозяйского сына.

Джин об этих моментах старался не думать, однако подсознательно их признавал, поэтому его неприязнь не переросла в нечто большее. Но и особенной симпатии к послушной исполнительнице воли зажравшихся и прогнивших дворян он не испытывал.

Таким образом, когда молодой человек вышел на ступени, ведущей к парадным дверям лестницы, настрой его был далёк от любезного. Однако все саркастичные замечания, все господские обзывательства — вежливые по форме, но обидные по сути, что Джин тщательно запоминал, готовясь к встрече с острой на язык «якобы старшей» сестрицей, которая любила с ним попикироваться, застыли у юноши на языке, когда он увидел «чужую дворянку». На Куроме, стоящую рядом с эффектной девушкой в распахнутом полушубке и бордовом платье, которое прекрасно подчёркивало крутые изгибы, изящно плывущей над дорогой (на самом деле — опасающейся запутаться в слишком узком и неудобном подоле, а потому осторожничающей) влюбчивый парень никакого внимания не обратил.

Подумаешь, приехала в гости! Она вроде бы присылала какое-то письмо с предупреждением. Какое это имеет значение, когда рядом такая красавица?! Он даже не заметил схожесть лиц двух стоящих рядом девушек. Потому что, ну как можно сравнивать мелкую и плоскую на вид почти девочку с обладательницей таких больших… э-э, выразительных алых глаз.

Мысли в голове путались.

И почему он вышел на улицу в повседневной одежде? Что о нём подумают?! Нужно срочно привести себя в порядок! И что сказать? Его ведь учили, как надо приветствовать благородных, этих самых, как их правильно? Ледей? Нельзя стоять! А то она подумает, что он какой-то деревенский дурачок! Нужно что-то сказать! Что? А! Поздороваться!

— Э-э… здрасьте, — выдавил он, ощутив, как от мгновенного позора полыхнули щёки.

Под холодным безразличием алых очей — уж лучше бы засмеялась или скорчила презрительную мину! — Джин ощутил острое желание провалиться сквозь землю.

А тут ещё эта проклятая Куроме!

— Хи-хи! Кажется, кого-то ошеломила твоя красота, — с противно-ехидной усмешкой сказала она, обратившись к холодной красавице. — Смотри-ка, он даже двух слов связать не может. Буквально. А ты говорила, что мы зря тратили время на наряды…

Бедный парень не вслушивался в речи противной девчонки — явно же насмешничает и позорит его перед гостьей! — пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь. Нельзя стоять, как дурак! Нужно остроумно — и с благородным вежеством! — попрощаться и познакомиться заново, когда он принарядится и успокоится!

Да! Точно! Так он и поступит!

— Я-а… Это… Извините, я сейчас позову родителей!

Примечания:

Пункт тапкоприёма открыт)

Автор и Куроме выражают признательность тем, кто поддерживает текст на Бусти или делает пожертвования на Тёмный Алтарь Печенек.

Делюсь понравившимся: «Путь восстановления» - годнота по Скайриму, про мастера (попаданец в тело ребёнка, впоследствии воспитанного в коллегии магов) вышеозначенной школы: https://ficbook.net/readfic/13064688 Очень необычно и свежо для фэндома: гг не боевой превозмогатор, а маг-исследователь, который и на земле был врачом и учёным. Несколько трусоват (цивилизованному человеку трудно, когда вокруг сплошь суровые головорезы, ещё и на фоне средневекового быта) и плох как боец, но на протяжении всего текста постепенно перебарывает свои недостатки.

У автора есть ещё фик по Геншину, но он мне зашёл похуже.

А.Н. — бечено.

О женщины! Вам имя — злоехидство!

Загрузка...