Дневной ветер встречных слоев воздуха дул в лицо, летящему на крыльях счастья Икару. Так я бы описал ощущения своего пассажира, представляя на месте бездушной игрушки жизнерадостно верещащего ребенка. Знаю, взрослый дядя, предающий плюшевому мишке свойства живого попутчика, выглядит странно. Но так я боролся со страхом высоты, перекладывая всю свою неуверенность на того, кому в самую пору беспокоиться.
Головокружительные аттракционы становились для меня не так ужасны, когда рядом находился знакомый с перекошенным от искренней паники физиономией. Сочувствие, соперничая с брезгливостью, побеждало злорадство и освобождало пространство для уместного веселья, отгоняя безрассудный переполох. В противном случае апатия была лучшим исходом.
Легко найдя выход через западные останки шоссе, мы проверенным мною способом упрыгали по деревьям в выбранном направлении. Набирая обороты от небрежного планирования до беспомощных взмахов, я увеличивал время между падениями, пока это упражнение не стало походить на полет. А затем и высота со скоростью приобрела опасный для неудачного приземления характер.
Подвязанный переработанной растительностью кот не подавал существенных признаков жизни и молча наблюдал за проносящимися джунглями, свисая в качестве моего живота. Мне же удавалось чувствовать скорость передвижения лишь собственными крыльями, которые царапали игривые потоки. Став вторыми руками, они приобретали практическую пользу в течение этого перелета, потеряв статус ветоши.
Стоило лишний раз осечься, чтобы не грохнуться с высоты, перепутав конечности при попытке почесать затекшие участки. Кроме этого, еще и мелкие птицы стайками норовили пойти в лобовую атаку или просто попадались на пути. Из-за чего я поднимался еще выше, где нас никто не беспокоил.
До самого вечера я не приметил значительных изменений в растительном покрове. Леса прореживались и сменялись разноцветными полянками, снова заливая собой горизонт. А на закате я спикировал недалеко от третьей по счету мегаразвалины в поисках привала и последующего исследования достопримечательностей.
Под неестественно зеленой листвой на земле еще лежали грязные остатки снега. Только трава и кусты напоминали о прошедшей зиме своим неприглядным видом. Но животных тут было осязаемо больше на освободившемся от зарослей пространстве. Они лавинами носились между стволов то в одну, то в другую сторону, как транспорт на центральном перекрестке.
В один момент две стаи разношерстных бегунов схлестнулись в масштабной аварии, поедая друг друга на ходу. Те, кто успевал наесться, вырастали на глазах, теряя подвижность. Голодные пытались на них напасть, но те быстро разрывались на куски и выпускали из себя новую орду молодых и еще более ненасытных особей. Как они еще всю планету не захватили?
Подобно пиршеству плоти в бесконечном цикле рождений и смерти это месиво воплощало чью-то неудержимую фантазию о клеточных автоматах в реальность. Или над этим поработала эволюция? При такой скорости появления потомства тут за неделю может вывестись десяток совершенно новых существ. И с таким же успехом исчезнуть навсегда. Если они так тусовались не одну сотню лет, то финала у этой истории можно не ждать.
Оставаться на ночь в такой обстановке мне казалось не то чтобы опасным, а скорее противным. В километре на опушке по пути к остаткам города медленно шевелились странные головоногие создания из камней, переплетенных вьюнами. Там же я заметил знакомых металлических центурионов, соседство с которыми не сулило ничего хорошего. Однако они были неподвижны и бестолково валялись, как природные валуны.
Добравшись до руин, сложенных в искусственный кратер, я обнаружил опущенные дула пушек, протиснутых через баррикады обломков. Внутри стояло еще больше обездвиженных железных воинов. Ничто не указывало на серьезные повреждения, но ни один из них не подавал признаков жизни и не обращал на меня внимания. Чем-то это напоминало заброшенный замок, вокруг которого разворачивалась баталия. Не думаю, что где-то поблизости могли находиться люди.
Забравшись на один из обрубков основания мегаструктуры, я еще раз осмотрелся. На восток и запад неровной извилистой линией тянулись длинные каналы. Между ними, как Великая Китайская стена, возвышалась неприступная насыпь. А дальше на север кучки деревьев одиноко ютились между воронками, оставленными гигантскими червями. Никто другой, имеющий такие следы, мне в голову не приходил.
Я уже смерился с тем, что ночь проведу на обломке несущего шпиля, когда в полутьме заката в одном из лесных островков забрезжил огонек. Кто бы это ни был, так он легко привлекал внимание ночных хищников. И если ему требовалось согреться, это желание могло исполниться только посмертно, ведь жить такому смельчаку оставалось недолго.
Спланировав на противоположную сторону и перебравшись через овраг, я не встретил на своем пути ни одной стремной твари. Но звуки живой фауны, среди которых теперь особенно выделялись завывания, никуда не делись. Отвязав питомца и приказав ему жестом молчать, что он и без того продолжал исполнять, мы осторожно покрались по ухабинам.
— Не стоит меня недооценивать, отродье! Явись на суд божий! Во имя Всевышнего! — ну, наконец-то, я уже не надеялся снова услышать эти набожные бредни на недавно выученном языке. Спиной к костру стоял представительный рыцарь в гордом одиночестве. Видимо, услышав мой лязг, он не стал ждать нападения и принял боевую стойку.
Это был какой-то знатный человек, судя по богатой отделке его брони и шлема, основная часть которой состояла из кольчуги. Из сплошного металла на нем висел крупный набор скейтбордиста и нагрудная пластина, прикрывающая верх живота. На кожаных штанах виднелся кровавый подтек и в целом он имел потрепанный вид.
— Спокойней, брат! Я всего-навсего проходил мимо и решил заглянуть на огонек, — приподняв руки, я вышел на свет. На минуту он замолчал, выставив перед собой меч, сияющий синеватым отливом, характерным для действия кристалла гирзона. Кот держался в тени, а я смотрел, как незнакомец собирается с мыслями. — Рад, что мне не пришлось…
— Кто ты и что здесь делаешь? — прохрипев, перебил он. — Это священное место. Лишь те, кто готов отдать свою душу, могут ступить на путь истины! — о, как. Мать-перемать. Незнание законов в данном случае не избавляло от ответственности. Надо было сперва заглянуть в какую-нибудь деревеньку к приземленному народцу и узнать побольше о здешних ритуалах.
— Прошу прощения, уважаемый, — поклонился я, стараясь придать голосу подобающее благоговение. — Я рыцарь из далеких земель Аскагара, пришел почтить память своих предков и отдать им должное во имя Всевышнего, — авось классическая легенда о священных пристанищах прокатит.
— Глупец! Что за чушь ты несешь⁈ — его рычание, скрытое забралом, явно захлебывалось слюной. — На полях Аскагара нет рыцарей, это земельные угодья и пристанище отбросов! — интересные у Олафа бывшие владения. — Твое присутствие здесь оскверняет не только твоих, но и моих предков! Умри! — его оружие с выпадом уперлось в мою грудь, и ничего не произошло.
В мгновение ока я выхватил лезвие, обезоружив его. Застряв на полпути и не получив желаемого, он недоуменно выставил ладони вперед. Повалив его на землю и сорвав шлем, я увидел седого старика, место которому в доме престарелых, но никак не в глуши, кишащей монстрами. По его лицу пробежало отчаяние, сменившись гримасой презрения. Без обоза с инструментами и помощниками ему и могилу себе выкопать будет нечем.
— Скажи честно, дед. Неужели у твоего Всевышнего так плохо идут дела, что не нашлось тихого уголка, где можно погреть кости на старости лет? Или тебя разбойники ограбили? — нетребовательно и спокойно интересовался я, разглядывая полученный предмет искусной работы с инкрустированным камнем.
— Безбожник! — протянул он с озарением и хитрой ухмылкой. — Глупое порождение отступников. Только таким скотам придет в голову разорять могилы на полях вечной славы! — о-о, ну понятно, болезнь прогрессирует. Можно подумать, сообщество верующих отправляет сюда особо почетных на доблестную смерть. Нравы у них с каждым новым обрядом, или, как любит моя тетка называть все подряд — таинством, выглядели более дикими. Викинги, мать их.
Воткнув меч под ноги, я разодрал шлем, сбросив его обломки, в принципе не предполагающие демонтажа, и стал следить за реакцией упрямца. Знакомый набор брани с проклятьями не заставил себя долго ждать и полился из его рта, пока я массировал шею. Консервная упаковка даже с удобствами оставалась ею, а сейчас этот маскарад был лишним, и мне захотелось размяться. Главное, чтобы этот конструктор получилось собрать обратно.
— Ладно, Мяу, хватит прятаться, — позвал я механического Барсика из пустоты. — Смотри, вот это очень ненормальный дедушка, будь с ним осторожен и ласков. Сейчас таких на поверхности очень много, и если им покажется, что с тобой что-то не так, они тебя быстро убьют, — он послушно выслушивал мои объяснения, пока я сковыривал со своих ступней обувь. — Скажи ему привет.
— Здравствуйте, меня зовут Мяу, а как ваше имя? — конечно же, старик ничего не понял из его слов и лишь продолжал поливать нас гадостями. — Натланган Хайвон? Как интересно, ни когда такого не слышал. Что это за язык? — обратился ко мне пушистик.
— Не знаю, изучай! Но пока он ругается. Назвал тебя «проклятой бестией», — моя ленивая улыбка в ответ хвостатому пугала седого бедолагу. — Не ругайся при детях! — рявкнул я на него. — Он просто спросил, как тебя звать, вот и все! Ни хочешь, не говори. А лучше заткнись! Ведешь себя как баба. Еще одной инквизиторши мне не хватало, — на некоторое время он умолк, а я расположился под деревом наблюдать за пламенем мелкого костерка.
— Чего вы хотите? — нехотя заговорил узник своего разума, когда мне захотелось прикинуться спящим. Наверно, среди своих он занимал почетное положение как воин даже в преклонном возрасте. Но до его заслуг и потенциальной угрозы мне не было дела.
— До твоего вопроса, я собирался дождаться утра, но теперь не знаю. Может, пнуть тебя под зад? — пощурившись на такое заявление, рыцарь недоверчиво посмотрел на свернувшегося возле кота. По старой привычке мне захотелось его погладить. Но, вспомнив, что удовольствие от массирования мягких косточек можно получить, только если они будут настоящими, решил воздержаться. — Никогда не видел домашнее животное?
— Собаки не разговаривают, — обиженно заметил он, не понимая, что дальше делать.
— Во-первых, это не собака, а во-вторых, ты же их не спрашивал, — моя язвительная усмешка ему оказалась не по душе, и я решил сбавить обороты. — Да, да, они действительно не разговаривают, — не стоило доводить до очередного припадка ярости. — А тебе известно, что там, на юге, живут другие люди? И вполне комфортно себя чувствуют, пользуясь такими игрушками, — он, ничего не сказав, поджал под себя ноги и отодвинулся подальше, странно корчась.
— Это не правда, они отключили и сломали все механизмы, когда те вышли из-под контроля. Под управлением остались некоторые системы жизнеобеспечения, — возразил встрепенувшийся калачик.
— А раньше че об этом молчал? У тебя же память отшибло! Погоди-ка, ты уже язык выучил? — привычные нейроноки не блистали скоростью обучения. А тут без дополнительного перепрограммирования и большого набора данных он уже стрекотал, как на родном. И, возможно, имел словарный запас больше моего.
— Были подходящие варианты, проанализировав твой пример и последующий диалог, я объединил их в еще один диалект. Память потеряна не полностью. Мне не задавали вопросов о ситуации в бункере раньше, — брехливая шкурка. Ну ладно, найдется время и для твоего допроса.
— Тебя, выходит, эта проблема не коснулась?
— Я автономный, не зависящий ни от каких систем управления, первый в своем роде, — хвастливый хвостатый, не придавая выражения своим словам, сухо перечислил свои достоинства.
— М-м, — неожиданный стон старика заставил меня насторожиться. Заметив наше внимание, он скорчился, создавая вид грозного воина. — Что смотришь, тварь! Покончи со мной и избавь от своей болтовни! Доделай то, зачем пришел! — похоже, у него была серьезная рана. Кровь не брызгала, но проблему для здоровья это создавало, раз он так отчаянно готовился к концу.
— Лежи, не дергайся, — строго указал я, подползая к нему. Разглядев места возможных ранений, отодвигая его суетливые ручонки, я распорол металлические кольца и содрал нагрудник. Под курткой на оголенном теле обнаружилось множество синяков и пара небольших царапин на правом боку. Одна слегка кровоточащая под ребром казалась очень нездоровой. Походило на гноящуюся травму. — Плохо дело…
— Просто убей… Окажи честь. Вместо диких шавок… — смиренная с участью мольба прозвучала как дружеская просьба, от которой зачесалось на душе. Серьезным медиком мне быть не приходилось. И что тут сделаешь? Заражение неизбежно, медикаментов никаких нет. Возможно, только солдатская выдержка держала его в сознании. А что по такому случаю есть в моей библиотеке?
— Скажи, если бы был второй шанс, прожить новую жизнь в борьбе за близких тебе людей. Что ты за это готов отдать? — он засмеялся. Стоило ли вообще спрашивать о том, что я задумал с ним сделать? Мне таких вопросов никто не задавал. Да и проще было бы оставить его умирать или исполнить его предсмертное требование. Человек и так измучился за отведенное ему время.
— Я уже отдал все ради тех, кто еще молится Всевышнему, — схватившись за мою голову, он надавил мне глаза большими пальцами. — Убей или умри, — был еще порох в пороховницах. Небольшой дискомфорт не мешал мне избавиться от нападающего, но сейчас это уже стало делом принципа показать ему обратную сторону медали.
— Твой бог глотает людей, как ненасытный змей. Ему нет дела до вас, — взявшись его за бока, я принялся за работу, уподобившись своим мучителям. Просмотрев множество экспериментов по изменению генетики и перестройке тела, моя операция незначительно изменяла человеческую суть. Добавляя в него совершенные механики, можно поэтапно добиться многого. Бесчеловечна ли такая модификация? А если она сработает, появится возможность помочь умирающим.
— Что! Что ты делаешь? — схватившись за мои запястья, он освободил лицо от захвата. Грязная кожа с гематомами под моими кистями начала бледнеть и покрываться жилками. Не такого результата я ожидал. Видимо, ничего другого запрограммированные кристаллы духа предложить не могли, кроме дублирования готовой материи. Странно, что они не взяли за основу клетки пациента. Ну, либо его желание исполнится, либо…
— Пришел сюда умереть в славной битве? А тебя раздавили, как насекомое! — процесс распространился на шею и плечи, заставив его задрать голову вверх и заорать, вызывая в округе ответный вой, и теряя сознание.
Неизвестно, когда это все должно завершиться и требовалось ли мое участие, но теперь он походил на зомби. Одной рукой проверив дыхание с пульсом, я оцарапал ему ладонь. Кровь еще была человеческой и по мне холодной, хоть и выглядела светлее, свернувшись почти на глазах. Порез тоже не торопился затягиваться. Оставалось надеяться, что его сознание не повредилось еще сильнее, и к утру он оклемается. А там покажет себя во всей красе.