Глава 6


Куропатки выглядели превосходно. Щедро политые мёдом, они лежали на пышных лепёшках. К птицам прилагались крупные тарханские финики, орехи, горы перетёртой моркови, сдобренной пряными специями, а на десерт — чудны́е продолговатые плоды в зеленовато-жёлтой кожуре.

Вепрь так залюбовался зрелищем, что даже не сообразил сразу, что куропаток всего шесть, и помимо него на них претендуют ещё пятеро крепких молодых мужчин.

Диковинки из коллекции…

Двое чёрных, как смоль, здоровяка с плечами в сажень. Один бритый, другой — нет. У небритого в носу красовалось кольцо. Неугомонный Призрак тут же окрестил его «бычарой».

Двое других не уступали смоляным ни мускулатурой, ни диковинностью. Рослый загорелый мо́лодец разглядывал Вепря с нескрываемым, хоть и явно гнилым интересом. А Вепрь не стесняясь рассматривал его: по торсу, шее, плечам и рукам красавца шла замысловатая вязь узоров, какую обычно носят солёные братья. Загоняют ядовитую краску под кожу с помощью иглы и гордятся без меры: каждая закорючка значит нечто особое. Чем больше узоров — тем успешней пират.

Загорелый сидел в кресле развалившись и мерзко лыбился. А за его спиной высился длинноволосый блондин небывалой смазливости. Гибкий, статный, с яркими изумрудно-зелёными глазами, пухлыми губами и кожей белой, как алебастр.

Пятым оказался паренёк зим шестнадцати. Совсем ещё дитё. Рыжий, точно хурма. Тонкий. Долговязый. И явно перепуганный вусмерть…

Мальчишка пялился на Вепря во все глаза и, кажется, дрожал. С чего бы?

— Это Вепрь, — представил Енкур, нарушая долгое мгновение напряжённой тишины. — Сиятельная Каганэ выкупила его с Кровавой потехи. А это…

Служитель обвёл взглядом честну́ю компанию, но договорить ему не дали.

— Не утруждайся, господин, — изрёк расписной красавец. Говорил он коряво и с сильным акцентом. Напевный тарханский явно давался ему с трудом, но понять было можно. — Я назову всех. Не зря же мне сохранили язык.

— Уж будь любезен, Губитель дев, — кивнул Енкур. — Мне надо спешить. Каганэ заждалась моего доклада. А вы отдыхайте: завтра за вами пришлют.

Он скрылся за резными дверьми и был таков. А Вепрь остался наедине с любимцами Сиятельной Айры. До куропаток, ясное дело, он не добрался…

— Ты, бойцовый хер, — окликнул Губитель дев, едва Енкур покинул чертоги. — Чьих будешь?

Вепрь выразительно промолчал.

— Ах, так, значит? — Губитель вскинул бровь. — Тогда слушай сюда, поросёнок. Я здесь — хозяин всему. И всем. И для каждого тут моё слово — закон. Ясно тебе? А теперь встань на колени и поклонись, дерьма кусок.

Он заржал, и смех подхватили остальные, за исключением мелкого рыжика. Несчастный пацан плотнее вжался в угол и, кажется, даже дышать перестал.

Вепрь скрестил руки на груди и посмотрел на расписного, как на таракана. А для пущей ясности смачно харкнул аккурат ему под ноги. Вообще, начинать знакомство с мордобоя особо не хотелось. Может, ещё обойдётся?

Хотя, вряд ли.

— Языком слижешь, — спокойно вымолвил Губитель дев. — Приступай. Иначе…

На «иначе» рыжий пацаненок выскочил из своего угла, кинулся к расписному засранцу, повис у него на локте и замычал что-то маловразумительное. С великим трудом Вепрь различил «Не надо» и «Пожалуйста». Парню явно урезали язык. Причём, совсем недавно.

Губитель дев отмахнулся от пацана, как от назойливой мухи.

— У нас особый способ учить нахалов, — сообщил он, и его дружки осклабились. — Так всегда было и всегда будет. Другого не дано. Хватайте его, парни. Спускайте штаны. Сейчас покажем поросю, где его место!

— Е-ет! Ет! — запричитал рыжик, проглатывая буквы. — Е адо! Ажауста! Е адо!

Бедолага кинулся к дверям. Хотел, наверное, позвать на помощь. И правильно…

Вепрь управился быстро. Рывок бритого бугая принял на локоть и, превратив нос в месиво, припечатал рожей о колено. Его дружок, бычара, норовил ухватить сзади, но парня подвело кольцо в носу. Вепрь вырвал его к херам, разодрав противнику ноздри, а потом довершил дело смачным пинком. Белобрысый красавчик как-то сразу ретировался, прыгнув за диван, а Губитель схватил со стола нож.

— Сука! — рычал расписной засранец. — Кишки выпущу!

Ой, ли…

От первого выпада Вепрь уклонился, а второй перехватил. Заломил руку до хруста, а когда столовый прибор, годный исключительно для разделки жареных куропаток, с лязгом упал на землю, ухватил Губителя и с разлёту вмазал харей в стену. Дважды.

Когда запыхавшийся рыжик вернулся с подмогой, Вепрь с аппетитом приканчивал вторую куропатку.


Служитель Енкур, сурово сдвинув брови, переводил тяжёлый взгляд с одной разбитой рожи на другую.

— И что здесь произошло? — спросил ледяным тоном. Стражи за его спиной стояли истуканами и держали руки на оголовьях мечей.

— Я упал, — сообщил Губитель дев, украдкой зыркнув на Вепря.

— А они? — Енкур кивнул на темнокожих здоровяков.

— Они тоже упали.

Здоровяки закивали, подтверждая идиотскую версию. Но Енкур оказался тёртым калачом.

— Это правда? — повернулся он к рыжику, и щёки пацана мигом заалели.

Несчастный опустил очи долу и задрожал, как осиновый лист.

«Не может соврать», — догадался Вепрь.

— Главное, чтобы сумел смолчать, — проговорил Призрак.

— Правда? — строго повторил Енкур, вперившись в пацана взглядом.

Рыжик закусили губу и, кажется, всхлипнул. Покосился на Губителя дев, вздрогнул и часто закивал.

— Ну… раз так… — Енкур деланно развёл руками. Ясен пень, Служитель сразу сообразил, что к чему и мигом срисовал виновника всего веселья, но явно не горел желанием встревать: примчался исключительно порядку для. — В следующий раз внимательней смотрите под ноги. Я пришлю лекаря. И раз уж вы покалечились, завтра развлекать госпожу будет новенький. — Он поймал взгляд Вепря. — Весь день.


Кап… кап… кап…

Вода струйками стекает по обнажённой коже. От источника поднимается пар. Горячие ключи бурлят, рождаясь в глубинах земной тверди. Ослепительно яркая полная луна поднимается над Седыми холмами, и в её свете всё кажется волшебным. Хотя, казалось бы, куда волшебнее? Красивая женщина. Тихая, наполненная терпким ароматом луговых трав, ночь. Стрёкот сверчков. Сладость плотской любви и очарование духовной близости.

Хорошо. Так хорошо, что даже немного страшно.

— Что случилось? — она чуть поворачивается, и глаза её блестят серебром.

Он давно подметил, что супруга видит в темноте не хуже кошки.

— Ничего.

— Ты вздрогнул.

— Озяб чутка. — Он прижимает её крепче. Утыкается носом в тёмную макушку, вдыхая запах влажных волос.

Жасмин-чубушник. Такой растёт только на севере.

— Мне кажется, ты хочешь меня обмануть, — говорит неуверенно.

Он усмехается. Вот же! Как ловко навострилась определять помыслы без магии.

— Самую малость, — признаётся он и накрывает ладонью сдобную грудь. Сосок под пальцами мгновенно твердеет, и кровь с новой силой приливает к паху.

Он мог бы любить её всю ночь. Он мог бы любить её всю жизнь. Он мог бы любить её вечность…

— А так можно? — вопрошает она с детской наивностью.

— Мне — да. — Он целует её в шею под волосами и притискивает плотнее. Так, чтоб ощутила готовность к новым подвигам.

Она разворачивается полностью. Обхватывает лицо ладонями. Находит губы губами.

— Не страшись счастья, — шепчет тихо. — Ты его заслужил.

— Ты моё счастье. — Он отвечает на поцелуй, распаляясь всё больше. — Хоть и не знаю, кто ты.

— Это не имеет значения. Гораздо важнее, кто ты. Ты должен вспомнить.

«Должен вспомнить. Должен… должен… должен…»

Голос звучит долгим эхом и растворяется в сумерках.


Вепрь пробудился до рассвета. Зевнул и потянулся в своём углу: на кроватях ему не спалось — слишком уж мягко и бестолково. К тому же, небезопасно.

От сладкой ночной грёзы остались одни ошмётки: Вепрь ничего не помнил. У постели сидел Призрак в чёрных одеждах. Сидел, крутил в пальцах какую-то блестящую цацку и грустно смотрел на него. Кажется, вчера он разговаривал с ним. Или нет? Наверное, просто приснилось.

Загрузка...