Хранители Седых Холмов

Глава 44

Столицу было не узнать. Город сделался чёрным, мрачным, безлюдным и неприютным, точно склеп. Не шатались по проулкам бойкие коробейники, не галдели, отчаянно торгуясь, бабы, корчмари не зазывали гостей отобедать, не звенели бубенцы в лихих златоборских тройках, заезжие купцы не бахвалились диковинками. Казалось, даже позолота хоромных куполов потускнела и лишилась прежнего блеска. Во́роны кружили в сером небе. Выли в проулках голодные одичалые псы. Тут и там шныряли небесные стражи в тяжёлых — точь-в-точь как на плечах Яромира — синих плащах, а жрецы с намалёванными на лбах зенками громко славили Всезрящее Око. В подворотне близ стоков Яр приметил, как мо́лодцы из проклятущего ордена, посмеиваясь, тащат под руки рыдающую простоволосую девку в изорванной сорочке. Отбивать не стал.

Марий, ясное дело, разбухтелся и надулся морским ежом, но… Кто знает, как быстро оживший Горыня выйдет на его след после такого выверта? А светиться сейчас никак нельзя: на кону судьба Холмов и… жизнь Снеженики.

Дождись меня. Дождись! Я уже близко. Пожалуйста, не умирай…

С опустелого торга Яр свернул к пристани. То, что он узрел, заставило взгрустнуть: по деревянной мостовой прохаживались, глухо топая сапогами, синие дозоры. С единственного приставшего шлюпа доносились брань и крики. Доки кишели крысами. Пахло гнильём. Поодаль, у развороченных бочек и ящиков, ничком распластался полуразложившийся труп. Над телом роились мухи.

— Погань… — чуть слышно выцедил Яр.

Надежда найти подходящее судно лопнула, как мыльный пузырь. Теперь по Закатной нипочём не подняться. Ледорез сплюнул под ноги и беззвучно матюгнулся. Сучий потрох! Если так во всех речных портах — плохи его дела.

— Похоже, придётся пересечь Хладоземье сушей, — тяжело вздохнув, изрёк Марий.

— Похоже на то, — угрюмо буркнул Яромир и, натянув повод, развернул жеребца к Малым воротам, что вели прямиком к Новоторговому тракту — самому долгому, муторному, неудобному, но единственно безопасному пути на Север.

Выводы о безопасности, впрочем, оказались несколько преждевременными…

Златобор ещё был виден с холма, когда Яромир наткнулся на обугленные останки сожжённых заживо «небомерзких хозяйских слуг». Он глядел на чёрные, изъеденные огнём тела и понимал: Бахамут неспроста отправился к поляницам. На то имелись основания. И весомые.

Яр сплюнул.

Твою же медь… Чёртов Хотеней вконец озверел! На кой ляд ему сдалось устраивать охоту на ведьм?

— Он лишился вожделенной красоты, — Полумесяц нарушил зловещую тишину, — но не хотел лишиться власти. Признать себя ущербным Хотеней не мог, а потому обвинил во всём колдунов да чародеек, во главе с Хозяйкой. Указать на вражину пальцем дело столь же верное, как бахнуть с похмелья рассолу: завсегда сработает.

— Складно, — холодно согласился Ледорез и тронул коня, оставляя позади жуткое кострище.

Хотеней тянулся к Холмам загребущими лапами, но… Самое время шарахнуть гада по пальцам.

«Он не получит ни пяди Рубежных земель, — мрачно думал Яромир, понукая жеребца. — В краю Холмов уже есть Хозяин. И он способен защитить вассалов и уберечь свою женщину. Кем бы она ни была»

Марий смерил его странным взглядом, но промолчал. Поотстал и слился с густыми, наползающими с востока сумерками.

* * *

Дороги. Постоялые дворы. Густые сумерки. Холодные рассветы…

Яромир двигался на север с упорством пещерного носорога. Шёл грамотно: избегал людных трактов и больших городов, ночевал под открытым небом или не спал вовсе. Снедью затаривался в крохотных селениях гостеприимного Дола, реки переходил вброд, подальше от мостов и караульных.

Синий плащ выручал — всякий встречный-поперечный принимал его за небесного стража, с которыми — как Ледорез успел сообразить — шутки шутить никто бы не рискнул. Этих парней боялись пуще огня, и не зря: им даровалось особое право — без княжьей указки судить всех, кого подозревают в небопротивном ведовстве, чародействе, наговорах и якшании с нечистью. Имелись у синего плаща и недостатки: частенько в глазах селян и людинов читался не страх, а лютая, непримиримая ненависть, с великим трудом замаскированная под покорность.

Хотя… может, это и не плохо. Плащ можно скинуть в любой момент. Главное, чтобы крысиного яду в пирожки не напихали.

Коварная недоля настигла в предместьях Крутой Горки, близ Малахитовой Излучины, где Белая речка сливается с Закатной в ласковых водах Дивного Озера.

Нет, у Яромира не пал жеребец. Не кончилась еда и не иссякли золотые филины. Случилась неприятность иного рода.

На постоялом дворе, где вынудил остановиться зарядивший с рассвета ливень, он обнаружил собственную физиономию на пожелтевшем, косо пришпандоренном к дорожному столбу обрывке пергамента. Положа руку на́сердце, Яромир никогда бы не догадался, что это именно его физиономия — настолько криво намалевал обличье неведомый ваятель, — но описание не оставляло места сомнениям:

«Злодей-лихолюд. Головник и убивец. Насильник. Тёмный колдун. Росту высокого. В плечах сажень. Волосы соломой. Нос кривой. Глаз синий. Через рожу шрам наискось. Скрывается под личиною стража небесного и носит синий плащ. Ищется мёртвым али живьём. За мёртвого полпуда серебра. За живого — десять филинов золотом».

— Твою же медь… — процедил Яр сквозь зубы и глубже натянул сползший было капюшон.

Полумесяц поймал его взгляд. Похоже, они разом подумали об одном и том же.

— Страж с шинкарни, — выпалили одновременно.

— Надо было его убить. — Яромир потянулся сорвать проклятущий пергамент.

— Не торопись, юноша, — раздалось за спиной, и рука замерла на полпути.

Ледорез порывисто обернулся. За спиной стоял старик-скиталец в длиннополой чёрной робе. Тот самый, который застал Яромира за колкой дров на шинкарне и долго разглядывал. Лица Яр не узнал. Голоса, впрочем, тоже. Но повадка…

Ледорез прищурился.

— Я тебя знаю?

— Быть может, быть может, — скиталец скривил губы в лукавой усмешке. — Я вот тебя — вне всякого сомнения. Ну-ка, посторонись.

Он оттеснил Яромира плечом и, опираясь на посох, приблизился к стене. Уткнулся в пергамент чуть ли не носом (видать, глаза подводили) и поцокал языком.

— Эхе-хе… — протянул он. — Беда. Но не катастрофа!

Старик провёл по пергаменту ладонью… и у Яромира чуть глаза на лоб не полезли: чернильные буквы осыпались, словно труха, а на их месте проступили новые:

«Злодей-лихолюд. Головник и убивец. Насильник. Тёмный колдун. Росту высокого. В плечах сажень. Волосы смолой. Нос прямой. Глаз чёрен. На щеке ожёг…»

И далее по тексту.

Изменилась и намалёванная рожа.

— Ничего себе! — присвистнул Марий. — Первоклассное чародейство!

Ледорез нахмурился.

— Благомысл? — догадка показалась совершенно безумной. Имя ректора школы магиков всплыло в памяти не сразу, но всё-таки всплыло, и Яр был этому рад: он чуял, что прав.

— А ты молодец, мальчик! — улыбнулся старикан. — Всегда говорил, из тебя выйдет толк!

— Ты выглядишь иначе.

— Морок, — Благомысл Светлопамятный, глава чародейского Совета Старейшин и ректор школы Магиков, устало махнул рукой и тяжело вздохнул. — По нынешней жизни без него никуда.

Ледорез согласно кивнул и призадумался. А что, если…

— Зачаруй меня, — потребовал он.

— Зачем? — озадачился старец.

— Меня ищут.

— Ищут, — кивнул Благомысл. — Но уже не тебя. Ты хотел сорвать один пергамент, а я мановением руки изменил все, какие есть. Поверь, это надёжнее: морок на тебе и дня не удержится, слетит, как шелуха — слишком уж ты устойчив к магии.

Яромир осмыслил разъяснение и кивнул.

— Как скажешь, — бросил коротко.

Благомысл хмыкнул.

— Ну, раз всё так благолепно, может, угостишь старика гусиными потрошками? Их приготовляют здесь весьма недурственно!

Не дожидаясь Ярова ответа, чародей поднялся по ступеням крыльца, рванул дверь, звякнув колокольцем, и занырнул в уютный, пропахший жареным луком, полумрак харчевни. Ледорез осмотрелся и проследовал за старым знакомцем. Их ждал серьёзный разговор.