Хранители Седых Холмов

Глава 28

Синегорка была жива. Она застонала, когда Яр вытащил её из-под обломков, и с трудом села, уронив голову на грудь. Ледорез оставил её заботам Полумесяца и заторопился к дымящейся чёрной воронке.

Преслава лежала под обугленным телом магриба. Окровавленная. Изломанная. Обожжённая. Лицо её сделалось серым. Губы посинели.

— Я… не смогла убежать… — прохрипела она, и закашлялась. По подбородку побежали багряные струи. — Не успела… Прости…

Яромир сжал её ладонь.

— Ты справишься, — сказал, скрепя сердце. Пришлось стиснуть зубы, чтобы княжна не видела его слабости. Душа горела огнём, и глаза нестерпимо жгло.

— Нет, — слабо улыбнулась она. — Моё время пришло. И нет… — губы дрогнули, и слезинка оставила на почерневшей от гари щеке мокрую дорожку, — … нет большего счастья, чем умереть у тебя на руках.

Последним выстраданным усилием Преслава коснулась его лица.

— Я… любила, — сказала тихо-тихо. — А значит — жила.

Васильковый взор затянуло туманом. Глаза остекленели. Княжна испустила последний вздох.

Яромир проглотил подкативший к горлу ком, закусил губу до крови и судорожно прижал Преславу к себе. Уткнулся в опалённые локоны.

— Прости… — прошептал. — Не уберёг.

«Все, кто тебе дорог — погибнут. Один за другим…» — проскрипел в голове старческий голос.

Сердце рвалось на части, чёртовы слёзы душили, но дать им волю Яр не мог. Не имел права.

Как же больно. Погань… Погань!

Он зажмурился и крепче притиснул княжну к себе.

Так сидел он целую вечность и вздрогнул, когда на плечо легла ладонь.

«Марий…» — подумал Яр, но тут же вспомнил, что друг давно мёртв, и, вздрогнув, обернулся.

Рядом стояла Синегорка. Бледная, как смерть, осунувшаяся, с тёмными кругами под глазами.

— Позволь мне, — сказала она, и Яр посторонился.

Богатырша склонилась над Преславой, тихо прошептала что-то и, осторожно коснувшись, смежила веки девушки.

— Спи спокойно, сестра. Спи спокойно.

Яромир понурился и сжал кулаки. Сестра… Лучше и не скажешь.

Спи спокойно, сестрёнка…

— Мы похороним её, — заявила Синегорка. — По всем правилам обряда поляниц.

Он кивнул.

— Её смерть не была напрасной.

Ледорез вскинул голову и гневно зыркнул на богатыршу. Испепелить бы её взглядом! Жаль, нету магических сил. «Не была напрасной»… Как же! Девчонка. Юная девочка совсем. Ей бы жить да жить! На кой ляд она за ним попёрлась? Чтобы сгинуть в бесплодных пустынях?

— Не надо так смотреть, — спокойно изрекла Синиегорка. — Преслава не дала магрибам подчинить демона. Она спасла эти земли. Ты должен понимать.

Яромир мотнул головой.

— Нет. — Голос предательски дрогнул. — Она погибла из-за меня. Мне нужны были косы, и…

— Прекрати, — одёрнула Синегорка. — Ты сделал то, что должен. Ты многого не знаешь, наёмник. О том, что творится в Хладоземье. Я не успела всего поведать — сам понимаешь, было недосуг.

Что-то в её голосе заставило напрячься.

— Расскажешь? — спросил Яр.

— Позже, — пообещала богатырша. — Сперва надо найти реку.

Яромир озадаченно уставился на неё.

— Так принято, — пояснила Синегорка. — Поляниц отправляют в последний путь по воде. Только так они могут воссоединиться с Великой матерью.

Ледорез нахмурился. Что ещё за Великая мать?

— Не вникай, — посоветовал подоспевший Марий. — Просто отыщи реку. А уж там видно будет.

Яр кивнул. Синегорка приняла на свой счёт и кивнула в ответ.

— Вставай.

Яромир поднялся и выматерился: нога почернела, распухла, кровь пропитала штанину, хоть выжимай.

Погань.

— Идти сможешь? — вопросила богатырша, с сомнением глядя на рану.

— Смогу.

— Хорошо, — кивнула она. — Иди, коли можешь. Княжну понесу я.

— Ещё чего, — буркнул Яромир, плечом отстранил Синегорку и бережно подхватил Преславу на́руки.

Богатырша посмотрела на него, как на полоумного.

— Пошли, — скомандовал Яр. — Надо успеть, пока солнце не село.

* * *

Реку Тамук не случайно нарекли Красавицей. Среди безжизненных равнин, песков и бесплодных земель, она являла собой истинное чудо: неспешно и величественно несла прохладные воды, одаривая берега драгоценной влагой. По всему течению реки раскинулись оазисы. Акации, финиковые пальмы, смоковницы, кипарисы, а ближе к воде — густые мангровые заросли. В рукавах и излучинах белели кувшинки, а у самого устья благоухали лотосы.

По легенде, Тамук была дочерью Балханского падишаха и славилась красотой и добрым сердцем. Знаменитый ратными подвигами багатур Тархан влюбился в неё с первого взгляда. А она — в него. Тархан просил руки красавицы, и падишах Древнего Балха с великой радостью благословил молодых. Они жили счастливо, родили сына, но коварный магрибский колдун похитил Тамук и принудил стать своей наложницей. Несчастная не вынесла позора и сбросилась из окна самой высокой башни. Разгневанный Тархан с нойонами сравнял цитадель магрибов с землёй. По его приказу колдунов напоили молоком, обмазали мёдом, заколотили в корыта и спустили на́воду. Чернокнижники умирали долго и мучительно: шесть дней и семь ночей над прудом не стихали крики, а зловоние разнеслось по всей пустыни. Но горстка магрибов всё-таки уцелела. Они поклялись вечно мстить потомкам Тархана. До тех самых пор, пока не сгинет весь род…

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — вопросил Яромир, стягивая бечёвкой стебли тростника.

Облачённый в одну только нижнюю рубаху, он сидел на склоне у самой воды и мастерил плот. Рядом, в зарослях камыша, лежала обнажённая Преслава. Руки сложены на груди, глаза закрыты, волосы распущены… Казалось, княжна безмятежно спит, и вот-вот проснётся.

Увы…

Синегорка две свечи как отправилась в деревню за — по её выражению — «всем необходимым», и Яромир остался один в компании двух покойников.

Преслава хотя бы молчала…

— За тем, Мелкий, что тебе это всё известно. — Полумесяц уселся рядом. Серебряная лунница блеснула на чёрном кожаном доспехе. — Ты знал легенду и понимал, с какой целью магрибы хотели заполучить демона. Ты поступил достойно. Я горжусь тобой.

Яромир выразительно поглядел на бездыханную княжну.

— Нечем гордиться, — пробухтел угрюмо. — Преслава погибла из-за меня. Как и ты когда-то. И Горыня. И Лютень… — Он крепко затянул узел и обрезал концы бечёвки. — Надо было сдохнуть тогда, в Холмах. Снеженика зря меня воскресила. Теперь и она умрёт. От меня все беды…

Яр принялся сосредоточенно обтёсывать следующий стебель.

— Прекрати, — сказал Марий. — У тебя на лбу аж вены вздулись. А мы оба знаем, кто придёт, если не уймёшься.

Яромир глубоко вздохнул и шумно выдохнул.

— Старик был прав…

— Какой старик?

— Слепец из развалин.

— Что ещё за слепец? — Марий нахмурился.

— Неважно.

— Что «неважно»? — Синегорка появилась из мангровой рощи. На плече богатырша тащила плотно набитую котомку.

— Ничего, — буркнул Яр. Ловко приспособил стебель к остальным, обмотал бечёвкой, затянул узел и срезал концы.

Синегорка глянула с подозрением, но от дальнейших расспросов, слава Небу, воздержалась.

— Вот. — Она поставила котомку и развязала тесёмки. — Самое необходимое.

— Ого! Как ей удалось всё это раздобыть? — Полумесяц подался вперёд с неподдельным интересом, а богатырша принялась извлекать сокровища.

— Полотно на саван, — перечисляла она, точно купец-похвальбец, привёзший с ярмарки гостинцы жене и детям. — Иглы, нитки, ленты, свечи и лучины. Огниво взяла — твоё могло отсыреть. А здесь, — Синегорка протянула свёрток, — пара лепёшек, сыр, казы и немного инжира. Поешь. [1]

— Ешь сама, я не голоден. — Яромир занялся последним стеблем.

— Как нога? — Синегорка устроилась рядом с упругим полукольцом казы в одной руке и лепёшкой в другой.

— Порядок.

— Выглядишь хреново, — сообщила она. — Весь потный и зелёный. Опять рвало?

Ледорез оставил вопрос без ответа и закрепил бечёвку особым образом, продев одну петлю в другую.

— Плот готов.

Богатырша кивнула, наскоро куснула казы и зажевала лепёхой. Отхлебнула воды и утёрлась ладонью.

— Сейчас займусь саваном, — сказала, с неохотой откладывая яства.

— Ешь спокойно, — остановил Яр и подтащил котомку к себе. — Я начну.

Синегорка округлила глаза, фыркнула и чуть не поперхнулась.

— Ты умеешь шить? В жизни не поверю!

Яромир не стал спорить. Молча взял иглу, отмотал нить, сжал пальцами кончик и метко продел в ушко. Откусил нить зубами. Затянул узелок.

— Экий умелец.

Ледорез не ответил. Распределил полотно, примеряясь, и сделал первый стежок. Смертный саван он шил впервые. Так-то больше прорехи латал: частенько портки и рубахи страдали не меньше доспехов — приходилось чинить.

Синегорка смотрела с интересом, неспешно пожёвывая нехитрый свой ужин.

— В Гильдии наловчился?

— Да.

— Все наймиты так могут?

Яр хотел было кивнуть, но осёкся. Марий шил так, будто руки росли из гузна. Один раз умудрился пришить рукав к штанине.

«Это всё от благородных кровей! — возмущался Полумесяц, когда младший мастер всыпал ему по первое число. — Князьям одёжу чинить не положено!».

С тех пор Яромир всегда приходил другу на выручку. Ну… или Марий ухандохавал рубахи так, что никакая штопка не поможет.

— Хей… — голос Синегорки вырвал из воспоминаний. — Ты что, улыбнулся?

— Показалось, — буркнул Яр и сосредоточился на стежках.

— Давай подсоблю. — Воеводица не менее ловко сладила с ниткой и иголкой и принялась за дело.

Они молча шили, а время медленно утекало вслед за прозрачными водами красавицы реки. Солнце неспешно клонилось к закату. Прощальный поцелуй светила так засмущал Тамук, что она покраснела. Блики побежали по волнам золотистой рябью. Высоко-высоко на безоблачном, светлом ещё небе мигнула робкой вспышкой первая звезда.

Наконец, дело было сделано.

— Пора, — сказала Синегорка.

1. Казы — колбаса из конины в кишке.