Хранители Седых Холмов

Глава 49

Несколько долгих мгновений Горыня молчал. Яромир тоже говорить не торопился и от греха гасил мелькавшие в голове мысли.

— Сообразительный червяк, — сказал наконец бывший Пятый. — Таиться наловчился. Но это ненадолго. Признай, прознал, кто я есть?

— Прознал.

Горыня усмехнулся.

— Надеюсь, ты понимаешь, речь не об этом глупом балагане. — Он указал на себя. — Хотя… положа руку на́сердце, этот мордорылый бугай куда лучше того тщедушного тельца, которое так долго являлось тебе в кошмарах. Согласен?

Яр не ответил.

— Ну, давай. Поведай мне свои измышления.

— Зачем?

— Любопытно послушать.

Яромир украдкой переглянулся с Марием, и прочёл в глазах друга решимость.

Ладно. Будь, что будет!

— Ты из Последних, — сказал Яр.

— Верно, — кивнул Горыня, а точнее то, что сидело в его мёртвом теле. — А ты — любимая ручная зверушка холмовой твари. Будем знакомы.

Ледорез пропустил шпильку мимо ушей.

— Как ты высвободился?

— А вот это тебя не касается, — последовал ответ.

— Я знаю, что ты задумал.

— Ну-у-у, это и ежу ясно, — протянул Горыня. — Хотя расскажи. Холмовая тварь говорила, будто человеки умны и способны на большее, чем жрать, гадить и сношаться. Хочу поскорее увериться, что она не права.

Яромир не спешил отвечать. Выжидал. Наблюдал. Прикидывал, как…

— Вещай! — рявкнул Горыня. — Или развяжу тебе язык ворожбой. Хочешь?

— Нет.

— Тогда говори.

— Ты собираешься заполучить Источник и освободить Последних. Всех до одного.

Горыня выслушал внимательно и удовлетворённо качнул головой.

— Складно, чётко, без излишеств, — похвалил он. — Вижу, ты умнее червя. Хоть и ненамного. Может, как таракан, но не более.

— Однако я тебе нужен. — Яромир сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. — И, похоже, не только для бесед. Уважь и ты меня. Поведай, зачем тебе таракан.

— Порученьице выполнить особое.

— Какое?

— А вот этого тебе знать не обязательно.

— И как же я… — озадачился было Яр.

— О, очень просто! — оборвал Горыня. — Пагуба. Это ведь моих рук дело. Скажу честно, та наша первая встреча, когда я заморозил тебя в некромантской башне, одно из самых чудных воспоминаний за последнюю сотню лет. М-м-м… — Засранец мечтательно возвёл глаза к потолку. — Как сладок был твой страх, твоё отчаяние. Истинный нектар! Знаешь, я думал ты сдохнешь. И уже выбрал себе другого наймита, но ты, маленький глупый таракан, рванул наперерез, и вся Пагуба досталась тебе без остатка. Ты впитал её, как губка воду, и… ах, как же хорош ты под ней! Убиваешь, калечишь, пьёшь кровь, жрёшь плоть. Загляденье! Сейчас тебя снова накроет, и ты выполнишь всё, что требуется. Готов?

Горыня сощурил глаза.

— Ты не посмеешь… тварь! — скрежетнул зубами Ледорез.

Рвануть вперёд. Схватить. Вцепиться. Свернуть шею. Долго ли?

— Экса!

Неведомая сила пригвоздила к месту. Даже рукой шевельнуть не выходило. Получалось только злобно сопеть, раздувая ноздри да гневно зыркать глазами.

Сучий потрох!

— Не противься, — посоветовал Горыня. — И не пытайся развеять заклинание. Помни — все, кто тебе дорог, мертвы. Ты — один. У тебя никого не осталось.

— Ошибаешься! — в горницу вломились Благомысл и Гордея Всеокая. Они сбросили морок и выглядели так, как Яр помнил по школе. Сопровождала их крошечка-Хаврошечка, на ладошке которой шипел клубок фиолетово-чёрных молний.

— Давай! — скомандовал Благомысл, и Хавроша запустила сгусток смертоносных искр в Горыню.

Тот без труда перенаправил снаряд взглядом, и молнии с грохотом прошибли потолок. Ответ последовал незамедлительно. Тварь, обернувшаяся Горыней припечатала ладонь к стене и заморозила добрую половину горницы. Благо, Гордея вовремя развернула щит: купол накрыл всех троих, и ледяные иглы разлетелись осколками.

В комнатушке поднялась настоящая снежная буря: метель бесновалась, выла, клокотала, на потолочных балках выросли острые шипы-сосули, каждая из которых могла запросто пробить башку. Дышать стало больно.

— Черви! — злобно прошипел Горыня, и промеж его скрюченных пальцев засверкали белёсые сполохи. — На кого руку подняли? Ваша магия — наш дар. Нова!!!

— Гордея, сейчас! — проорал Благомысл, и чародеи — все трое — схватились за руки.

Яромир не понял, как им удалось отразить удар. Смертельное заклятье наткнулось на невидимую преграду и всей мощью обрушилось на того, кто его послал. С диким воплем Горыня выгнулся дугой, и сверкающая иссиня-белая ледяная корка покрыла его с ног до головы. Только облачко пара напоследок вырвалось из глотки.

Че-е-е-р-в-и…

— Вот же… — Марий даже рот приоткрыл от удивления.

Сам же Яр ничего не сказал. Не мог.

— Гордея, вытащи его, — приказал Благомысл.

— С удовольствием, — ехидно ухмыльнулась седая стервозина. — Только он обделается и месяц будет слюни пускать, мамку звать и агукать.

Перспектива не обрадовала.

Яромир собрался с мыслями. Представил Снеженику. Уютную комнату с видом на холмы. Проливной дождь за окнами. Сытный ужин. Урчанье Когтеслава и треск поленьев в очаге. Представил, как ночью, когда все разойдутся, прижимает супругу к себе крепко-крепко, а она утыкается носом в его грудь. Такая нежная. Беззащитная. Родная…

— Ох ты, ж, ёпш! — Экса отпустила так резко, что голова поплыла. Яромир чуть не грохнулся со стула. Вцепился в подлокотники и выматерился.

— Экая проказница, — с укоризной изрёк Благомысл, но Гордеюшка и бровью не повела.

— Ты просил, я сделала, — пожала она плечами.

— И не поспоришь, — фыркнул Полумесяц.

— Уходим, пока оно не разморозилось, — велел Благомысл.

— Но… Нова смертельна… — хрипло выцедил Яр, ухватившись за шею: глотку словно огнём жгло.

— Не для этой твари, — снизошла до разъяснений Гордея. — Чары сдержат её, но ненадолго, так что пошевеливайся!

Все вместе они выбрались в узкий предбанник, и Благомысл запер дверь на засов.

— Запечатай его, — кивнул Яромиру.

— Запечатать? — Ледорез всерьёз не понял, что от него хотят. — Но… как?

— Своей кровью, дубина стоеросовая! — рявкнула Гордея Всеокая. — Неужто ещё не дотумкал, что к чему⁈

— Остынь, душа моя, — мягко осадил Благомысл. — Негоже смущать мальчика раньше времени. Всему свой час.

Яромир глянул свирепо, но рассусоливать не стал. Полоснул кинжалом по ладони и приложил пятерню к затвору. На дереве остался красный след.

— Великолепно! — похвалил Благомысл. — Может, не поздно продолжить обучение? А, Гордеюшка? Что скажешь, милая?

— Только через мой труп, — заявила милая Гордеюшка и, потрясая гигантским седым пучком, первой заторопилась по сходу.

* * *

Бахамут поджидал их у малых ворот. Как удалось трепястоку улизнуть от любопытных стражей оставалось загадкой. Яр искренне надеялся, что взрывать никого не пришлось. Хотя…

— Ну! — сердито крикнул Бах. — И где вас носит? Сколько можно ждать⁈ По вашей милости я таки пропустил второй завтрак!

— Прости, почтенный, — изрёк Благомысл, и Яр сообразил, что маг и трепясток успели зазнакомиться. — Попали в непогоду.

Это удивляло. Но больше всего удивляло, что Бахамут озаботился выездом. И каким! Три лошади под его приглядом смиренно ждали седоков.

Бахамут помог Хавроше взобраться на каракового жеребца, к которому девчушка явно приладилась, пока искала магиков в лесу — так ловко она взялась за поводья и ласково, безо всякой опаски потрепала коня по загривку. Компанию ей составила Гордея. Водружать чародейку в седло пришлось всем миром: она кряхтела, ругалась, упиралась и сваливалась, но наконец всё ж таки уселась.

— Смотри, не расшиби! — велела Гордея Хавроше, и девочка, кивнув, ударила жеребца пятками.

Каурую Бахамут предоставил Благомыслу.

— Надеюсь, она знает дорогу, — сказал старый чародей, принимая повод.

— Получше многих, — фыркнул трепясток и шлёпнул кобылу по крупу. — А ты чего обмер? — окликнул Бах Яра. — Али не признал скакуна?

Яромир скакуна признал. Сразу. Просто глазам не сразу поверилось.

Могучий, высокий и чёрный, как сажа, со сверкающими изумрудными глазами и… пушистым кошачьим хвостом.

— Мяу, — сказал конь.

— Вот и свиделись, Когтеслав свет Долгоусович, — улыбнулся Ледорез и, погладив чудо-коня по шее, ловко запрыгнул в седло. Подал руку Бахамуту. — Ну, что? Поехали?

— Поехали? — с нарочитой удивленностью переспросил трепясток и тут же зычно скомандовал: — Полетели!

Стукнув копытами, чудо-конь взмыл над острогом, над кучерявыми золотыми дубравами и серебристыми лентами рек, над синью сжатых полей и частоколом угрюмых северных сосен, над оврагом, где воссоединилась счастливая трактирная чета (Бахамут лично проследил за этим, о чём не преминул сообщить) и над разорёнными деревнями Предгорий, где всё ещё полыхали костры Всезрящего Ока. Скакун мчался быстрее ветра. Летел, ныряя в облака и рассекая тучи. Он нёс Яромира в Холмы. Домой. К любимой женщине…