Бой барабанов оглушал. Совоглазы дёргались под ритмичные удары, кружа в странном своём танце. Шаманы ухали. Копья стучали о землю. Языки костра взвивались до небес во славу блистательной тсары, и едкий от волшебного порошка дым чернел, поднимаясь столбом над чащобами такими густыми, что даже солнечные лучи застревали в листве.
— Карра-хо! — кричали пернатые нелюди. — Карра-хо!
Яр помнил, что это значит. Большой огонь…
Тсара восседала в плетёном кресле на верхнем ярусе нового гнездовища. Глядела величественно, строго, как и подобает господарке. От балахона цвета ляпис-лазури с ядовито-жёлтыми вставками рябило в глазах. Побрякушки блестели в отблесках пламени. На пернатой голове сиял, заметно съехав на бок, нарядный самоцветный венец — подарок Бахамута. Клювоносые птенцы без устали обмахивали госпожу опахалами.
— Кар варра кохор-ро? — вопросила тсара, смерив гостей презрительным взглядом.
Бахамут изобразил замысловатый поклон и обрушил на полуптицу сокрушающий водопад лести.
— О, пресветлая, сияющая, блистательная, великолепная госпожа! — Пел он. — Твоё величие, ум и красота известны даже за морями! Ты так прекрасна, что даже звёзды меркнут рядом, а луна стыдится собственного уродства!
Яромир молча стоял рядом и шарил глазами по гнездовищу. Новое убежище было меньше прежнего, сгоревшего, раза в четыре. Ряды обитателей тоже знатно поредели. Да уж… Хотеней плотно взялся за совоглазов: по его приказу ратники разоряли совиные дебри, вырубали вековые деревья, выкорчёвывали пни, осушали болота. Птицелюды покинули насиженные места и ушли в чащу так глубоко, что редкий охотник отыщет следы, но этого оказалось недостаточно — князь Перелесья вознамерился истребить совоглазов. Всех до единого.
— Какие пёрышки! Какой изящный клюв! — распинался Бах. — А голос… — он деланно закатил глаза, прижав к груди ладони. — Голос слаще мёда! Нигде такого прежде не слыхал!
— Ха! А хитрый перец умеет найти подход к женскому сердцу! — усмехнулся Марий. — Не то, что ты.
Яромир ответил другу замогильным взглядом.
— Кар варра кохор-ро, — повторила тсара заметно мягче. — Рере.
— Мы пришли просить… Нет! Молить тебя о помощи, о великолепная тсара, да ниспошлёт тебе Небо сотни здоровых яиц!
— Каро уруру?
Бахамут ткнул Яромира локтем.
— Нам не нужно уруру, — сказал Яр. — Мы предлагаем союз. Против Хотенея.
Заслышав имя, Тсара взвилась так, что перья встали дыбом. Она выпучила глаза, вскочила и принялась смачно плеваться, приговаривая:
— Прашарра́! Прашарра́! Тьфу! Тьфу! Тьфу-у-у!!!
— Прашарра́! — подхватили остальные птицелюды. — Прашарра́! Прашарра́! Тьфу!
Как и тсара, они тоже плевались, шипели и нахохливались, сердито топоча когтистыми лапами, и растопыривали руки-крылья. Даже птенцы, и те побросали опахала. Все раскудахтались, кто во что горазд.
— Прашарра́? — нахмурившись, повторил Яромир. — Что это значит?
— Про́клятый, — подсказал Марий. — Тот, кого даже сожрать зазорно.
— Они его крепко не любят, — хмыкнул Бахамут.
— На то и расчёт, — отозвался Ледорез и, понизив голос, коротко приказал: — Доставай сундуки.
* * *
Лютень и матёрые полуволки без устали орудовали лопатами. Молодняк обтёсывал колья.
— Думаешь, сработает? — вопросил Марий.
— Должно, — откликнулся Ледорез. — Лишним уж точно не будет.
Они стояли плечом к плечу, скрестив руки на груди, и наблюдали за действом.
— Ой, не могу! Вот умора! Держите меня семеро! — Раздалось сверху, и Яр вскинул голову. Люсинка разлеглась на толстой ветке, точно лесная кошка. Рыжие волосы, белая кожа, красные губы… и ни клочка одежды. Вот же… — Только поглядите на это! Собаки роют собачьи ямы! Х-ха!
— Это волчьи ямы, кровососка, — спокойно изрёк Лютень, утирая пот со лба. — И, если не уймёшься, сверну твою поганую шею.
— Сперва достань, — Люсинка сверкнула улыбкой.
— Уж я достану, — пообещал Лютень, оскалившись.
— Руки коротки!
— Зато лопата имеется! — Оборотень метнул нехитрое орудие, точно копейщик копьё, но упырица в последний момент увернулась. Согнув ноги в коленях, ухватилась ими за сук, и свесилась вниз головой. Обиженно надула губы.
— Хозяин! — крикнула Яромиру. — Меня обиж-а-а-а-а-ют!
Яр устало вздохнул. Вот же чертовка неугомонная! И ведь никак не урезонишь.
— Чего надо? — спросил, взглядом останавливая Лютеня от дальнейшей расправы.
— Мне? — удивлённо вопросила упырица. Она всё ещё болталась голышом вверх тормашками, и оторвать взгляд от её прелестей оказалось сложнее, чем Яр думал. — Это тебе надо, глупый маленький бычок! Я пришла предложить помощь.
— И какую?
Люсинка довольно хмыкнула и без усилий приняла вертикальное положение. Уселась на ветке, свесила ноги и принялась ими болтать.
— Могу сделать кусь плохим мальчикам, — промурлыкала она, игриво склонив набок хорошенькую головку. — Хочешь?
Яр смерил упырицу холодным взглядом. Чертовка. Чертовка и есть!
— Эх… Отжарить бы её! — мечтательно вздохнул Марий.
Ледорез строго зыркнул на товарища и вернул внимание Люсинке.
— Цена?
— Фу-у-у, ну какой ты противный! — капризно протянула вампирша. — Я же исключительно по зову сердца!
Её сердце Яр хранил под замком, а потому не строил иллюзий.
— Говори, чего хочешь взамен.
Люсинка спрыгнула с ветки. Приблизилась, соблазнительно качая бёдрами. На белом лобке горела рыжая поросль.
Марий сглотнул. Яр не дрогнул.
— Один сладкий поцелуй, — томно прошептала она, положив ладошку ему на грудь, — и отряды Хотенея превратятся в фарш. Согласен?
Ладошка скользнула ниже, но Яр перехватил узкую длань.
— Целоваться не будем, — заявил коротко и добавил: — Захочешь крови — могу устроить. — Для пущей убедительности он выхватил кинжал и чуть коснулся лезвием запястья. Красная капля скользнула по коже.
Люсинка уставилась на неё, точно кошка на мышь, сглотнула и содрогнулась всем телом. Взгляд её утратил всякую томность и сделался стеклянным, как у любителей грибного чая. Казалось, ещё мгновение, и рыжеволосая красавица примется вылизывать траву, в которую упала багряная росинка.
— Идёт? — строго спросил Яр, вырывая вампиршу из полузабытья.
— Идёт, — холодно ответила та, с видимым усилием взяла себя в руки и, выдавив натужную улыбку, небрежно бросила полуволкам. — До скорого, пёсики!
Лютень запустил в неё комком глины, но Люсинка успела раствориться в воздухе.
— Ты позволишь ей себя пить? — Снеженика возникла за спиной так внезапно, что сердце подскочило к глотке. Яромир мысленно матюгнулся. Вот же… волшба, ети её конём!
— Самую малость. — Он поймал руку жены и чуть сжал тонкие пальцы. — Без вреда.
— Бах говорит, от твоей крови она дуреет.
— Дуреет, — подтвердил Яр. — И ради пары капель горы свернёт. Это куда надёжнее… «сладких поцелуев».
— Правда? — наивно вопросила Снеженика, устремив на него доверчивый серебряный взгляд.
Яромир хмыкнул.
— Ты что же, совсем не ревнуешь?
— А должна? — Снеженика всерьёз озадачилась. Даже лоб наморщила. — Если надо, я могу! — Сообщила с готовностью.
— Нет. — Яр прижал её к себе. Уткнулся носом в тёмную макушку и усмехнулся про себя: ревнивый дракон, должно быть, та ещё веселуха! — Не надо.
— Даже если Бах присоветует?
Вот же!..
— Особенно если Бах присоветует.
Снеженика улыбнулась и крепче обняла его.
— Хорошо. Не буду. — Слава Небесам! — Я зачаровала замок, как ты просил. Хочешь взглянуть?
— Хочу, — прошептал Яромир ей прямо в губы. — Осмотр начнём с опочивальни.
— Как скажешь. — Она обвила его шею руками.
Поцелуй вышел сладким и долгим. Нежным. А лес вокруг заискрился, вспыхнул мириадами сияющих осколков, сделался ярким до рези в глазах и пропал: Снеженика перенесла их прямо в кровать, и Яр не стал тратить времени даром…